В поисках апполона. - Юрий Аракчеев

Любовь Елены Леонидовны простиралась практически на все многообразное царство Флоры. Даже одни только названия здешних трав звучали в ее влюбленных устах как музыка:

— Полынь по-латыни называется артемизия, что значит «пахучая», а ферула означает «смолоносица». Кузиния здесь тоже прекрасная, вы обращали внимание на кузинию? Или вот флёмис, мохнатый такой, почти белый, седой… А как вам аканталимон? Понравился?

Пожалуй, именно с Леной мы больше всего находили общий язык, хотя к бабочкам она, как ни странно, была совсем равнодушна. В этом отношении меня, как я уже говорил, поражала эрудиция Георгия Петровича Гриценко, и теперь, узнав, что я отыскал Дельфиуса, он сказал, что может быть здесь и Аполлон Тяньшанский, то есть по-латыни «парнассиус тяньшаникус», он гораздо крупнее Дельфиуса, отчасти похож на Аполлониуса, но только темнее и еще более мохнатый, чем Аполлониус.

Охотясь за желтушками, я обратил внимание, что одна из них — она промелькнула вдалеке — не зеленая (желтушка Вискотта), а оранжевая, почти красная. Сначала не придал значения этому, думая, что мне просто-напросто показалось, но, пока шел обратно, а особенно теперь, вечером, все больше и больше вспоминал Красную бабочку. И я спросил Жору, может ли такая на самом деле быть.

— А почему ж нет? Может, конечно. Романова желтушка. Желтушка Романова, вполне возможно, — как всегда, повторяя, ответил он.

И, помолчав, как бы осмысливая, добавил еще раз:

— Очень может быть. Желтушка Романова. Колиас романови. Редкая бабочка, но может быть вполне. Красно-оранжевая, почти красная, с черным рисунком.

И я понял, что обязательно, обязательно должен ее найти. Красная бабочка!

А вот кто был недоволен результатами сборов и наблюдений, так это зоолог Вера Григорьевна.

— Животный мир беден, беден, — с печалью говорила она. — Птиц мало, не то что крупных животных. Мы, конечно, заповедник до конца еще не исследовали, но я уже вижу. Кишлак слишком долго здесь существовал — все выбили. Не знаю, был ли смысл здесь заповедник организовывать…

С ней соглашались Георгий Петрович и Тахир, который хотя и сдирал по своему обыкновению кожу с каких-то убитых птичек (смотреть на это никому из нас не было приятно, и Тахир сидел за складным столиком в одиночестве), однако с печалью покачивал головой сразу по двум причинам: и потому, что ему все-таки жалко было птичку, и потому также, что птичек, которых, обдирая, он будет жалеть, слишком мало.

Да, общее мнение: поздно. Поздно спохватились делать здесь заповедник. Арча все-таки сильно вырублена, численность животных подорвана. Хотя поздно — это все-таки лучше, чем никогда, но факт сам по себе заставляет задуматься: вовремя все-таки лучше, чем поздно. Теперь задача — восстанавливать арчовые заросли, строго охранять и, может быть, даже расселять здесь зверей.

Только мы с Леной Богдановой были довольны: она потому, что травы все-таки еще оставались, я потому, что хотя и с трудом, но отыскал Аполлона. И видел Красную бабочку.

— Поздно, поздно, — с горечью повторял Жора, когда мы перед сном опять говорили с ним о судьбе заповедника. — Поздно! Ты обратил внимание, сколько арчи вырублено? А в Ташкургане видел сколько шлака? Тут ведь даже металл выплавляли, а на чем? На арче! И на постройку домов шла арча, и на отопление. Триста двадцать четыре двора — шутка ли?! Чего ж тут теперь заповедовать? Содыков чем хвалится? Кабан, медведь белокоготный, сибирский козел — так это ведь и в других местах есть. Говорил, что барс есть, но что-то не верится. Не верится. И все, с кем я здесь говорил, тоже не видели. Не видели. Антропогенный фактор… Чего ж тут теперь заповедовать? Антропогенный фактор…

— А насекомые, как ты считаешь? В нормальном количестве? — спросил я.

— Ну что насекомые… Они пока есть, да и то… Ты ведь Аполлона в заповеднике не встретил? И я не видел. И Лидия Алексеевна не видела. Это даже показательно, что Дельфиуса ты встретил у перевала. Дальше от кишлака, вот и встретил. Это как раз показательно.

— Ну а насчет микрозаповедников, Жора? Тебе не кажется, что в них — надежда? Понимаешь, если мы научимся с уважением относиться к природе с малого, с лоскутка луга, который рядом с домом, с ручейка, который именно журчит, не принося как будто бы пользы, а именно просто журчит и тем самым радует нас, с болотца, на котором просто травы цветут и, допустим, лягушки весной квакают, с пустыря, на котором просто бабочки летают, с речушки, которая… Ну ясно в общем. Тебе не кажется, что вот именно тогда-то и сохраним что-нибудь.

— Понимаю тебя, понимаю, — сказал Жора. — Понимаю. Но ведь для этого-то и нужно воспитанное сознание у людей. Воспитанное. Понимание красоты. Просто красоты. А это самое трудное. Практическую пользу объяснить легче. Легче, если с цифрами, которые говорят, к примеру, об урожайности. А красоту как измеришь?

— Да в том-то и беда, Жора, что мы слишком уповаем на цифры, на немедленную пользу, материальную…

— Верно. По-другому нужно как-то. Культура нужна людям, широкий взгляд на вещи. А его пока нет. Культуру надо воспитывать, уважение, понимаешь. Уважение.

Не только ночь, но и следующий день были очень холодными. Сильный ветер нес ледяное дыхание снежников, небо затянуто дымкой, солнце едва пробивалось сквозь нее, а потом поползли и тучи. Мы ждали дождя, мерзли, слонялись в ближайших окрестностях лагеря и, шмыгая носами, тихо страдали. Кто перебирал уже собранное, кто вел записи, кто просто бездельничал.

А я теперь думал о Красной бабочке. И об Аполлоне Тяньшанском, конечно. Тем более что пришло время мне уезжать. Оставалось два дня, потому что 27-го нужно было обязательно быть в Москве.

Завтра, 25-го, обещал приехать Содыков на «уазике» — он довезет меня до Яккабага, оттуда на попутных машинах предстояло добираться сначала до Самарканда, а потом, вероятно, и до Ташкента. Никто не знал, есть ли прямой рейс самолета из Самарканда в Москву.

Мог приехать и Карим на своем «Урале», но надежда на него была плохая.

На следующий день утром слегка прояснилось, и, хотя настоящей погоды все еще не было, я решил опять идти к перевалу. За Красной бабочкой. Красная бабочка! Этот цвет редок в природе, и мне казалось, что если удастся снять ее во весь кадр, то это будет особенно выразительно. Да, мне хотелось встретить ее даже больше, чем Аполлонов. Слайды, цветные слайды! Вот на что я уповал. Если люди увидят, как красивы эти живые создания, то, может быть, по-настоящему задумаются. Красная бабочка во весь кадр! Пусть это тоже будет символом красоты природы и необходимости борьбы за ее охрану!

Лена Богданова договорилась в заповеднике, что и ей дадут лошадь. Ей нужно было добраться до снежников. Сопровождать ее должен был Игемберды. Приглашали и меня, но я отказался, убедительно попросив Лену тем не менее внимательно смотреть, будут ли Аполлоны.