...Либо с мечтой о смерти - Александра Созонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще бы мне не быть согласным! — подал голос старик. — Гений намного ближе к сверхчеловеку, чем существо толпы. По сути, ему до сверхчеловека один шаг.
— А я утверждаю, что у гения голова в облаках, ступни же при этом могут месить зловонную грязь. Больше того, если человек гениален или очень талантлив, что практически то же самое, то одно из трех: или он алкоголик, или большая сволочь, или эгоцентрик, каких поискать. Два и даже все три эти качества вполне могут сочетаться в одной особи. А вы что думаете на этот счет, Норди? — Джекоб повернулся ко мне с оживленной усмешкой, не переставая работать пальцами.
— Забавно, — я отложил сеть, так как нудная работа отвлекала от мыслей, понесшихся вскачь. — Сегодня с утра ищу собеседника, чтобы обсудить примерно ту же тему. Вчера ночью имел беседу с гением и крупным злодеем одновременно.
— С Марой, конечно? — догадался русский.
— Вряд ли на острове есть еще один гений.
— Как сказать… — туманно улыбнулся он.
— Крупное злодейство? — Ниц подался ко мне в волнении, едва не соскользнув с кормы. — Какое именно?
Я вкратце пересказал то, что вывалила на меня Мара. К чему хранить тайну, если она уже вышла за пределы меня — к Юдит? Хуже не будет. А услышать мнение именно этих людей крайне интересно. Особенно русского чудака.
— Вы меня не удивили, Норди, — откликнулся Джекоб, когда я замолчал. — Чего-то в этом роде я ждал. И о бывшем любовнике и нынешнем пленнике наслышан, правда, самым краешком уха. Так что, двое против одного, Ниц! — Он повернулся к старику. — Доводы убедительные. Мара не алкоголичка, но большая сволочь с зашкаливающим за все пределы эго. Моя формула работает. Что поделать: черная земля наиболее плодородна.
— Хорошо сказано. Это ваш афоризм, Джекоб, или кого-то из великих?
— Не имею привычки цитировать, — русский бросил веселый взгляд на Ница, чье лицо медленно приобретало странное выражение: на нем отражалась борьба двух чувств — сомнения и отвращения.
— Атман есть Брахман, — глухо пробормотал старик. — Если будет уничтожена одна душа, то может начаться цепная реакция, и одна за другой погибнут все души. Тогда и Брахман погибнет. Бог будет уничтожен!
— Что вы трясетесь, Ниц, — насмешливо осадил его Джекоб. — Разве не ваш кумир провозгласил, что Бог умер? Причем давно. И разве не вы с пеной у рта кричали лишь пару месяцев назад, что Творец сдох, осознав свою бездарность и бессилие?
— Нет-нет, — нервничая, Ниц сдернул шапку и затряс седыми крыльями. — Это не тот Бог умер. Не вселенский Творец, но лишь демиург нашей планеты, малодушный и мстительный Иегова. Он же Йалдабаоф гностиков.
— Но тогда вы имели в виду Творца вселенной, — возразил русский.
— Так что же? «Змея, которая не может сменить кожу, погибает. Так же и дух, которому не дают сменить убеждения: он перестает быть духом».
— Упаси вас боже от такого! — Джекоб взмахнул рукой, не заметив, что еще больше запутал леску. — Меняйте убеждения хоть трижды в день, я первый брошу камень в того, кто вас за это осудит. Но мы отошли от темы. Мою мысль легко подтвердить примерами из искусства. Вы любите искусство, Ниц?
— «Искусство дано нам для того, чтобы мы не погибли от правды», — печально и веско изрек старик.
— Хорошо сказано! Значит, любите. К примеру, читать?
— «Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью — и ты узнаешь, что кровь есть дух. Нелегко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников».
— Абсолютно согласен. И я терпеть не могу читающих бездельников, — заверил его Джекоб. — Но вам не кажется, что наш диспут, мягко говоря, буксует?
— Кажется. И причина тому проста: мы смотрим в разные стороны. «Вы смотрите вверх, поскольку вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо я поднялся».
Джекоб выразительно и шумно вздохнул.
— Пожалуй, я оставлю вас, господа, — произнес с любезной улыбкой старик. — Устал, замерз, да и дела, знаете ли. Спасибо вам, Норди, за крайне интересную и ценную информацию!
— Наш общий любимец сильно изменился, не находите? — Джекоб, прищурившись, наблюдал за удаляющейся длинной фигурой в свитере и неуклюжих сапогах.
От былого аристократизма в ней осталась разве что осанка, да еще развевающаяся из-под нелепой шапки длинная серебристая прядь.
— Да, но к лучшему. Бодр, энергичен, стал меньше цитировать.
— Последнего не заметил! — фыркнул Джекоб. — Скорее наоборот. И еще он явно что-то замышляет.
— Вы находите?
— Думаю, вскоре нас всех поджидает сюрприз. У меня нюх на такое.
— Что ж, — я усмехнулся. — Сюрпризы разнообразят унылую монотонность жизни.
Джекоб расхохотался.
— Ну, вы и сказанули, Норди! Это жизнь на Гиперборее уныла и монотонна? В таком случае, вы и в аду заскучаете.
— Пожалуй, вы правы. Не знаю, как там в аду, но здесь достаточно интересно. Пока, во всяком случае.
— Дальше будет еще интереснее, — заверил он. — Нет, но какова наша Пчеломатка! Бросил, не оценил знойных прелестей ничтожный сопляк, значит, мы выкинем миллионы, мы напряжем самые креативные мозги на планете, чтобы прижать сопляка к отполированному ноготку и раздавить, как вошь.
Я поморщился: сравнение пусть даже самого ничтожного человека с вошью не показалось мне удачным.
— Бросьте кривиться, неженка! — не унимался русский. — Не станете же вы утверждать, что вам жаль подонка, зарезавшего двух человек? Если кто и достоин полного небытия, то именно он. А не, скажем, юная дурочка Юди.
— Но если будет найдена техника аннигиляции души, Юдит будет второй.
— А, бросьте! — он пренебрежительно махнул рукой. — Техника не будет найдена, а если и будет, то нескоро. За это время мы сообща сумеем переубедить малышку. Вы ведь неровно дышите к ней, да, Норди? Пылкие чувства разжигают красноречие.
Я покраснел.
— Я уже говорил вам, Джекоб, что Юдит похожа на мою дочь. И лишь потому я обратил на нее внимание.
— Ах да, я и забыл! Простите, — лукавая усмешка противоречила смиренному тону. — Но если вернуться к теме злобности гениев, то она преследует меня всю жизнь. Вы согласны поговорить вдвоем, без сумасшедшего старца?
Я кивнул.
— Видите ли, Норди, я был знаком с изрядным количеством талантов — с кем-то приятельствовал, с кем-то вместе тусил, с кем-то только раскланивался. Подобное притягивается к подобному, это естественно. И не встречал среди них ни одного праведника или просто приличного во всех отношениях человека.
— Подобное к подобному? Значит, и вы, Джекоб, алкоголик, негодяй или большой эгоцентрик? — поддел я его.
— Не пью до свинского состояния, остальное верно, — легко согласился он. — Но это закономерно. Талант может сочетаться с прекрасными душевными качествами лишь в виде исключения. Ну-ка, припомните ваших великих. Кто из них был приличным во всех отношениях человеком? Может быть, лорд Байрон?
— Нет, — честно ответил я. — За Байроном хватало грехов.
— Или дружок его Шелли? Или, если брать ближе по времени, мизантроп Моэм?.. Ладно, не напрягайте мозги — я это уже сделал за вас, гораздо раньше. Перелопатил всю великую русскую литературу на предмет душевных качеств творцов, прочел уйму мемуаров. Любопытные поджидали открытия! Ревнивцы, интриганы, нечестные игроки, мизантропы — и все это под именами блестящих талантов и гениев. Впрочем, об этом можно говорить часами. Если хотите, Норди, я просто поведаю, отчего возникает подобная закономерность, с точки зрения психологии.
— С интересом послушаю. Тема и впрямь заводная.
Джекоб отложил сеть, так и не распутав ее до конца, и устроился на корме катера, где незадолго до этого восседал Ниц. Похлопал рядом с собой.
— Присаживайтесь, Норди. Да бросьте вы эту мороку — не для ваших пальцев.
Я послушно оставил надоевший труд.
— Так-то лучше. Итак, мой друг, всерьез я задумался на эту тему, прочитав статью о последнем возлюбленном знаменитой французской писательницы Маргерит Дюрас. Знаете такую? Нет? Я тоже, признаться, узнал о ней только из статьи. Но у себя в стране она читаема и популярна. Нахватала кучу престижных премий, и всё такое. Так вот. Они встретились, когда ей было 66, а ему 28, и прожили вместе 16 лет, до ее почтенной кончины. Паренек был не только любовником, но секретарем, нянькой, кухаркой, слугой, соавтором. Потрясает в этой истории не столько разница лет, сколько то, что молодого человека полностью поглотили. Проглотили. — Демонстрируя свою мысль, Джекоб сделал крупное глотательное движение. — Словно крупная капля вобрала в себя, слившись, каплю меньших размеров. Бедняге запрещалось встречаться с друзьями, общаться с матерью, говорить без ведома госпожи по телефону, выходить из дома одному. Абсолютное рабство, душевное, духовное и физическое. «Она забрала мою жизнь, взамен подарив свою», — делился он годы спустя в интервью. Представляете? Нашел, чем гордиться. Даже умереть ей хотелось вместе, и она убеждала незадолго до своей смерти, чувствуя ее приближение: «Мальчик мой, но что вы будете делать один? Зачем вам жить?» И ведь бедолага действительно десять лет не жил: ныл, тосковал, спивался. А потом решил написать бестселлер об их отношениях, и то был выстрел в десятку: это занятие его встряхнуло, вывело из депрессии, принесло деньги и славу. Прочитанная история явилась для меня неким моментом истины, или последним аккордом в череде долгих размышлений на тему: почему гениальные и талантливые люди столь часто невыносимы в плане чисто человеческих качеств?