Спартанец - Валерио Манфреди

— Следуй за мной, Клейдемос. Регент Павсаний ожидает тебя в своей палатке.

Немного позднее он вошел в палатку, пройдя между двумя стражами, которые подняли тяжелый занавес, висящий на входе.

Как только он осмотрелся вокруг своими усталыми глазами, то понял, что царь стоит перед ним. Не очень высокий, седые волосы, короткая остроконечная бородка… Его ухоженные руки, казалось, не принадлежали воину, и даже одежда отличалась некоторой элегантностью, чего Клейдемосу никогда не приходилось наблюдать среди спартанцев.

Две серебряные чаши, наполненные вином, поблескивали на маленьком столике.

— Выпей, — пригласил царь, подавая ему одну из чаш.

— Сегодня великий день для Греции. Это сладкое вино из Коноса. Мы нашли огромное количество такого вина в палатке Мардония. Эти чаши — часть его столовой посуды. Безусловно, варвары умеют наслаждаться прекрасными вещами в этой жизни!

Клейдемос коротким жестом отказался от вина; он так долго ничего не ел, что его желудок содрогался от спазмов. Павсаний поставил чашу и подал табурет.

— Присядь, — предложил он. — Ты, наверно устал.

Юноша опустился на сиденье. Глаза его были налиты кровью, лицо усталое, волосы засыпаны пеплом.

Павсаний внимательно посмотрел на него.

— Те же большие темные глаза, — пробормотал он. — Те же тонкие губы — вылитый портрет матери.

Клейдемос вздрогнул и ответил:

— У моей матери маленькие серые глаза…

Павсаний сел в кресло, сжимая в руках персидскую чашу, словно стараясь подобрать нужные слова.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, — произнес он. — Мы все — чужие для тебя. Возможно, враги. Тем не менее, ты обязан выслушать то, что я должен сказать тебе, потому что твоя жизнь среди сынов Спарты будет долгой.

Доспехи, что сейчас на тебе, принадлежали твоему отцу и твоему брату. Твоя мать никогда не забывала тебя. Мы могли бы и дальше с успехом отрицать факт твоего существования, позволить тебе вернуться к горным илотам, чтобы прожить жизнь простого пастуха, но мы убеждены, что ты более не можешь и не должен вести такой образ жизни — ты стал воином. Ты месяцами сражался бок о бок со своим братом Бритосом. Ты был с ним в сражении при Фермопилах, ты вернулся с ним в Спарту, ты помог ему восстановить утраченную честь. И сейчас ты — последний из выживших в этой величественной семье, в роду, который не должен угаснуть.

Клейдемос оторвал глаза от пола.

— Существует много вещей, которых я не могу понять, и многое другое, чего я даже не могу и представить себе. Если правда то, что ты говоришь, то скажи мне, как я могу вернуться к женщине, которая произвела меня на свет только ради того, чтобы бросить меня. И как я могу оставить женщину, которая хотя и не имеет кровной связи со мной, но спасла меня от смерти, вырастила меня и любила меня. Скажи мне, как я могу покинуть несчастных, покорных людей, которые принимали меня за своего, хотя я и был сыном их врага, и вернуться в город, который поработил их? Город, который хотел, чтобы я умер, только потому, что я хромой. Неужели ты веришь, что человек может родиться дважды? Меня вырвали из тисков преисподней. Человек, спасший меня, Критолаос, мудрейший из всех людей на свете, дал мне мое имя, Талос, для того, чтобы я никогда не забывал о своем несчастье. Каким образом сейчас я начну называть себя Клейдемосом? Я никогда не видел свою мать, мой отец — не более чем лицо, взгляд, дракон, украшающий щит Клеоменидов. А мой брат Бритос… сейчас он — всего лишь пепел, прах на поле битвы при Платеях…

Павсаний вытер пот, выступивший на лбу.

— Пожалуйста, выслушай, что я должен сказать. У меня нет ни одного ответа на любой твой вопрос. Но все же не суди нас слишком строго… Много тайн в жизни человека, его судьба в руках богов, но есть и многое такое, что я могу рассказать тебе, и что тебе неизвестно. Спарта не жестока к своим сыновьям. Но мы все должны соблюдать закон, который превыше любого из нас, даже таких, как я… даже превыше царей. Матери Спарты очень хорошо знают об этом, матери, которые должны смотреть, как их сыновья маршируют на смерть. И твой отец хорошо это знал. Когда он нес тебя вверх на гору Тайгет, той ночью, давным-давно… в ту бурную ночь, мучительную ночь, прижимая тебя к своей груди… Тяжесть этого ужасного, но столь необходимого деяния грузом лежала на его сердце в течение всех тех лет, которые ему оставалось прожить. Клинок, пронзивший его сердце в Фермопилах, не был более острым, не был более жестоким, чем страдание, которое разрывало его душу в ту ночь. Черная пелена заволокла его взор, и никто больше никогда не увидел радость в его глазах, хотя бы всего один раз. Ничто не пощадило его: с того самого момента, когда он узнал, что ты еще жив, его мучения стали еще сильнее, еще невыносимее. В ту ночь, когда Бритос пошел в горы, вооруженный, с намерением убить тебя, его кровь застыла, превращаясь в лед. Но все-таки он не мог произнести ни единого слова. Горькие слезы, которых никто не видел, даже твоя мать, проливал он год за годом, в этом бесконечном, невыносимом страдании. Он мучительно любил тебя до самого конца. Он пал, презирая свою жизнь, пролив свою кровь в обжигающую пыль. Он страдал… о тебе. Таким был твой отец, великий Аристарх — Дракон.

Теперь Клейдемос смотрел прямо в глаза царю. Он стоял неподвижно, застыв, как статуя, и руки его примерзли к бедрам. Единственными свидетелями того, что он жив, были две крупные слезинки на лице, словно выточенном из серого камня.

Павсаний поставил чашу на стол, поднес руки к лицу. Он умолк, как будто прислушиваясь к стрекоту цикад, к приглушенному шуму голосов за стенами палатки.

Когда он снова заговорил, дрожь в голосе выдала его чувства:

— И с твоей матерью судьба обошлась не лучше… судьба, или недоброжелательность богов. Ее красота увяла рано, разрушенная нестерпимыми муками, после того, как тебя вырвали из ее рук. Она потеряла мужа, человека, которого любила всей душой с раннего девичества. Она увидела своего сына Бритоса, вернувшегося живым после сражения при Фермопилах, когда она уже отдала его смерти… но только для того, чтобы снова потерять его, когда он вновь исчез после самоубийства своего друга Агиаса. А завтра она узнает, что он был жив, когда получит урну с его прахом. Женщины Спарты хорошо знают, что их сыновья рождаются смертными, но от этого им не становится легче. Ты — единственный, кто остался у нее, хотя она никогда и не смела надеяться, что ты можешь вернуть.

Клейдемос вытер глаза.

— Есть другая женщина, которая ждет меня в своем крошечном домике на горе Тайгет. Женщина, которую я всегда называл мамой, — сказал он ровным голосом.

— Я знаю, — отвечал царь. — Эта женщина очень дорога тебе. Ты сможешь видеться с ней всегда, когда пожелаешь. Помни только о том, что она была значительно более счастлива, чем то несчастное создание, которое дало тебе жизнь. Но это далеко не все, что тебе следует знать. Я понимаю, что наши законы безжалостны к тебе, но разве внешний мир отличается хоть чем-нибудь, разве он другой? Мы должны выживать в мире, который безжалостен к побежденным. Вчера вы были свидетелями ярости захватчиков, которые вторглись в нашу страну. Тело царя Леонида нашли обезглавленным и распятым в Фермопилах. Такая же судьба ожидала и меня сегодня, если бы мы проиграли сражение.