С любимыми не расставайтесь! (сборник) - Александр Володин

Только сейчас заговорила Альдонса:

– Что же это он ни разу не заходил увидеться с нею?

– С кем – с нею? – не сразу понял Санчо.

– Ну – со мной, вы говорите.

– Слышали? Вот о чем она спрашивает! Зачем тебе было видеться с ним, поганка! – возмутился жених.

– Что ты привязался к девочке? Ну спросила из любопытства. В кои-то веки ухажер объявился, – сказала мать.

– Да ведь не увиделись же! Не виделись они, не виделись, нудный ты парень! – поддержал ее отец.

– Это мы еще выясним. За столько лет ни разу не повидались. Трудно поверить, – настаивал жених.

Санчо снова увял:

– Благородный Дон Кихот не увиделся со своей госпожой, потому что она не ответила ему на письмо.

– А! Значит, еще и письмо было! – побагровел жених.

– Давай сюда письмо, – потребовал отец у дочери.

– Письма у ней нет, потому что я его не отдал ей, – объяснил Санчо.

– Поверим. Что же там было сказано? Ваш господин наверняка с вами поделился, – настаивал жених.

– К чему говорить о письме, если нет его, – сказала Альдонса.

– Почему же – не к чему? Именно есть к чему.

– Нет, вот именно и не к чему.

– А по-моему, дочка, раз уж зашла об этом речь, лучше пусть расскажет. Такой кабальеро не мог написать ничего дурного, – сказала мать.

– Санчо, только от себя, уж пожалуйста, ничего не прибавляйте, – добавил отец.

– К чему прибавлять-то? И прибавлять-то не к чему. Не было письма! Не давал он мне ничего! Неужели трудно понять, – вскричала Альдонса.

– Но ведь тогда этот балбес еще хуже будет тебя подозревать!

– Пусть подозревает, если балбес.

– Вот как. Ничего, сиротой не останемся. Шестнадцатилетние девочки бегают без дела, – обиделся жених.

– А такое хозяйство там бегает? – сказал отец.

– Хозяйство – дело наживное. Но сперва давайте разберемся до конца. Забыли вы письмо. Значит, передали его на словах?

– Не передал я его на словах, – сказал Санчо.

– Почему же?

– Не повидал я сеньору Дульсинею. Не добрался до нее.

– Даже не добрался! Так далеко от вашего села до нашей Тобосы?

Санчо виновато обратился к Альдонсе:

– Дело в том, госпожа, что именно к этому времени мой господин нацелился на королевский трон – я имею в виду принцессу, которую он собирался спасти и жениться на ней.

– На ком это он там жениться собирался? – вскинулась Альдонса.

– В том-то и дело, что не собирался он жениться, у него и в мыслях этого не было! Но я-то, грешным делом, рассчитывал, что коль скоро это сбудется, то он и меня женит. Потому что я к этому времени уже овдовею – и сосватает мне какую-нибудь знатную даму. Вот какие чудовищные мысли бороздили мою голову! И потому я ему наврал, что видел вас. И будто вы просеивали зерно. И потому я не передал вам его любовное письмо. И все это я говорю, чтобы вы поняли, какой я негодяй и чего я стою.

– Так что он там – женился, нет?

– Как же он мог жениться, если владычицей его души была Дульсинея! Когда же я из-за своей гнусности не стал разыскивать Дульсинею и вернулся ни с чем – господин принялся меня расспрашивать: «Вот вручил ты письмо. Чем была в это время занята царица красоты? Вернее всего, низала жемчуг?» – «Никак нет, – сказал я, – она просеивала зерно у себя во дворе».

– Почему же ты так сказал?

– Я иной раз потешался над своим господином. А зачем – не знаю… Тогда он спрашивает: «Что же она сказала, когда прочитала мое письмо?» – «Она, мол, сказала, что страх как хочет с вами повидаться».

– Ну, братец, вы такие петли мечете, что вас трудно понять. Если она ничего этого не говорила, зачем же вы это говорите? – возмутился отец.

– Я говорю не то, что было, а только то, что я говорил.

– А раз говорил, так и говори до конца: когда ты сказал, что я зову его прийти, – что он тебе на это сказал? – спросила Альдонса.

– Вот она и созналась! Все слышали? Значит, ты все-таки звала его прийти? – торжествовал жених.

– Да ведь сказано тебе, что он наврал? – вступился отец.

– Что он наврал?

– Все наврал!

– Так, может быть, и то наврал, что все наврал?

– Почему же, Санчо, твой Дон Кихот и на этот раз не пришел ко мне, когда я сама его позвала? – спросила Альдонса.

– Да потому, что по законам рыцарства он сначала должен был выполнить свое обещание и спасти принцессу от великанов! А потом уж думать об удовольствиях! Разве не так?

– Не знаю ваших дел. А кто она была, эта принцесса, о которой вы все время тут толкуете?

– Эта сеньора, которая выдавала себя за принцессу, оказалась такая же принцесса, как моя супруга Тереса.

– Любопытно было бы услышать, с какими дамами еще был знаком ваш господин.

– Еще в него была влюблена девица Альтидисора.

– Тоже принцесса?

– Это была горничная, но ей едва стукнуло пятнадцать лет. Самая здоровая девушка во всем замке. Но при виде Дон Кихота ей сразу становилось дурно, и подругам приходилось расшнуровывать ей корсет.

– Мы корсетов не носим, у нас и так все в порядке. Так что же там с ней стряслось?

– Она пела ему под лютню и молила Бога, чтобы Дульсинея так и не вышла из-под волшебных чар и чтоб он не насладился и не взошел с нею на брачное ложе.

– Дура стоеросовая. Дворцовая подметалка.

– Теперь вам ясно, что это был за человек? И это только начало. Если бы наш гость Санчо Панса не поленился и продолжил свой рассказ о любовных похождениях пресловутого Дон Кихота, то мы бы наверняка услышали немало интересного! – рассудил жених.

Санчо сказал, наливаясь гневом:

– О подлые, нескромные, неучтивые, невежественные и косноязычные люди! Наушники и клеветники! Вы думаете, я пришел к вам ради вашего пирога? Я пришел взглянуть на ту, перед которой так тяжко виноват. Не вам, а ей я хотел передать все слова моего господина, которые он обращал к ней. Может быть, я сболтнул что-нибудь и не так. Дурак в своем доме скажет лучше, чем умник в своем. Но знай одно, Альдонса, – страшнее всего была для моего господина мысль, что какая-нибудь девица его пленит и заставит нарушить обет целомудрия, который он дал владычице своей Дульсинее. И вот как он стенал ночами, не давая мне заснуть: «Для одной лишь Дульсинеи я – мягкое тесто и миндальное пирожное, а для всех остальных я – кремень. Одна лишь Дульсинея для меня прекрасна, разумна, целомудренна, изящна и благородна. Все же остальные безобразны, глупы, развратны и худородны. Природа произвела меня на свет для того, чтобы я принадлежал ей, а не какой-либо другой женщине».

– Да что же это в самом деле! Он же и знать меня не знал! – возмутилась Альдонса.

– Знал он тебя, знал, в том-то и дело.

– Вот наконец кое-что и выясняется, – обрадовался жених.

– Когда еще он скромно и бесславно жил в своем селе, ел винегрет и читал рыцарские романы и звали его просто Алонсо Кихано, – сказал Санчо.

– Тощий Алонсо Кихано, – поразилась Альдонса.

– Иногда он забредал в наше Тобосо и тут влюбился в тебя за твою миловидность.

– Я не обращала на него никакого внимания.

– Ты не обращала на него внимания, но ты показалась ему достойной быть владычицей его помыслов. И он выбрал тебе имя, которое не слишком бы отличалось от твоего собственного, но в то же время напоминало бы имя какой-нибудь принцессы – Дульсинея Тобосская. Потому что ты родом из Тобосы.

– Но он и слова мне не сказал!

– Потому что его чувство всегда было возвышенным и далее почтительных взглядов дело не заходило.

– Тощий Алонсо Кихано…

– Алонсо Кихано Добрый, так его все звали в Ламанче.

– Вот и вышло все на чистую воду, – сказал жених.

– Что вышло-то? – вскинулась мать.

– То, что они были знакомы и встречались!

– Какие же это встречи? Человек три раза в жизни видел девушку и ничего себе не позволил, а только пялил глаза, может быть, с другого конца улицы!

– Какая разница, сплетни все равно будут.

– Если ты сам не станешь трепать языком, то и сплетен не будет. У нас и читать-то никто не умеет, и знать никто не узнает, что там в Толедо написали, – сказал отец.

– А если даже сюда и дойдет какой-нибудь слух? Что плохого в том, что твоя жена стоит такой любви? – добавила мать.

– Что делать, когда настоящие парни уходят в город, то и такой может поторговаться.

– А если сюда понаедут городские молодчики, любители романов, да начнут из любопытства подбиваться к моей жене? На будущее вот тебе мой совет, дорогая: дальше постели ног не вытягивай! – сказал жених.

– Это он ревнует, потому и беснуется, – объяснила мать.

– Ревновать-то я не ревную, а зло меня берет, это верно, – ответил жених.

– Об этом я и говорю.

Отец решил:

– Давайте закругляться. Вспомните, Санчо, не нужно ли вам сменить дверь в кладовку?

– Пора бы, – согласился Санчо. – А не надобны ли вам листья для шелковичных червей?

– Не помешали бы и листья.

– Вот что, дружище. Вы должны сказать всем и объявить, что Дульсинея – не она.