Я был адъютантом Гитлера - Николаус Белов

Осенью 1938 г. Геринг и помыслить не мог, что когда-либо найдется воздушный флот, превосходящий германский. Да и сама война лежала для него за пределами вероятного. Хотя он и принял всерьез указание Гитлера увеличить люфтваффе в пять раз и давал управлениям своего министерства и авиационной промышленности соответствующие приказы, возможность осуществления данного указания вызывала доминирующее сомнение.

Я спросил Ешоннека, за какой срок можно осуществить эту программу. Он, как и прежде, рассчитывал примерно на два года. Обеспечение горючим и подготовка летных кадров – вот что было двумя главными заботами генерального штаба люфтваффе. Но Ешоннек поддерживал выпуск уже производимых типов бомбардировщиков. Стандартом бомбардировщика должен был оставаться «Ю-88». По данным же Удета, более многообещающим являлся «Хе-177». На основе требований Гитлера Геринг хотел теперь дать заказ на выпуск большой серии «Ю-88» фирме «Юнкерс». Ешоннек же, как и некоторые специалисты в Техническом управлении, знал, что далеко не все «детские болезни» этого типа самолетов уже преодолены. Однако генеральный директор фирмы «Юнкерс» Генрих Коппенберг не пожалел сил, чтобы в целях производства крупной серии этих бомбардировщиков устранить все претензии испытательных органов люфтваффе. Удет полностью доверял ему, а Геринг и Ешоннек – Удету. Один только Мильх оставался недоверчив. Конструирование «Хе-177» было подобно уравнению с несколькими неизвестными, особенно из-за четырех тандемно установленных по двое моторов. Первый образец должен был взлететь летом 1938 г., но на серийное производство можно было рассчитывать не ранее 1940 г.

У меня сложилось впечатление, что Ешоннек хочет своей информацией развеять мое сомнение насчет осуществимости программы вооружения люфтваффе. Но мне было ясно: выполнить программу выпуска истребителей можно, только производя уже зарекомендовавший себя «Ме-110». Попытку осуществить программу за счет выпуска в первую очередь «Ю-88» и «Хе-177» я считал трагической ошибкой и не скрывал от Ешоннека своего намерения обрисовать фюреру ситуацию такой, какой она, по моему мнению, являлась в действительности. Это, казалось мне, больше отвечало смыслу указания Гитлера и интересам люфтваффе.

Генштабистские предварительные проработки и анализ на основе военной игры показали неготовность люфтваффе в данный момент к воздушной войне против Англии. В первую очередь, у нас не имелось бомбардировщиков с качествами, необходимыми для дальнего подлета через море, с достаточной глубиной вторжения и соразмерным бомбовым грузом. Геринг об этом и слышать не хотел, заставляя генеральный штаб люфтваффе как можно быстрее осуществить приказанное Гитлером пятикратное ее увеличение. Я уговаривал Ешоннека действовать на Геринга таким образом, чтобы он не поддакивал фюреру, а представил ему реальные данные о мощности люфтваффе. При этом я указывал на то, что Гитлер занимается также и вопросами ее вооружения. Он неоднократно спрашивал меня о числе и силе летных соединений, а также о боеспособности зенитной артиллерии. Мне приходилось постоянно иметь под рукой данные о наличии бомб и боеприпасов, а также о количественных показателях выпуска других видов авиационного вооружения. Я вносил самые последние сведения в свой блокнот, и фюреру об этом было известно. Однажды он спросил меня: «А ваша толковая записная книжечка при вас?». Он хотел получить какую-то справку, и я смог ее дать. По опыту я знал, что вовсе не обязательно держать в голове все цифры и данные, которые могли ему понадобиться. Ему было важно одно: чтобы они были верными. Поэтому, как я убедился гораздо позже, уже во время войны, фюрер доверял моим записям больше, чем тем данным, которые Геринг называл ему по памяти.

3 ноября Гитлер ненадолго приехал в Берлин, а оттуда на следующий день дал старт новой поездке, в которой я сопровождал его как дежурный адъютант. Первую остановку сделали в «Каринхалле» по случаю крещения дочки Геринга Эдды, родившейся 30 мая того года. Фюрер был крестным отцом, а Геринг с женой – любезными хозяевами, но в этот день его присутствие вносило какую-то нервозность. Поэтому он оставался здесь недолго.

9 ноября 1938 г.

Ночью мы доехали поездом до Веймара, где Гитлер хотел 5 и 6 ноября присутствовать на партсъезде НСДАП гау Тюрингия. Центральным событием этого съезда явилась его речь. Как и двумя неделями ранее в Саарбрюккене, Гитлер выступал в качестве фюрера партии, а не главы государства, хотя, оценивая ту или иную его речь, никто этого различия усмотреть не мог. Говорил он исключительно о своих внешнеполитических взглядах, а потому ее воспринимали с гораздо большим вниманием, чем в предыдущие годы. У нас сложилось впечатление, что Гитлер снова применил собственный старый метод «времен борьбы»{136}, а именно: убедить своих внешнеполитических противников, которых теперь видел в лице Англии, в существовании угрозы большевизма, как пытался это делать до 1933 г. для запугивания противников внутриполитических. Точно так же, как он пришел к власти без революции, он хотел достигнуть и своих внешнеполитических целей без кровопролития. Эта идея настолько владела Гитлером, и он настолько верил в ее правильность, что даже считал, будто она отвечает интересам Британской империи. Но пропагандистская речь была средством, не пригодным для того, чтобы привлечь на его сторону консервативные правительства и народы.

Во время этой поездки Гитлер находился почти исключительно в кругу своих «старых борцов». К «старой гвардии» принадлежали и те деятели культуры, с которыми он встречался. С этими людьми фюрер говорил откровенно и свободно, однако не упоминая о своих внешнеполитических или военных планах и намерениях. В Веймаре мы пробыли всего 48 часов. Каждая его речь длилась не больше двух часов. Все остальное время он провел среди представителей культурной жизни и видных партайгеноссен этой гау во главе с гауляйтером Фрицем Заукелем{137}. Гитлер посетил несколько строительных площадок и архитектурных мастерских, ознакомился с планами и макетами новостроек, дал задание профессору Герману Гизлеру по реконструкции Веймара. Центром города должна была стать площадь Адольф-Гитлерплац, на ее проекте он задержался дольше, обсудив многие детали. Особенно благожелательное отношение фюрер проявил к веймарскому Национальному театру, где прослушал оперу Верди «Аида».

Пребывание в Веймаре явно пришлось Гитлеру по душе. Ему был приятен круг местных партайгеноссен, которые провели с ним в холле отеля «Элефант» два оживленных и интересных вечера. Неудивительно, что эта аудитория принимала его с восхищением. Из речи своего фюрера они узнали о его политических взглядах и твердо верили в его стремление к миру. Насколько серьезно было это стремление, они судили по разговорам с ним, в которых он рассказывал о своих строительных планах, а также о культурной и социальной программах. Они даже и представить себе не могли, чтобы человек, намеренный осуществить такие планы, думал о войне.