Двойной бренди, я сегодня гуляю - Мария Елифёрова

— Твоя очередь, — сказал Лаи, жестом предложив ему сухое полотенце. Коннолли смотрел на него. Ликина косынка была там же, где и вчера — она аккуратно охватывала руку барнардца выше локтя, как знак маргинального политического движения. Надежда, что он забудет про неё при переодевании, не оправдалась.

— Знаешь, — проговорил Коннолли, опустив глаза, — я, наверное, пойду у себя помоюсь.

Ни к чему, подумал он, портить последний день перед отлётом на Землю.

35. ЛЕЗВИЕ БРИТВЫ

Барнарда, 23 декабря 2309 г. по земному календарю

Лика заканчивала завтракать. Лаи не попадался ей на глаза, хотя время уже подходило к одиннадцати по местному. Её это тревожило. Накануне вечером он был как-то особенно, совсем не по-барнардски, погружён в себя и держался отчуждённо. И злосчастная бандана... Зачем только она произнесла слова "не надевайте её на голову"? Этот невозможный Лаи повязал бандану себе на руку! И как ни в чём не бывало сел обедать за стол к ним с Патриком. Было бы странно надеяться, что Патрик не догадается о происхождении этой повязки...

Потом был недолгий и путаный разговор в парке между шпалерами с плющом, и она попыталась обнять его, но он чуть ли не затравленно сверкнул на неё своими тёмными глазами, вырвался и убежал. И теперь её изводило беспокойство. Они с Патриком улетали на Землю сегодня вечером. Может быть, всё-таки позвонить Виктору? Может быть, он ждёт от неё, что она это сделает? Не могут же они расстаться, совсем не попрощавшись?

Она не сразу поняла, что её телефон трезвонит на весь буфет. С запозданием осознав это, она схватила наушник. Виктор!

— Добрый день, Лика, — его голос в наушнике звучал мягко и устало. — Вы не заняты?

— Н-нет, — с трудом ответила она. Тревога смешалась с радостью. Что он скажет дальше?

— Вы не могли бы зайти сейчас ко мне?

— Конечно, Виктор.

Лика выключила связь и направилась к лифту.

Лаи открыл ей дверь сразу. Он был непривычно взбудоражен, как будто замышлял что-то запретное. Он поменял шапочку — вместо алой с жёлтыми цветами (наверное, отдал в чистку) на нём была однотонная, из атласной материи тёмно-красного оттенка. Платок на шее, разумеется, был подобран в соответствие. Этот цвет ему шёл, но придавал диковатую мрачность. Со всей своей обычной учтивостью Лаи пропустил Лику в номер.

— Садитесь, — сказал он. — Я так рад, что вы пришли.

Лика присела у стола, и он сел напротив неё. Он запрыгнул на пуф с ногами, чуть ли не лёг грудью на стол и, странно извернувшись, посмотрел на неё снизу вверх.

— Вы ведь сегодня вечером улетаете, так?

— Да, — сказала она. Она заметила, что он запустил причёску. Он казался теперь остриженным под машинку, и хотя ей всегда хотелось, чтобы он отпустил волосы более равномерно, это новшество не порадовало её — оно создавало впечатление неопрятности. Но оно, несомненно, было умышленным, так как подбородок Лаи был по-прежнему выбрит безупречно.

— Виктор, вы что это, — спросила она, — волосы отращиваете?

Лаи ответил таинственной полуулыбкой.

— До поры до времени.

— До какой это поры?

— До той, пока вы меня не побреете.

Это ещё что за штучки, ошалело подумала Лика. Новый способ развлекаться или всё-таки сдвиг по фазе?

Она внимательно поглядела в лицо Лаи. Ни малейших признаков неадекватности.

— Для чего вам это?

— Мне бы это доставило удовольствие. Разве вам трудно это сделать?

— Не трудно, — сбитая с толку, сказала Лика. — Но я не могу вам соврать, будто это меня не удивляет.

— Считайте это моим чудачеством.

— Вам не кажется, что количество ваших чудачеств превысило предельно допустимую концентрацию? — Лика встала из-за стола. — Сначала вы расшибаете нос Патрику. Потом выпрашиваете у меня старую косынку и цепляете её себе на рукав. А теперь требуете, чтобы я освоила профессию цирюльника.

— Я не буду в претензии из-за нескольких порезов, — улыбнулся Лаи. На лице его было такое детское выражение смущённого школьника, пойманного на шалости, что Лика устыдилась своей вспышки.

— Не обижайтесь, Виктор, — она обняла его и поцеловала в шёлковые усы. — Вы же знаете, я сделаю для вас всё, что вы попросите. Хоть перепечатку всего Диккенса с ручной клавиатуры.

— Ох уж этот ваш земной максимализм, — рассмеялся Лаи. — Либо ничего, либо вывернуться наизнанку. Я не прошу больше того, о чём я попросил. Вы исполните мою просьбу?

— Если вам так хочется...

— Тогда давайте, — он высвободился из её объятий и соскочил с пуфа. Она не сразу поняла его.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — подтвердил Лаи и отправился в ванную за бритвенными принадлежностями.

С точки зрения Лики, разумнее было перебраться туда самим, но Лаи почему-то не хотел осуществлять свой замысел в ванной. Он принёс в комнату полотенце, гель, станок и влажные салфетки; воду им пришлось налить в миску из-под фруктов.

Чувствуя себя участницей какого-то причудливого спектакля, Лика смотрела, как Лаи снимает шапочку, жилет и шейный платок. Расстегнув ворот рубашки, он обернул шею полотенцем.

— Я в ваших руках, — пошутил он, усаживаясь перед ней. Несколько секунд она разглядывала отливающие тёмной медью ворсинки на его голове и маленькие, аккуратные розовые уши. Лаи сидел молча, не шевелясь. Лика смочила ему голову водой и принялась натирать гелем.

Его волосы совсем не кололись под пальцами, хотя отросли всего на несколько миллиметров — они были мягкими, как велюр. Лика вытерла руки и неуверенно взяла станок, не зная, с какой стороны приступить. Её одолевала дрожь. Наконец она коснулась станком его затылка и с нажимом провела сверху вниз. Оголилась широкая светлая полоса; велюр скомкался, липкими от геля катышками потянувшись за станком.

— Как вы нежно это делаете, — сказал Лаи. Волнение схлынуло; Лика ополоснула в миске станок и продолжила начатое. Старательно соскребая каштановую щетинку, она вдруг удивилась тому, до чего это похоже на её археологический опыт.

— Чувствую себя снова на раскопках, — с неловким смешком сказала она.

— Льщу себе надеждой, что расчищать мой череп для вас хотя бы вполовину так же интересно, как черепа марсиан, — со всей возможной куртуазностью ответил Лаи. Лика молча продолжала своё странное занятие. Выбривая ему лоб спереди, она заглянула ему в лицо. Он сидел с закрытыми глазами, и на губах у него была блаженная улыбка.

Лике стало его жаль. Ей было совестно, что она поначалу так отреагировала на его просьбу. Если природа так несправедлива к ним обоим, то зачем отказывать ему хотя бы в таком удовольствии? Что предосудительного в том, что он жаждет ласки, пусть и такой экстравагантной?

Понемногу бритьё было закончено. Она тщательно обтёрла ему голову влажной салфеткой и расчесала его локон, уложив на левый висок, как носили здесь все, кроме военных.

— Видите, я даже нигде вас не порезала.

Эта фраза вышла кокетливой; произнеся её, Лика испытала острое раздражение на саму себя. Но что ещё ей было говорить после такой необычайной формы интимности? Не выяснять же, возбудило его это или нет.

Лаи снял с шеи полотенце, положил его на кровать и повернулся к Лике. Её удивило выражение его глаз. Господи, что у него на уме?

— Спасибо, — с непривычно кривой улыбкой проговорил он. — Мне и в самом деле было приятно.

Он немного помолчал, потом поднял длинные ресницы и спросил:

— А вы знаете, что вы сейчас сделали?

Лика пожала плечами.

— Я так полагаю, поработала вашим парикмахером.

— Думайте хорошенько, — возразил Лаи. — У нас не бывает мужских парикмахеров.

— Ах, ну да, запрет прикасаться к чужим волосам... Дело в этом? Но ведь вы раньше брились сами?

— Не буду вас больше изводить. Это был свадебный обряд.

— Что?!

Первое мгновение до Лики едва доходил смысл его слов; когда наконец дошёл, у неё пресеклось дыхание, и воздух перед глазами пошёл рябью. Лаи увидел, как она переменилась в лице. Сам побледневший от напряжения, он поспешил пояснить:

— Ну, не совсем свадебный... Скорее аналог вашей помолвки. Если мужчина просит женщину побрить ему голову и если она соглашается, то она с этого момента считается его невестой.

Лика попятилась. Ощупью найдя угол стола, она оперлась на него, чтобы не сползти на пол. В глазах у неё плыли зелёные и фиолетовые круги.

— Так вы меня обманули! — сдавленным голосом проговорила она. — Тристан чокнутый!

Голосовые связки подвели её; она сорвалась на визг. Под руку ей попалась банка с освежающими салфетками. Сама не своя от ярости, она схватила банку и, не целясь, швырнула её в барнардца. Банка ударила ему в плечо, отскочила и покатилась по полу. Лаи не пошевелился, не сделал попытки заслониться. Он молча смотрел на Лику.