Поединок. Выпуск 9 - Владимир Акимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перекрестие бинокля пробежало по домам и остановилось на одноэтажном маленьком доме.
— Этот?
— Да.
А над лесом плыл грустный голос колокола.
Райцентр. 9 сентября 1944 г. 12.00—24.00.
Чем дальше уходила война, тем размереннее и спокойнее становилась жизнь города. Он уже почти оправился от военных тревог, и только присутствие военных определяло его статус — ближний тыл. Военных было много. Их ежедневно выбрасывал в город железнодорожный узел, они приезжали в командировки, торопились на фронт из госпиталей и запасных полков. Интенданты, трофейщики, саперы, офицеры охраны тыла, службы обеспечения были подлинными хозяевами города.
Люди в военной форме стали привычны. Они как бы дополняли городской пейзаж.
Поэтому никому не бросались в глаза два вышедших из парикмахерской офицера. Такие, как все, в пилотках, в гимнастерках, видавших виды.
…Купили у торговки кулек с ягодами, подошли к кино. И дальше по городу. Ах, этот тыловой город! Сколько соблазнов таит он для людей, приехавших с фронта. Как мила им тишина и беззаботность. Как много нужно успеть за короткое время командировки.
Вон ресторан. Маленький, но ничего. Ресторан. И танго выплескивается на улицу. Щемящее, прекрасное старое танго. И голос женщины чуть хрипловато и грустно поет о любви. Заходите, офицеры! Выпейте, потанцуйте. Не вечна ведь командировка. Когда еще вы попадете в этот город. Наверное, никогда. Другие будут, а этот сотрется в памяти, растает. Мрачноватый, с узкими улочками, с обветшалой готикой домов, с распятием Христа за мутными от пыли окнами.
Вот площадь. А на ней — фотограф. Маленький, круглый человечек в полосатой рубашке и галстуке-бабочке. Он не снимает. Нет. Он колдует. Он может навсегда остановить мгновение. Одну секунду прожитой жизни. Остановить и подарить ее всем.
Съемные декорации. С аляповатыми лебедями и всадниками в черкесках.
Офицеры засмеялись и подошли к фотографу. Один из них снял пилотку, отдал товарищу, зашел за декорацию. Снимай, фотограф. Хочу быть джигитом в черкеске и на коне.
— За фотографиями завтра, — поклонился фотограф, принимая деньги.
Завтра так завтра. У них еще есть время. И день сегодня хороший и длинный. Они поблагодарили фотографа, угостили его папиросой.
День кончился, и фотограф собрал свое имущество. Спрятаны в соседнем доме задники-декорации и тренога с фотоаппаратом. Фотограф идет домой. Знакомые улицы, знакомые дома. В этом городе он знает всех и его все знают. Он вежливо приподнимает шляпу, приветствуя. Он идет с работы. Фотограф вырос и состарился в этом городе. На этих улицах он встречал щеголеватых кавалеристов, прятался в подвале от людей в черных эсэсовских мундирах, видел пьяных, озлобленных власовцев.
У его дома пивная. Много лет ежедневно заходит он сюда.
— Добрый вечер, дорогой Микульский, — приветствует его пожилой буфетчик.
— Добрый вечер, Стась.
Буфетчик наливает фотографу стопку водки. В пивной пусто. Занято всего два столика. У буфетчика есть время поболтать.
Микульский выпивает. Морщится, закусывает моченым горохом.
— Как торговля?
— Сегодня неважно. Вчера было лучше. Крестьяне с рынка.
— Что нового?
— Плохие новости, очень плохие.
— Что такое?
— Бандиты, одетые в русскую форму, побили семью в Смолах.
Фотограф поставил рюмку, посмотрел на буфетчика:
— Не верю. Мало чего болтают бабы на базаре.
— Правда. Мой брат оттуда бежал. Рядом с его домом они убили всю семью.
— О, Гронский, Гронский. А ваш брат ничего не путает?
Буфетчик усмехнулся горько:
— Христом клянусь.
— У Смол лес, а там кого только нет. Спасибо. До свидания.
В маленькой квартирке фотограф снял пиджак и галстук, надел синий халат. Сегодня у него много работы. Надо успеть отдать завтра снимки. Честь фирмы. Что делать!
Горит красный фонарь. Вспыхивает и гаснет увеличитель. Падают в ванночку фотопластинки. Появляются на ней веселые лица людей в военной форме. Широкие улыбки солдат-фронтовиков, радостные девичьи лица.
Улыбка, лицо. Улыбка, лицо. Группа солдат. На снимке крупно лицо человека в черкесской шапке. Фотограф поправляет увеличитель. Опять опускает в ванночку новый снимок. Сквозь закрепитель проявляется на бумаге лицо в рамке от декорации.
Оно проступает медленно. Сначала глаза, потом лоб, потом тонкие губы расплываются в улыбке, тяжелый подбородок. Фотограф долго смотрел на отпечаток, аккуратно вынул его, пошел в комнату. Положил на стол, закурил сигарету и опять долго разглядывал лицо офицера.
В чулане у него архив фирмы. На полках стоят сотни фотопластинок, к каждой из которых прикреплен маленький контрольный снимок.
Фотограф ищет, тщательно перебирая каждую пластинку. Кажется, нашел. Он снова идет в лабораторию. Вспыхивает увеличитель. Плавает в ванночке бумага. И опять медленно проступает лицо. Сначала глаза, потом лоб, потом тонкие губы, тяжелый подбородок. На снимке — тот же человек, только теперь он не в форме советского офицера, а в щеголеватом костюме, галстук-бабочка, волосы аккуратно причесаны на косой пробор.
Фотограф смотрел на эти снимки, а в памяти всплыла пивная и голос буфетчика всплыл: «Рядом с его домом русские убили всю семью».
На квитанции подпись:
«Пан Ромуз. Коммерсант».
Микульский сложил снимки в пакет, спрятал их в карман пиджака. Оглядел комнату, погасил свет.
Фотограф почти бежит по серым предрассветным улицам.
— Стой!
Из-за угла появляется патруль. Два офицера и два солдата с автоматами.
— Документы.
— Вот, — фотограф достает паспорт, в него вложена справка.
Офицер, подсвечивая фонариком, прочел ее, посмотрел на фотографа.
— Ваш ночной пропуск, товарищ Микульский?
— У меня его нет, товарищ лейтенант, — фотограф волнуется. — Мне срочно нужно в милицию.
— В милицию? — переспросил офицер. — Впервые вижу человека, торопящегося в милицию.
— Зови его, — подполковник Павлов застегнул гимнастерку, крепко потер ладонями опухшее, сонное лицо.
Фотограф вошел в кабинет, сел к столу, молча достал из пальто снимки.
— Вот.
— Что «вот»? — с недоумением спросил подполковник.
— Этот человек фотографировался у меня в прошлом году на документы. Тогда его фамилия была Ромуз. Профессия — коммерсант. Вчера он пришел ко мне в форме капитана.
— Этот? — Павлов пододвинул снимки к лампе.
— Да, товарищ подполковник.
— Товарищ Микульский, мне сказали, что вы были в подполье?