Лунный синдром (сборник) - Михаил Бочкарёв

Все трое были крайне возбуждены и взволнованны. Они наперебой о чём-то спорили, а хирург — бледный, в криво сидящих на носу очках — кричал, вскидывая глаза к потолку:

— Эпидемия! Это эпидемия, я вам говорю!..

— И у вас?!.. — поражённо уставился на троицу городской начальник.

Троица нервно обернулась к Подсидельникову, и, синхронно замолчав, уставилась на его протянутые в беспомощности руки с лежащим на них гигантским хвостом.

— Карантин! Немедленно! — изрёк хирург и хотел снова впасть в обморочное беспамятство, но ему не дали.

К вечеру стало доподлинно известно, что каждый житель города, включая детей и новорождённых младенцев, имеет теперь хвост, и, что самое удивительное, хвост уникальный!

В срочном порядке была организована медицинская комиссия, в задачу которой входило произвести хвостовой осмотр граждан. Из всех осмотренных за день несчастных не нашлось ни одного, чья вновь обретённая часть теля совпала бы своими характеристиками с другими.

У каждого имелись отличия.

Некоторые граждане вырастили совсем крохотные хвостики, которые при желании можно было спрятать, надев одежду посвободнее, у некоторых же, наоборот, хвосты оказались огромными, такими, что оставить их существование незамеченным не получилось бы никак.

Хирург Навельский на мольбы таких товарищей об ампутации неожиданной конечности ответил твёрдым отказом, заявив, что этот феномен для начала следует изучить со всей серьёзностью.

Некоторые хвосты оказались поистине удивительны. Например, хвост владельца ресторана «Избушка» Левона Хламидзе представлял собой лопатообразный, похожий на китовый плавник, отросток идеального серебристого цвета. Глядя в него, при желании можно было даже побриться.

У другого жителя города, Михаила Веньчикова, профессии неопределённой, хвост был тройным, и каждый сегмент имел собственный окрас — красный, белый и синий. Михаил очень быстро научился активно манипулировать своим новообретением, так что казалось, хвост имелся у него с самых ранних лет.

Веронике Степановне Лучкиной, работнице городского зоосада, судьба преподнесла шикарный меховой подарок. Мех её хвоста блестел и искрился на солнце огнями драгоценных бриллиантов, и Вероника Степановна, видя хвосты других женщин, нашла в своём несравнимое превосходство. Она брезгливо взирала на жалкие, заурядные отростки горожанок, и вид её при этом был величественен и надменен.

Двадцатилетний студент городского университета финансов Иван Ракушкин обзавёлся невиданным шарообразным хвостом, который, как оказалось, имел уникальную способность к трансформации. Ему, как пластилину, можно было придать любую форму, и она сохранялась до тех пор, пока владелец хвоста сам, внутренним желанием, её не отменял.

Но всё-таки в большинстве своём хвосты хоть и имели отличия, были вполне обыкновенными, выделяясь лишь формой, цветом и длиной.

К вечеру в кабинете градоначальника Подсидельникова состоялось экстренное совещание, на котором присутствовали все видные люди города.

Лихорадочно дымя сигарой, в кресле возле окна сидел предприниматель Компликов — владелец двух крупнейших предприятий Н-ска. Его тонкий, закрученный спиралью хвостик предательски дрожал, выдавая растерянность и беспомощность хозяина.

Напротив него, злобно вращая глазами, восседал глава горэнергоснабжения Виртухаев Юрий Кузьмич — его плоская антропоморфная аномалия, напоминающая попавшего под каток енота, всё время спадала на пол, а он от этого жутко злился и ругался вполголоса скверными междометиями.

Тут же был и вездесущий Поранкин, который видным деятелем города вроде бы и не был, но отчего-то всегда появлялся на первом фланге животрепещущих событий. Рядом с ним притаился на стуле приятель Всеволод Пилотский. Они двое попали на собрание по чистой случайности. Как люди, первыми проявившие инициативность в загадочной обстановке.

Врач Навельский, углублённый в толстенный том медицинской энциклопедии, шуршал страницами и тяжело вздыхал, всякий раз повторяя:

— Не понимаю! Не понимаю совершенно!..

Однако время шло, и нужно было что-то предпринимать.

Начальник УВД Сгнилюк расхаживая перед собранием, нервно шевелил своим серым длинным хвостом, похожим на многократно увеличенный крысиный, и, яростно жестикулируя, декламировал:

— Ситуация крайняя, господа! Вопиющая! Я подозреваю, что имеет место диверсия. Возможно, в ночь с тридцатого на первое террористы распылили некий газ и мы все… Жители города… Мы с вами… попали под его действие!.. Нужно срочно сообщать в Москву. Немедленно!..

— Погоди ты с Москвой, — беспокойно вздрогнул Подсидельников.

— А что? Что ещё делать? Там специалисты. Авось, разберутся…

— Свезут нас всех к чертовой матери, в клинику, и разберутся…

— Не надо драматизировать, товарищи, — попытался успокоить собрание окружной депутат Лоханкин, — у нас на дворе не сорок седьмой…

Хвост Лоханкина, жирный и короткий, похожий на батон стухшей докторской колбасы, грустно свисал со стула.

— А вдруг и в Москве то же самое? — с ужасом предположил Сгнилюк.

— Исключено! Сейчас бы во всех теленовостях трубили, — отмахнулся активист Поранкин.

— А что, если это знак? — тихо предположил Пилотский.

Все посмотрели на него недоверчиво.

— Знак? — изумился Подсидельников, — Какой ещё знак?

— Божественный, — пояснил Всеволод воодушевлённо, — может, мы избранные?

— Избранные… — задумался глава города.

— Да! Может нам это дано, — вдохновенно демонстрируя свой изогнутый хвост, продолжал Пилотский, — как показатель того, что мы такое есть!

— То есть? Это как? — насторожился Сгнилюк.

— У всех ведь хвосты разные. Ни одного похожего нет! А о чём это говорит?

Навельский заинтересованно оторвался от чтения и уставился на оратора.

— О чём же? — спросил он.

— Хвост говорит о том, кто мы есть на самом деле! Показывает нашу внутреннюю суть! — выдал Всеволод.

В кабинете воцарилось молчание, и было слышно только, как дрожит тонкой пружиной хвостик предпринимателя Компликова.

— А ведь он прав! — воскликнул вдруг Подсидельников, — Как же я сам не понял! Совершенно прав! Каждому дан хвост по его заслуге.

И, в подтверждение своих слов, глава города горделиво скосился на выпирающий из-под пиджака огромный пятнистый подарок судьбы.

— Никуда ни о чём сообщать мы не станем. Но теперь перед нами стоит иная, более серьёзная задача!..

Всю ночь высокое собрание корпело над разработкой таблицы хвостовой иерархии.

Хирург Навельский демонстрировал фотоснимки хвостов, выделяя особенности видов.

По всеобщему согласию было принято первое правило хвостовой градации: «Чем больше хвост, тем значительнее личность».

Возмутившегося при этом предпринимателя Компликова успокоили только вторым правилом: «Хвост, имеющий редкостно-отличительные характеристики, также может принадлежать только выдающемуся гражданину».

Пятнистость, характерный окрас, замысловатый орнамент — также приписали к достоинствам индивида, обладающего такого рода хвостом.

Отдельным пунктом собрание выделило хвостовую подвижность, температурные особенности, и целостно-эстетический вид.

К утру положение о хвостах было готово, не хватало самого главного.

— Я думаю, — заявил градоначальник, обводя взглядом измождённых за ночь совещателей, что нам следует ввести более цивилизованное определение этому, так сказать… эээ… феномену.

— Вы о чём? — удивился Навельский.

— Ну, не называть же нам данное богом преимущество уничижительным словом — хвост.

— Верно! — поддержал Сгнилюк, стегнув своим божественным подарком по паласу, как заправский пастух.

— Какие будут предложения, господа?

Воцарилось долгое молчание. Каждый из присутствующих глубоко задумался, погрузившись в тягучую тину размышлений всем существом, и нарушил эту вязкую тишину только радостный вскрик всё того же Пилотского.

— Унидент! — пылая взором, изрёк он.

— Как-как?

— Что за унидент? — возбуждённо загудели голоса.

Все взгляды обратились к молодому приятелю Поранкина. Хвост Всеволода радостно ходил из стороны в сторону, и кисточка его нетерпеливо порхала за спиной юркой белкой.

— Уникальный идентификатор! Сокращенно — унидент! — пояснил он.

Собравшиеся переглянулись.

— А что, недурно, молодой человек, — похвалил Подсидельников, — Так тому и быть!

С этим собрание разошлось по домам, а ближе к вечеру на городской площади, крайне взволнованному неожиданной хвостатостью народу, руководство зачитало новое постановление — «Об Унидентах».