Один день, одна ночь - Татьяна Устинова

– А жену его куда собирались деть? Утопить?

– Да на фиг надо ее топить! Чудакова эта такую политику вела, чтоб он поскорее из Москвы отправил жену-то. Садись, милая, на поезд, дуй в Одессу-маму! А развестись можно на расстоянии и очень быстро, особенно при наличии известных связей. Сунули бы ей тысчонку-другую, она бы все бумаги подписала, как миленькая. Лишь бы только заранее не прознала про миллионы. Потому и телефоны везде выключили – на всякий случай. Это она выключила, балерина. И кулагинский телефон ей велено было утащить, тоже от греха подальше. Чтоб какой-нибудь не в меру резвый бразильский поверенный не позвонил и не сообщил ему о наследстве. Они бы таким макаром его в неведении какое-то время продержали! Только телефон она так и не утащила. Кулагин на дачу, где она его поджидала, не поехал, а весь вечер вокруг твоего дома слонялся. Планы мести строил. Поскандалить ему хотелось.

– Это он любил, точно, – согласилась Маня. – По скандалам он был большой специалист.

– Только тут некстати сестра из Одессы случилась. Она-то как раз все время на городской квартире торчала! А они, Петечка с балериной, квартиру эту из виду совсем упустили, понимаешь? Слушай, налью я себе еще, а?

– Я тебе сама налью. Говорят, себе не наливают, денег не будет.

– У меня и так не будет, – развеселился Мишаков. – Наливай, не наливай!

Маня плеснула ему коньяку. Он глотнул и зажмурился.

– Сестра торчала, а куда ей деваться!.. Настя все время у Гудкова проводит, Кулагин на даче, в Москве она не знает никого, сидит с девочкой да с нянькой. А тут как раз и позвонили! Именно в городскую квартиру и позвонили, что логично.

– Логично, – согласилась Маня.

– Она представилась как жена, никто ничего не заподозрил, Кулагин вполне официально женат. Ей и рассказали, что нужно в наследство вступать. Я думаю, без подробностей, конечно, сказали, но наследство в Рио-де-Жанейро – это ж круто!.. Она долго придумывала, как бы ей к этому наследству... ну... примкнуть, что ли!

Маня засмеялась.

– И получалось, что никак не примкнешь. Кулагин собирался разводиться, и кукиш с маслом они бы получили, а не наследство! Кроме того, он должен был развестись вот-вот, а наследство получить уже потом, а все, что не в браке нажито, не делится. Ну, никак не делится, ни по справедливости, ни по закону. Ничего бы не досталось никому, все ему и его новой супруге.

– Подожди, а девочка Нийя?

– Ай, молодец! – похвалил капитан Маню Поливанову. – Вот именно! Девочка Нийя! От сестры Наташи до бразильского наследства было рукой подать – всего только Кулагин и Настя. Если их нет, денежки получает кто? Денежки получает девочка, прямая родственница той, что с Монблана неудачно упала. Или с пика Коммунизма. Ее единственная младшая сестра. Той, что из Бразилии.

– Сереж, я поняла.

– Ну и, соответственно, тот, кто ее в данный момент опекает, девочка-то маленькая, шесть годков всего!

Дальше Мане слушать совсем не хотелось, но она поняла, что придется.

– Наташа долго думала, как бы ей от Кулагина с Настей избавиться, и вчера случай подвернулся. Ее сюда вызвали за ключами, а тут все на месте, и Кулагин пьяный, ей Настя рассказала, когда ключи выносила. Она их забрала и стала вокруг дома кругами ходить, ждать, может, случай подвернется. Кулагина в такси посадили, он вроде уехал, но Настя-то здесь осталась! А он посреди ночи вдруг вернулся, уже совсем пьяный!.. Она его на бульваре увидела, подошла, повела к вам в подъезд, он на ногах почти не стоял. В подъезде она его поставила так, чтоб удобнее было шарахнуть, и шарахнула прямо возле лестницы. Импульсивная такая девушка. Предприимчивая.

Он помолчал.

– А если бы Настя вышла, она бы и ее шарахнула, какая разница! Ей по-любому надо было от них обоих избавляться. Понимаешь? И так, чтоб про наследство никто не узнал. Мобильного телефона она у Кулагина не нашла и решила, что он его здесь забыл, и потом приходила искать. Я уверен, она видела, как ты уезжаешь, а этот писатель твой все равно дальше собственного носа ничего не видит и своих не узнает.

– Неправда.

Он посмотрел на нее и усмехнулся.

– Как раз Алекс и понял, что приходила не Таис, а ее сестра.

– Понял, понял, – согласился капитан. – Молодец. Отсюда она поехала на квартиру за пистолетом, у Кулагина был пистолет, балерина говорила, а потом на дачу. Настя утром ей сказала, что собирается на дачу, какие-то документы его, что ли, взять, а сама не поехала. Весь день провела у Гудкова. Наташа приехала как раз после... писателя твоего, зашла с другой стороны, выстрелила в того, кто на крыльцо вышел, и убежала. Говорю же, горячая импульсивная девушка южных кровей. С Одессы.

– Нужно говорить «из», – поправила Маня. – Из Одессы.

– Ну, из, – согласился капитан.

– Ты ее поймал?

– А чего ее ловить? На квартире она сидела и рыдала. Ну, забрали мы ее, да. Там на пистолете пальчики ее наверняка есть. Она ведь не так чтоб профессор или великий писатель, – зачем-то добавил он язвительно. – Ума мало, одна жадность. Она пистолет прямо там, на участке в Малаховке, и бросила, где стреляла.

– Бросила, да, – задумчиво проговорила Маня. – И Аннет, представляешь, Алекса тоже бросила. То есть уехала, и все дела. Даже не подошла посмотреть. Какая разница, что там с ним случилось! Вдруг ему срочно «Скорую» надо вызывать, в больницу везти, у нее же машина рядом стояла! А она вот просто испугалась и уехала. Подумаешь!.. Ей-то какая разница!

Из распахнутого окна тянуло мокрым асфальтом и как будто чуть-чуть липовым цветом, ночь была легкой, нестрашной, прозрачной, и чувствовалось, что она вот-вот кончится.

– А наследство?

– Чего наследство?

– Большое?

Мишаков вздохнул.

– По-моему, не просто большое. По-моему, какое-то охренительное. Бразильская жена Кулагина происходила из семьи миллиардеров, насколько я понял. Точно я не выяснял, конечно, но там бешеные деньжищи.

– Их теперь получит Настя, да?

– Маня, – сказал капитан, впервые назвав ее по имени, – какая мне, к чертовой матери, разница, кто их получит? Ну, девочка, наверное, получит, Нийя. Соответственно, ее мать.

– Все-таки он ей заплатил, – Маня встала, подошла к окну и стала смотреть в темноту. – Она все скулила, что Анатоль ей должен за все мучения! Заплатил, да еще как!.. Она небось такой платы и не ожидала вовсе.

– Да ну ее совсем, – махнул рукой капитан. – Она меня не интересует.

Маня повернулась, пристроилась на подоконник, как давеча сидел ее кудрявый великий писатель, и, прищурившись за очками, взглянула на него.

Ну да. У нее же астигматизм. Нужно в словаре посмотреть, что это такое.

– Мне жалко миллиардеров из Бразилии, – вдруг ни с того ни с сего объявила Маня. – Они же наживали, старались, усилия прикладывали, работали. Такие деньги требуют постоянной работы, насколько я понимаю. И никого не осталось! Наверное, это очень грустно, когда в конце жизни некому оставить миллиарды. Вон даже Софья Захаровна нашла, кому оставить Гарольда! Чужим людям не отдала. А тут такое состояние!

Мишаков вздохнул.

Нужно уходить, он знал, что время вышло.

Аккуратно вжикнув «молнией», он достал из дерматиновой папки два паспорта и аккуратно, один на другой пристроил на край стола рядом с пустым бокалом.

Маня с подоконника посмотрела на паспорта.

– Ну все, – сказал он, как бы проверяя на самом деле, – все или еще нет.

Маня кивнула. Получалось, что – все.

По коридору, полному книг, он, не оглядываясь, дошагал до двери, выскочил на площадку и побежал вниз по лестнице.

Он сбежал на один пролет, остановился и, задрав голову, глянул наверх.

Маня Поливанова, держась за перила обеими руками, смотрела ему вслед.

– Пока, – сказал он и улыбнулся. – Найдешь еще один труп, звони.

Она кивнула, очень серьезно.

Они помолчали, стоя далеко друг от друга, а потом она спросила так же серьезно:

– Значит, самый главный вопрос – зачем?

– Нет, Маня. Самый главный вопрос – как вы начали писать и где вы берете сюжеты?