От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г. - Иван Касьянович Кириенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти же чувства возмущения в отношении лиц, ложно приписавших Ей выражение согласия, Великая Княгиня повторила 2 июня, на другой день после приема Высокопреосвященнейшего митрополита Анастасия, и протоиерею отцу Иоанну Григору Клочко. Подтверждение того же получил и Николай Михайлович Котляревский, удостоившийся 22 июля 1951 года милостивого приема Ее Императорским Высочеством.
Итак, мы имеем непосредственно высказанные по этому вопросу мнения родной сестры Императора Николая II, августейшей покровительницы комитета Ее Императорского Высочества Великой Княгини Ксении Александровны, августейшей почетной председательницы комитета, Ее Императорского Высочества Великой Княгини Елены Владимировны и сообщенное фельдмаршалом бароном Маннергеймом мнение Ее Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны.
Но комитет, под влиянием темных сил, упорно не желает считаться ни с мнением ближайших к замученному Государю родственников, ни с протестами верных русских людей.
Имя генерала Корнилова может быть увековечено его сторонниками и почитателями разными способами: постановкой ли памятника, сооружением ли доски в любой русской церкви, против чего едва ли могут быть возражения.
Но в храме, посвященном памяти Царя-Мученика, для имени Его врага и тюремщика места нет.
Это знают и чувствуют все русские люди, которым дорога священная память нашего Царя, и они верят, что высшая русская церковная власть за рубежом, Архиерейский Синод, не допустит этого кощунства.
17/30 сентября 1951 г. И. Якобий.
МОЕ ПИСЬМО ГЕНЕРАЛУ ОТ ИНФАНТЕРИИ В. Е. ФЛУГУ
12/1 1952 г.
Ваше Высокопревосходительство
Глубокоуважаемый Василий Егорович,
Простите, что беспокою вас одной просьбой, вернее одним вопросом: в бытность в Белграде мне рассказывал генерал-лейтенант Михаил Александрович Васильев (умерший в 1942 г.), как он, уже после революции, возвращаясь с фронта в Киев с украинизировавшейся дивизией, которой командовал, был арестован «галицийскими украинцами» и со своим нач. шт. полковником ген. шт. Подгурским был сдан австрийским властям и заключен в военный концентрационный лагерь, название которого я не могу вспомнить (это тот лагерь, где содержался генерал Корнилов) и пробыл там 1½ или два месяца, а потом по требованию из Киева был освобожден, как задержанный по недоразумению.
В день своего освобождения к ген. Васильеву зашел комендант лагеря, австрийский генерал, объявил о его освобождении и пригласил на обед. На обеде присутствовали чины штаба коменданта, за столом комендант сказал теплую речь генералу Васильеву. Генерал Васильев ответил в свою очередь речью, в которой и упомянул о смелом и геройском побеге из плена ген. Корнилова. Когда ген. Васильев говорил о побеге ген. Корнилова (все переводил нач. шт. полк. Подгурский), то заметил, что комендант все время саркастически улыбался, это так смутило ген. Васильева, что он, скомкав свою речь, сел и потом обратился к коменданту с вопросом, чем были вызваны его улыбки. Комендант ответил, что теперь он может рассказать правду и сказал, что с начала плена ген. Корнилова сюда в лагерь, которого он был комендантом, неоднократно приезжали от командования разные чины и имели с ген. Корниловым разговоры, и когда убедились, что ген. Корнилов согласен работать на революцию, то он, комендант, получил приказ переправить скрытно ген. Корнилова на русскую сторону. «Мы, сказал комендант, ген. Корнилова переодели и два моих офицера довезли его на автомобиле до наших окопов, перевезли его через нашу последнюю линию и, указав ему точно расположение русских, с ним распрощались».
Ген. Васильев мне сказал, что о всем этом он написал подробный доклад, который и передал Вам, как председателю общества памяти Императора Николая II, доклад вы приняли, но сказали, что сейчас еще не время предавать его гласности.
Эго ген. Васильев уже в больнице, умирая, мне подтвердил еще раз.
И вот, зная вас, зная ваше высокое благородство и незапятнанную офицерскую честь, прошу ваше высокопревосходительство сообщить мне, вывезен ли из Белграда с прочим архивом доклад ген. Васильева и помните ли вы его содержание.
Примите уверения в совершенном моем уважении и таковой же преданности. Готовый к услугам
И. Кириенко.
ОТВЕТ ГЕНЕРАЛА ОТ ИНФАНТЕРИИ В. Е. ФЛУГА
21 января 1952 г.
Глубокоуважаемый Иван Касьянович,
Из за старческой немощи принужден быть кратким. В бытность в Белграде в моих руках было однажды письмо покойного ген. Васильева точно того содержания, как Вы пишете. Было ли оно адресовано мне или кому-нибудь другому, не помню. Не помню также, как я на него реагировал. Возможно и даже вероятно, что правление общества памяти Императора Николая II было ознакомлено мною с его содержанием и что им было постановлено хранить это письмо в архиве правления. Архив, находившийся в музее о-ва, вывезен из Белграда не был, и дальнейшая его судьба мне неизвестна.
Ваш В. Флуг.
* * *
В дополнение к этому считаю необходимым указать еще два случая:
1. В самом начале революции переломный момент произошел в Петрограде, когда генерал Хабалов отдал распоряжение запасному Гвардейскому Волынскому полку выслать часть в помощь полиции для прекращения беспорядков. Командир батальона капитан Лашкевич выстроил свою часть и, желая ее вывести, был убит унтер-офицером Кирпичниковым. В марте 1917 г. главнокомандующим войсками Петроградского округа был назначен временным правительством генерал Корнилов, который и наградил убийцу своего командира унтер-офицера Кирпичникова, вопреки статута, георгиевским крестом и произвел его в подпрапорщики. Приказ о награждении был напечатан в «Новом Времени» и других газетах, только слова за убийство своего командира были заменены словами: «за гражданский подвиг»… Этим великолепно обрисовывается облик Корнилова.
2. Во время 1-го Кубанского похода мы уже шли по Кубанской области, в станице Кореновской была дневка, и ген. Корнилов назначил казачий сход. Я, подполковник Святополк-Мирский со своим братом и еще несколько добровольцев, пожертвовавших своим отдыхом, пошли послушать генерала Корнилова, призывавшего казаков идти в Добровольческую армию. Свой короткий призыв генерал Корнилов закончил хвастливо брошенной страшной фразой, которую мы запомнили на всю жизнь. Вот что сказал Корнилов: «Я имел счастье арестовать Царскую Семью и Царицу изменницу». И добавил, что он очень занят и вместо него будет говорить его ближайший (?) помощник матрос Баткин.
Результат – казаки к нам не пошли. Возмущенные до глубины души я, Святополк-Мирский, его брат и еще несколько добровольцев не остались слушать Баткина и ушли.
* * *
Сопоставляя все вышеизложенное, должно сделать вывод такой же, как делает г-н И. Якобий, но с добавлением, что не только в храме-памятнике,
