Я проснулась в Риме - Елена Николаевна Ронина

слыхом не слыхивала ни о каких родственниках. Только о том, что меня бросили, предали, что я мешала и никому не была нужна. Ни родному отцу, ни родной бабке. А теперь, когда все загремели в ящик, и мне все равно тут ничего не светит, вы решили мне рассказать, что вообще-то жизнь была ко мне не справедлива. Зачем мне все это слушать? Знаете, я вас не знала, но мне было посмотреть на вас любопытно. А вот теперь я поняла, что больше я вас видеть не хочу. И квартиры мне этой не жаль.

Лариса вскочила, отбросив стул, и понеслась вон, оставив дверь в квартиру распахнутой.

Она рыдала всю дорогу. Долго еще ходила по улицам, никак не могла собраться с мыслями. Девушка понимала, что дома ее ждут пьяная мать и куча учебников. Нужно готовиться к очередному зачету. А потом ночное дежурство, и утром с тяжелой головой сдавать тот самый сложный зачет. Но это ее путь, и она его пройдет.

Они больше никогда не встречались, хотя ей жаль было той ужасной встречи. Когда родилась младшая, она так непереносимо скучала по кому-то родному, что назвала ее Любой. А уже взрослую Юлю послала знакомиться с Лелей. «Родственница, – коротко охарактеризовала она пожилую женщину. – Долго рассказывать, запутаешься». Лариса приучила дочерей. Если на первый вопрос ответа не получили, больше не спрашиваем. Все равно ответа не будет. Но для нее всю жизнь занозой в сердце сидели тот перевернутый стул и распахнутая дверь. Как тогда со всем этим справилась Леля?

= 42 =

Юля аккуратно повесила трубку на рычаг. Как же она устала. Нехорошо так говорить о матери, но та всю жизнь была истеричкой. Как отец с ней живет? Зачем? У них всегда было четкое разделение. Кто из родителей за кого из дочерей отвечает. Юля не хотела до конца себе признаваться – любит. Юля – отец. Люба – мать.

До рождения Любы Юля себя не помнила. А потом было так и только так. В отпуск Юля ехала с отцом в Крым, мама с Любой – в санаторий. Люба родилась с шумами в сердце, и Лариса носилась с дочерью как с писаной торбой. Любой кашель, любой хрип Любы приводил ее в оцепенение. Когда Юля подросла, она удивлялась: «Мама, ты же врач! Зачем нам эти бесконечные консилиумы, и почему уколы Любе ставлю я?» – «Потому что я могу упасть в обморок». Это, конечно, веская причина.

Лариса как-то пропустила рождение Юли. Ну, родилась и родилась, у всех дети рождаются. А когда вдруг на свет появилась Люба, открылась для нее новая вселенная. Жизнь, которая появилась на свет благодаря ей и полностью зависит от нее. А вдруг она недоделает, недодаст? Иногда муж аккуратно напоминал:

– Лара, у тебя две дочери.

– О чем ты? – отмахивалась Лариса. – Юлька еще нас с тобой кормить будет. А эта без нас погибнет.

Юля смотрела на всю эту историю и удивлялась. Это как же можно вбить в голову человеку любую мысль. Любе намертво внушили, что она может погибнуть. От слабого здоровья, от того, что рядом не окажется надежного человека. Да мало ли причин. И никто ей не сказал, что ее счастье в ее руках. Нет. Она привыкла требовать свое счастье у окружения. Оно было небольшим. И Юля там стояла первой в очереди.

Неожиданно опять зазвонил телефон. Мать еще что-то вспомнила? Сначала она не хотела брать трубку, потом поняла, что это мелко.

– Я слушаю, – раздраженно выпалила Юля.

– Ты так устала от меня? – На проводе был Марко.

– Ой! Я не ожидала. Поругалась с мамой. Думала, это она. Сорри, Марко!

– Ты умеешь с кем-нибудь ругаться?

– Ты прав, ругалась она, я слушала и обижалась.

– На мать не нужно обижаться. Просто надо принять. Она всегда права.

– Ты так думаешь?

– Я в этом уверен. И тогда все будет легко.

– Спасибо!

– Я хотел тебе сказать, что ни разу не позвоню тебе на следующей неделе.

– Да?

– Да, ни разу.

Ну, надо же, что за человек. Позвонил, чтобы предупредить, что ни разу ей не позвонит.

– Но ты говорила про старую женщину, что ты не знаешь, кто она?

– Да, она моя родственница. Ну, я так думаю.

– Да, родственница.

– Следующее воскресенье – наше Рождество. Я один, и мне очень хотелось его провести в семье. Это очень важно. Если ты хочешь, мы можем пойти к… – Марко опять замешкался.

– К Леле. Мы все зовем ее Лелей.

– Ке бело. Как прекрасно. Это очень красивое имя. Я буду готовить. Я сделаю меню и сам все приготовлю. И мы выпьем хорошее вино. Ты согласна?

– Да, конечно, это прекрасная идея.

– Я больше не могу говорить, передавай привет своей маме и своей сестре. Хорошо? Ругаться надо на работе. Не в семье. В семье нужно друг друга любить. Семпре. Всегда. Даккорда? Ты согласна?

– Я с тобой согласна. Я очень хотела бы тебя сейчас обнять.

– Я тоже. Но я не смогу тебе звонить.

– Да, да. Я поняла. Всю неделю.

Юля повесила трубку и пошла на кухню. В холодильнике из запасов нашлись палка колбасы, пакет молока и пачка масла. В хлебнице – полбуханки бородинского. Как говорится, и то хлеб. В магазин сегодня не успеть, а к Любе с пустыми руками приходить нельзя.

А потом они сидели с ногами на диване, ели бутерброды, Люба клялась, что никогда не пустит этого гада в дом, а Новый год они, конечно же, встретят у родителей. Какое счастье, они не ругаются, отец с удовольствием пилит дрова, а мамины увлечения писать картины очень даже помогают ей справляться с нервными срывами. На самом деле, и что случилось? Подумаешь, какая-то квартира! Разве стоит это таких криков и стонов? И Юля уже действительно верила, что совсем даже не стоит. Спасибо, Марко. Семья – это то, что должно быть прочным и незыблемым. То, что самое важное. И кто-то должен взять ответственность за всех. Почему Юля? Ну, потому что так случилось. Не нужно объяснять и задумываться. Нужно просто принять. Так жизнь распорядилась. А Леля? Кто все же такая Леля?

– Я думаю, это все-таки сестра маминой матери, Вари.

– Да вроде не было у той родственников.

– Не было, не было, и раз – нашлись.

– А потом, Варвара вроде бы была вдрызг деревенская. Ни кола, ни двора, а Леля – она из бывших. Ой, ну почему ты к ней никогда со мной не