Бунтари не попадают в рай - Татьяна Никандрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Глеб, там… – Никита отчего-то еле дышит. – Там Романова с моста сиганула!
Глава 48
Глеб
– Там Романова с моста сиганула!
Смысл фразы, сказанной Никитосом, доходит до меня мучительно медленно, словно продираясь через толстые стены нахлынувших из-за поцелуя со Стеллой эмоций. Какое-то время я просто тупо пялюсь на одногруппника, пытаясь перевести свой поплывший мозг в режим активного функционирования, а затем, наконец осознав услышанное, рывком дергаюсь в сторону моста.
«Не умеет плавать. Ася не умеет плавать».
Эта мысль тревожным набатом стучит у меня в висках, размазывая по душе отвратительное чувство паники. Помнится, домовенок сама мне об этом рассказывала. Еще давно, месяца полтора назад. Дескать, в школьные годы чуть в бассейне не потонула, потому что какой-то отморозок в шутку сдернул с нее спасательный жилет. Она тогда хлорки здорово нахлебалась и напугалась жутко. Даже предков вроде в школу вызывали – ее и того придурка.
Так зачем же дурында Аська спрыгнула с высоты в холодную воду? Что на нее, черт возьми, нашло?
Наверняка установив личный рекорд скорости, я взбегаю на мост и, обхватив ладонями кривоватые металлические перила, перегибаюсь через них. Долго искать Асю не приходится: ее голова, подобно штурмуемому стихией буйку, время от времени всплывает на мутно-серой поверхности озера, а затем вновь скрывается под толщей воды.
Она тонет. В самом что ни на есть прямом смысле слова. Несильно и как-то несуразно машет руками, пробуя выкарабкаться из воды, как по веревочной лестнице. Барахтается на месте, тщетно пытаясь придать телу горизонтальное положение. Звуков, само собой, никаких не издает и уж тем более не кричит. Потому что на голос попросту нет сил – организму катастрофически не хватает воздуха.
Я не успеваю испытать ни злобы, ни сочувствия… Только страх. Мучительный всепоглощающий страх за жизнь дорогого человека. К счастью, он не парализует, а наоборот, играет роль естественного допинга: еще никогда моя координация не была такой четкой, а движения – ловкими.
Перелезаю через ограждение и, слегка оттолкнувшись, без раздумий лечу в воду. Сейчас главное – не упустить время. Кто знает, сколько Аська еще сможет продержаться на плаву?
Выныриваю наружу и, бегло оглядевшись по сторонам, цепляю взором вяло барахтающуюся в паре метров от меня девчонку. Видно, что силы неумолимо ее покидают, поэтому перепуганное лицо показывается на поверхности все реже и реже.
– Ась, держись! Я рядом! – кричу я, активно работая руками. – Еще немного!
Стоит мне приблизиться к тонущей подруге, как она инстинктивно хватается за меня, тем самым существенно сковывая мои движения. Упирается мне в голову и давит на плечи, лишая возможности дышать. Пытаюсь обогнуть Асю сзади, но она отчаянно сопротивляется, невольно утягивая меня вниз. Глотаю воздуха и на несколько секунд погружаюсь вместе с ней под воду, чтобы там попробовать освободиться от ее судорожных захватов, мешающих нашему общему спасению.
Однако, когда мне наконец удается принять более-менее правильное положение, я осознаю, что девчонка перестала шевелиться и камнем идет ко дну. Подтянуть ее наверх не так-то просто – мешает отяжелевшая от воды одежда. Да и оттолкнуться, чтобы сделать рывок, мне не от чего – до дна еще минимум несколько метров.
Пробую ухватить Асю под мышки, но девчонка выскальзывает их моих рук. Мы находимся под водой слишком долго, поэтому я предпринимаю радикальную меру – с силой дергаю ее за волосы, направляя вверх, а затем, поднырнув, выталкиваю ее на воздух.
– Успокойся! Доверься мне! – отплевываясь, кряхчу я.
Пытаюсь воззвать подругу к разуму, но, кажется, она меня не слышит. Ее взгляд остекленел и ни на чем не фокусируется. Чувствую, сейчас мне придется надорвать предел своих физических возможностей, потому что бороться приходится не столько с водой, сколько с Асиной иррациональной паникой.
Изловчившись, я все таки-таки хватаю девчонку сзади за плечи и, приложив усилие, переворачиваю ее на спину. В таком положении она держится на плаву и, что самое главное, не топит меня. Локтем зажимаю ее плечо, чтобы она ни дай бог не перевернулась, а потом принимаюсь медленно грести в сторону берега.
Еще никогда заплыв не был для меня столь изнуряющим. Мышцы наливаются свинцовой тяжестью и горят так, будто по ним раскаленным железом шпарят. Каждое движение отдается в теле пронзительной болью, и только мысль о том, что в моих руках сейчас целых две жизни, подстегивает меня медленно, но верно двигаться вперед.
Когда ноги наконец касаются илистого дна, я испускаю невнятный вздох, больше похожий на предсмертный хрип умирающего животного, и, проделав еще несколько шагов, выпускаю Асю. Она в сознании, но очень слаба, поэтому, оказавшись без моей поддержки, тут же заваливается вбок. Подхватываю ее за талию и снова тащу в сторону берега. Теперь уже пешком, а не вплавь.
Вылезаю на сушу и, сразу же упав на колени, утыкаюсь лицом в сырую землю. Мышцы все еще трясутся в неконтролируемом треморе, а легкие по-прежнему горят, но темная пелена усталости, застилающая взор, потихоньку рассеивается. Постепенно я прихожу в чувства, и чуть не настигшая меня смерть нехотя пятится назад.
– Ась, ты как? – хриплю я, подняв голову.
Она лежит у самой кромки воды. Мокрая, грязная, с прилипшими к лицу волосами, но, несомненно, живая. Ее грудная клетка высоко вздымается, а изо рта доносятся сдавленные не то стоны, не то всхлипы.
– Ты в порядке? – подползаю к ней на четвереньках и заглядываю в лицо. – Ну! Не молчи!
Мне приходится обхватить ворот ее джинсовки и как следует встряхнуть нерадивую утопленницу, чтобы ее пустой взгляд сфокусировался на мне.
– Но-но-нормально, – сильно заикаясь, одними губами отзывается она. – Только хо-холодно…
– Дура! – рычу я, с обидой толкая ее в плечо. – Какая же ты дура, Ася!
Негативные эмоции, заглушенные необходимостью действовать, наконец вылезают наружу. Теперь, когда мы в безопасности, помимо стремительно гаснущего облегчения, я ощущаю еще и бешеную ярость, которая буквально лишает меня рассудка. Мне хочется вопить, орать матом, трясти и без того трясущуюся Асю, лишь бы выплеснуть разъедающую меня изнутри злобу.
– Какого хрена, Романова? А? – дыхание все еще не восстановилось, но кричу я так громко, что чувствую натянувшиеся на шее жилы. – Я спрашиваю, какого хрена ты творишь?!
– П-прости, Глеб… – раздается жалобное.
– Прости, Глеб?! Ты, мать твою, издеваешься?! Ты чуть не потонула! И меня чуть за собой не потащила! Думаешь, после такого достаточно простого «прости»?!
У меня, как и у Аси, зуб на зуб не попадает, но, очевидно, из-за адреналина я почти не чувствую холода.
