Собрание сочинений в шести томах т.2 - Юз Алешковский

Я тут требую сместить Укатяна с поста председателя товарищеского суда. Ему вражеским судом надо заведовать за интерес к клевете на наше государство и на его политику мира на земле. Наши ракеты нацелены на мир, а не на войну, а дочь товарища Брежнева не могла заниматься бриллиантами под боком у отца и мужа из МВД. Это же смешно, товарищи судьи, что под боком у соседей слова сказать нельзя, чтобы они не донесли в товарищеский суд, а заместитель министра милиции не знает, чем жена промышляет.

Клевета… Прошу оправдать меня, так как Укатян потерял от обвала потолка на голову орган слуха и никогда не услышит уже вражеской клеветы, а приемник его также вышел из строя.

Я лично в трезвом виде и с похмелья слушать буду впредь только родные последние известия.

ЖИЗНЬ КОММИВОЯЖЕРА

Голованов, приезжая в различные города СССР, приходил в школы и рекомендовался представителем шефских организаций. Он под видом подготовки экскурсии собирал с желающих деньги, которые затем присваивал…

Граждане судьи, гражданин прокурор и товарищ адвокат, я вовсе не думаю защищаться, ибо принял резкое решение вести на этом процессе наступательную линию, а там – будь что будет. Приговор меня не интересует вообще. Я на вашем месте применил бы к такому человеку, как я, высшую меру – расстрел. Потому что я неисправимый. Но не потому, что я нехороший. Нет. Я – хороший. Здесь вот шесть свидетельниц защиты, начиная с домработниц Фени и Дуси и кончая близкими мне дамами сердца, в унисон говорили о моих недюжинных – смотрите листы дела 218-236 – способностях.

Я неисправимый, ибо, выйдя за пределы казематов и лагерей, я буду продолжать деятельность, связанную с моим призванием в жизни. Я родился коммивояжером и умру им. Разве коммивояжер плохая профессия? Замечательная – смотрите спектакль Артура Миллера «Смерть коммивояжера». Коммивояжерство – это значит продавать за определенные проценты различные товары широкого и узкого потребления и при этом путешествовать. Чем плохая профессия? А главное – она нужна людям. Но что же случилось с моей жизнью, и почему она взяла курс на перекос, что и привело ее на эту скамью подсудимых?

Еще в десятом классе, когда юноша обдумывает житье и решает делать жизнь с кого, я увидел спектакль Миллера и понял, несмотря на трагическую концовку, что я родился коммивояжером. Я заявил об этом в комитет ВЛКСМ. Там меня подняли на смех и заклеймили низкопоклонником Запада. Я пошел выше. Везде встречал непонимание и враждебность. Тогда я добился приема у одного из секретарей ЦК КПСС. Он выслушал меня, затем затопал ногами и заорал, что коммунисты являются последовательными материалистами и что никаких коммивояжеров в стране развитого социализма быть не может до изобилия товаров широкого потребления, но и при коммунизме такие жучки, как я, не будут допущены до распределительной деятельности. По указанию этого секретаря – через два дня после беседы со мной он неожиданно умер – меня принудительно поместили в психбольницу. Выйдя из нее и не находя нигде в стране применения своему призванию, я занялся частной предпринимательской деятельностью.

Да, я приезжал в различные города и предъявлял удостоверения различных организаций типа инструктора ВЦСПС по общественно полезным путешествиям. Я красноречиво убеждал ректоров периферийных университетов выделить средства на поездку особо выдающихся студентов и аспирантов в Москву с целью посещения выставок зарубежных стран для ознакомления с враждебной и дружественной техникой.

Главным моим козырем был следующий. Причем выкладывал я его на встрече со студентами и преподавателями. Я не намекал, а прямо говорил, что в целях поощрения таких поездок ВЦСПС, по согласованию с ЦК КПСС, организует для экскурсантов закрытую продажу джинсов и джинсовых костюмов производства лучших американских фирм. Там же желающие смогут приобрести целый ряд дефицитных товаров, как-то: кассеты, диски с рок-музыкой, жевательную резинку, усовершенствованные противозачаточные средства, майки с портретами Аллы Пугачевой, Рай-кина, Никулина, Гагарина и майки с надписями «Слава родному советскому правительству», «Малая земля», «Возрождение», «Целина» и «Руки прочь от Никарагуа».

– Само собой, – говорил я убедительно и, между прочим, сам себе глубоко верил в те минуты, – можно будет купить консервную продукцию враждебных и дружественных стран, лифчики, бикини-трусики, станки для бритв, косметику, жвачку, модные очки, галеты, ананасный сок, виски-скотч, неразрываемые колготки и хлопчатобумажные изделия французских фирм. Там же будут проводиться закрытые просмотры зарубежной продукции без вырезанных сексуальных сцен, с которыми должны быть знакомы комсомольцы в целях борьбы с сексуальной революцией в городе и деревне.

Не могу не заметить здесь в плане полного признания, что мне действительно казалось во время моих завлекательных выступлений, что я, словно добрый и вездесущий коммивояжер, снабжаю милых девушек и парней всеми теми вещичками и мелочами, всем тем барахлом, о котором они только читают, мечтают и которому придают слишком большое значение исключительно из-за его недоступности…

Вы бы слышали, какими аплодисментами прерывалось каждое мое выступление на собраниях комсомольских активов университетов и институтов. Вы бы видели глаза, горевшие от одного только предвкушения поездки в Москву и хождений по закрытым промтоварным лавчонкам зарубежных промышленных выставок!…

– Конечно, – добавлял я, – поедут самые лучшие по показателям учебы и общественной деятельности, но обиженных быть не должно. Каждому экскурсанту разрешено будет приобрести для непоехавших друзей и подруг одну пару джинсов и предметы косметики. Рекомендую взять с собой не менее двухсот рублей на экскурсанта.

Кстати, граждане судьи, деньги с частных граждан я никогда не брал. Частные граждане несли от меня исключительно эмоциональный урон…

Когда я, бывало, улепетывал из очередного города и вспоминал возбужденные перспективой сказочно-увлекательной поездки в Москву глаза студентов и аспирантов, сердце мое, я не рисуюсь здесь, разрывалось от стыда и мучительного сопереживания. Я представлял себе чувства людей, которым после ослепительного самообольщения открылась неприглядность лужи, в которую они так доверчиво и нелепо уселись. Боль, повторяю, и стыд разрывали мое сердце, но я как человек, с детства склонный к сложным философским обобщениям – смотрите лист дела № 5, – тяжко вздыхал и печально размышлял о следующем. Поистине я веду в ничтожных масштабах и с ничтожным количеством людей такую постыдную, мошенническую игру, которую ведут на территории России с сотнями миллионов людей в течение шестидесяти с лишним лет марксистско-ленинские коммивояжеры по продаже тухлых и распавшихся от времени идей. Кто я по сравнению с ними? Я хоть, получив в профкоме и в комитете комсомола попавшего под руку института, а бывало и целого ряда институтов в каком-нибудь крупном отдаленном от столицы городе приличную сумму денег на билеты, гостиницы и прочие мелкие расходы, искренне мучился. Душою страдал, и порою невыносимо было мне представить студенточку, расписавшую в тетрадочке все свои планы покупки джинсов, бикини-трусиков, сумочек и карандашиков для бровей и вдруг с опустошенными от обиды и гнева глазами узнавшую, что поездки никакой не будет, что из-за американского империализма и происков сионизма она отменяется до улучшения международного положения и полной победы прогрессивных людей доброй воли над теми кругами реакции, которые хотят остановить поступательный ход истории.

Именно такие объяснения выслушивали все обманутые мною студенты. Разумеется, я играл на нежелании ротозеев вскрывать истинные причины отмены экскурсий, расписываясь тем самым в своем идиотизме и мещанской доверчивости. Именно этот момент определял мою долгую безнаказанность. Но, как говорится, сколько веревочке ни виться, а жить шикарно охота…

Конечно, я виноват и приношу своим жертвам сердечное извинение. Но если я виноват, то позвольте спросить вас, граждане судьи, кто виноват в том, что я виноват?

Кто? Разве сотни миллионов людей не обмануты, а многие из них даже непоправимо, потому что отдали свои жизни, души, совесть, ум, честь, таланты и призвания одному царящему над всеми нами мировому мошеннику?

Он, будучи всесторонне разоблачен самим собою, продолжает безнаказанно пользоваться всем тем, что мы отдаем ему уже не по доверчивости, а из-за устрашенности. Имя ему – Советская власть. Воровская кличка – Коммунистическое учение.

Я отказываюсь от своего гражданства и прошу перевести меня в одну из строгих тюрем так называемого свободного мира. После освобождения я намерен работать в США по специальности, а именно – коммивояжером. Гуд бай.