Леди и лорд - Сьюзен Джонсон

В памяти Элизабет жило мучительное воспоминание о последних минутах прощания, до сих пор перед ее глазами стоял его отсутствующий взгляд. Слишком долго ее жизнь представляла собой цепь компромиссов и полумер, чтобы теперь ожидать от нее неожиданного и безоблачного счастья. В первый день сентября Элизабет отметила маленький, но очень важный для нее «юбилей»: ее месячные опаздывали уже на две недели. Радости ее в тот день способствовало и появление Джорджа Болдуина. Он заехал, чтобы передать ей новую книгу, полученную из Лондона, а заодно и посмотреть, как продвигается строительство.

Когда они сидели за чаем, Болдуин шутливо заметил:

— Вы просто сияете, Элизабет. Вы, вероятно, провели слишком много времени на солнце? Или этому есть иная причина? — Он обладал достаточным тактом, чтобы не делать прозрачных намеков.

Элизабет улыбнулась, подумав, насколько этот человек отличается от Джонни Кэрра, которому было наплевать буквально на все. Кэрр просто брал то, что ему хотелось, и не задумывался ни о чем на свете.

— Возможно, в этом виновато и солнце, — с улыбкой согласилась она, — а может, и горячий чай. Но не стану с вами лукавить, Джордж, у меня действительно хорошее настроение. Вы же сами видели, как продвигается стройка. — Она не хотела, да и не могла раскрывать кому бы то ни было истинную причину своей радости.

— Я поражаюсь вашей разносторонности, Элизабет. Ведь большинство женщин довольствуются выполнением обычных домашних обязанностей.

Ей хотелось поправить его, сказав, что у большинства женщин нет в отцах Гарольда Годфри и им не «посчастливилось» побывать замужем за Хотчейном Грэмом. Женщина быстро набирается мудрости и опыта, когда ей приходится противостоять таким беспринципным и одиозным особам противоположного пола. Однако, оставив эти мысли при себе, она вежливо возразила:

— Это всего лишь еще одна из сторон выполнения, как вы говорите, домашних обязанностей. Ведь я вдова, и мне приходится учиться делать все самой, — добавила она, словно поясняя соседу свою мысль.

— Вам нет нужды и дальше оставаться вдовой, Элизабет. Стоит вам сказать мне «да», и я с радостью приму на свои плечи все трудности, которые вас тяготят.

Болдуин отставил в сторону бокал и смотрел на Элизабет с выражением беспредельной преданности, которое было ей так хорошо знакомо. Оно появлялось на его лице каждый раз, когда он делал ей предложение руки и сердца, что случалось уже не в первый раз.

— Благодарю вас, Джордж. Вы знаете, как я ценю вашу дружбу, но вам также известно, что еще выше я ценю свою свободу. Хотчейн был очень тяжелым человеком…

И тут Элизабет без зазрения совести разыграла целую пантомиму. Она потупила взор и всем своим видом изобразила неописуемую горечь, которую причиняют ей тягостные воспоминания о первом браке.

— Да, — горячо воскликнул Джордж, — он был ужасным человеком! Вы заслуживаете счастья и покоя. Но ведь все мужчины разные, — добавил он, всем сердцем понимая, какое отвращение к браку должна испытывать Элизабет после первого опыта семейной жизни с Хотчейном. — И хотя я никогда не осмеливался равнять себя с вашей кристальной душой, я был бы счастлив и польщен предложить вам свое сердце.

Для Элизабет Джордж Болдуин являлся человеком-загадкой. Его доброта казалась настолько всеобъемлющей, что в нее было невозможно поверить. Точно такой же неправдоподобной казалась и чистота его помыслов, особенно в этом обществе, где веками культивировалась беспринципность. Болдуин не вызывал в ее душе никаких чувств, Элизабет относилась к нему с обычной доброжелательностью и некоторой настороженностью и поэтому никогда не знала в точности, как вести себя с этим человеком.

— Вы очень добры, Джордж, но прошу вас, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Мысль о замужестве не привлекает меня, поверьте. Хотчейн хотя бы после смерти проявил ко мне определенную щедрость, а больше я ни в чем не нуждаюсь.

— Но вам может стать одиноко, Элизабет.

Ей и сейчас было одиноко без того буйного и необузданного молодого повесы, который, должно быть, уже забыл ее. Однако, приученная за многие годы к осторожности в словах, Элизабет подавила боль в своем сердце и дипломатично возразила:

— У меня не остается времени на одиночество. Вы же видите, как я занята.

— И все же я буду упорствовать, — с улыбкой предупредил Джордж.

— В таком случае мы будем упорствовать оба, — так же непринужденно парировала она. — И тем не менее я неизменно рада видеть вас своим гостем, Джордж. И еще раз благодарю вас за книгу.

— Ну что ж, на худой конец я пополню вашу библиотеку. Но мне кажется, что господин Фолси слишком снисходителен в своих оценках Восточного мятежа. Лично я предпочел бы видеть всех мятежников закованными в кандалы и в подземельях Тауэра.

— Это зависит от политических убеждений каждого из читателей. Некоторые из них не в пример вам предпочли бы видеть их на свободе, а то и на троне.

— Романтическое, чисто женское видение проблемы!

— Скорее — реалистическое, если бы вы были на стороне Монмаута.

Неделей позже в доме Элизабет объявились двое из сыновей Хотчейна. Их внезапное появление никоим образом не являлось визитом вежливости, и Элизабет горько кляла себя за то, что велела охранникам, подозрительно буравившим глазами каждого незнакомца, пропустить этих мерзавцев в поместье.

Мэттью и Лоусона Грэмов, правда, при входе заставили сдать оружие, но все равно, оказавшись с ними лицом к лицу, Элизабет ощутила, как по ее телу пробежал холодок страха. Огромные и неуклюжие, они являли собой две копии ее покойного мужа, хотя в более молодом варианте и были старше самой Элизабет. Старшему из сыновей Хотчейна, Мэттью, уже исполнилось пятьдесят, его брату — сорок шесть. И сейчас они смотрели на Элизабет с такой же холодностью, как некогда их отец.

— Я распоряжусь, чтобы вам принесли прохладительные напитки, — проговорила она, стараясь оставаться спокойной. — Вас, видимо, привели сюда какие-то неотложные дела?

Бросив взгляд в окно, Элизабет увидела, что вся дорожка перед ее домом запружена вооруженными до зубов всадниками, в сопровождении которых Грэмы прибыли в «Три короля».

— Мы решили, что ты снова должна выйти замуж, — бесцеремонно заявил Мэттью с порога залитой солнечным светом гостиной. — Скоро истечет год, как ты носишь траур. — Все это он проговорил таким тоном, будто рассказывал, какая погода стоит на дворе.

— Благодарю за вашу заботу, — с нескрываемым сарказмом и обжигающим холодом в голосе ответила Элизабет. В этой ее фразе также отчетливо прозвучало едва сдерживаемое бешенство и восхитительное высокомерие. — Однако я не собираюсь больше выходить замуж, — отчеканила она, сжимая кулачки, чтобы не дать выхода клокотавшей ярости. Перед тем как нагрянули эти незваные гости, она как раз возилась в саду и, конечно же, измазалась в земле. Теперь ее перепачканный подол и девичье лицо являли разительный контраст непререкаемо властному тону, с которым она говорила. — Тем более что ваш отец оставил мне денег достаточно, чтобы я могла позволить себе такую роскошь.