Самый лучший пионер - Павел Смолин

ну и пускай сын, — погладил я маму по спине. — Чего теперь, безотцовщину плодить?

Мама дернулась и виновато посмотрела на меня.

— Я себе нынче сам как батя! — показал ей язык. — И это не упрек, а мой тебе совет от всего сердца. Если откажется взять ответственность — назовем подлецом и выгоним. Не понравится — опять же выгоним. Как полностью материально независимые люди, можем делать с ним что хотим!

Родительница фыркнула, а тетя Надя спросила:

— Тебя как угораздило-то?

— А я знала? — ответила ей мама вопросом на вопрос. — Когда догадалась спросить, было уже поздно.

— Вот видишь — понравился значит! В общем, мое мнение ты теперь знаешь! — погладил маму по голове. — Но глава семьи у нас — ты, поэтому решай сама! А я обещаю, что в любом случае буду изо всех сил тебе помогать! — чмокнув маму в мокрую от слез щеку, поднялся на ноги, достал из ящика стола учебник английского для совсем начинающих и тетрадку, сунул это все в портфель. — Мне пора на английский, перекушу по пути — деньги есть.

Мама виновато покосилась на ведерко.

— Нет, не из-за этого, — объяснил я. — Просто сейчас у тебя есть проблемы важнее, чем разогревать просто замечательно вкусный борщ!

Мама грустно улыбнулась, и я попросил соседку:

— Тетя Надя, очень прошу вас помочь маме принять такое решение, чтобы ей не пришлось жалеть всю оставшуюся жизнь!

— Примет! — с железобетонной уверенностью кивнула тетя Надя.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, побежал на улицу. Судоплатов, да? Понял тебя, хронопоток! Да, потенциально это проблема, потому что Судоплатов-старший до сих пор не реабилитирован и вышел на свободу только в этом году, честно отмотав «пятнашечку». Однако в дальней перспективе, когда начнутся приключения совсем другого уровня, он мне может ух как пригодиться! Кроме того — его сын сейчас работает в МГУ — у нас ведь «за отца не отвечают», так что… Ой, как будто у меня выбор есть! Если само в руки идет — надо брать и говорить спасибо.

Решив, что за сданные Родине два с половиной центнера металла я заслужил поощрение, вместо нормальной еды съел пяток пончиков с сахарной пудрой — по пять копеек за штуку, считается неоправданно дорого. Нормальные писатели в ЦДК шикуют, а я — вот так! Интересно, а Судоплатов-младший случайно не женат? Ой неловко получится! Пофигу, опять же, выход на его отца я так и так получу — тем более что он книги начнет писать совсем скоро, коллеги получается — а ребенок… Что мы, еще одного Ткачёва не прокормим?

Не верит мама, что все будет ровно настолько хорошо, насколько я говорю — улыбается, кивает, но по глазам-то видно. Неудивительно — в законах черным по белому написано, что в разного рода Союзы принимают только с 18 лет и еще при наличии ряда выполненных условий. В частности — две опубликованные книжки. С Композиторами в этом плане попроще, но в любом случае — если Полевой и Пахмутова мне говорят, что «пропихнут», значит так и будет! Как минимум, пробьют кандидатство — там «плюшки» почти идентичные. Фигово, что пока Фурцева обломалась — у меня очень хорошо получается очаровывать средне— и пожилого возраста дам. Спасибо перерождению за удобную детскую форму! Причина проста — министр культуры крайне занята подготовкой к череде ноябрь-декабрьских праздников, и выделить мне время не может даже ради любимой подружки Зыкиной. Тоже не проблема — божьи мельницы мелют медленно, но верно.

— Very well, Сергей! — похвалила меня пятидесятитрехлетняя, кутающаяся в вязаный платок, седая «англичанка», поправила очки и предложила. — Я полагаю, что группу для начинающих ты перерос!

Ребята с легкой завистью на мордашках покивали.

— Пожалуй, переведем тебя сразу на предпоследнюю ступень! — решила она. — Говоришь, много времени сидишь за словарями и самоучителями?

— Да, Варвара Ильинична! — кивнул я. — У меня хорошая память, вот быстро и осваиваю!

— Молодец! — похвалила она. — Тогда сейчас можешь посидеть с нами, или вернуться через час, на занятие старшей группы.

— Я бы погулял, если можно!

— Ну беги! — благожелательно махнула она рукой.

Подхватив портфель, попрощался с ребятами:

— Пока! Было весело! Еще увидимся! — и покинул кабинет, направившись в соседнее «языковое» крыло.

Настало это время — пора учить «роглифы»! Теперь по расписанию начальный японский не будет совпадать с продвинутым английским. Тук-тук в дверь.

— Войдите!

— Коничива! — просунул голову в дверной проем, и почти потерял челюсть — слева от почти точной копии «англичанки» сидела узкоглазая, симпатичная черноволосая низенькая девушка в рвущей шаблон в клочья советской школьной форме. Японка! Дружим! Срочно!

— Коничива! — с улыбкой поздоровалась в ответ учительница.

Кроме нее и японки, в кабинете нашлось четверо русских ребят — одна девочка и три мальчика, примерно от двенадцати до четырнадцати лет — и один неожиданный грузин лет пятнадцати. Возраст японочки определить трудно — они же от природы мелкие, и ей может быть как десять, так и двадцать пять. Ладно, немного преувеличил.

Далее учительница что-то спросила на японском.

— Извините, я знаю только «коничива», «оригато» и «су-ки»[9], — покосился на японку.

Хе, она умеет краснеть!

— Понятно! — не растеряла оптимизма учительница. — Хочешь к нам записаться?

— Хочу! Если возьмете, обещаю стараться изо всех сил!

— А ты хорошо учишься? Не хулиган? — уточнила она.

— Отличник! Образцовый пионер! Мы с ребятами сегодня больше всех металлолома сдали! — похвастался я. — А еще — меня в «Юности» печатали, Сергей Ткачев.

— Ничего себе! — полезли у учительницы на лоб очки, а у ребят — глаза. Вот с этим у японочки трудно! — Проходи, Сережа, присаживайся! Меня Матильда Петровна зовут!

— Очень приятно! — вполне искренне ответил я и уселся на свободный стул.

* * *

— Будешь жвачку? — ловко применил я ключевой предмет на Сойку (как ее зовут советские дети и учительница) — Саяку (по документам), подкараулив ее у выхода из ДК.

Вечерело, зажглись фонари, и в сумерках тут и там мелькали спешащие по домам пролетарии.

— Буду! — не стала она играть в скромняшку и взяла половину пластинки. — Спасибо! — зажевав подарок, проявила большой опыт знакомств с хитрецами, пояснив. — Если ты думаешь, что через меня можно достать всякое японское, ты ошибаешься! — изобразила на мордахе самую настоящую гордость и добавила. — Мои родители — военнопленные, которые решили остаться здесь строить коммунизм, поэтому японские бабушки и дедушки от них отказались, и даже не пишут письма — говорят, что мы их опозорили! Как будто у фашистов есть честь! — ехидно фыркнула Сойка-Саяка.

— Твои родители приняли сложное решение, и я искренне восхищен их решимостью! — ответил бывалый анимешник правильно.

— Я очень-очень