Сказки Бернамского леса - Алёна Ершова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом пришел Нуаду - рогатый король Севера. Прекрасный, как сияние в полярном небе. Он показал мне алую нить, что сплела наши сердца. Он объяснил мне, что дочь богини Дану не способна любить человека. Просил отправиться с ним, обещал бросить к ногам весь мир и свое сердце. Его слова упали в благодатную почву и проросли с легкостью весенней травы. Бедный Айлиль, он оказался виновен лишь в том, что не желал терять ту, которая не принадлежала ему. Люди слишком мало живут. К ним успеваешь привязаться, но не полюбить...
Я оставила короля подарив ему бессмертие на землях Ирина. Безумец, он бросился за мной и погиб от стрелы Нуаду.
Когда изумрудный берег Ирина скрылся в ночном тумане, я впервые увидела ее. Мать Дану прекрасную, как сама жизнь. Она и открыла мне горькую правду. Рогатому королю нужна не я, а мой дар. Сила, дарующая жизнь, могла эту жизнь отнимать. Северный король воевал и хотел победить любой ценой. Разве можно его в том винить? Смерть горчит, смерть травит, но этот яд дает куда больше сил. Нуаду не нужна была супруга, дарующая жизнь. Он хотел взять себе в жены сечу. Покорить фоморов, туатов и людей.
После встречи с Дану, я слушала Нуаду и слышала лишь ложь. Эта ложь травила меня не хуже крови, что лилась на полях брани.
Я любила его.
Я ненавидела его.
Скоро объятья Нуаду превратились в ледяное пламя. Они обжигали, а не грели. Я все чаще вспоминала тепло тела Айлиля и все чаще искала это тепло среди человеческих мужей. Увы мне, пролитая кровь с шипением тушила костер любой страсти...
— Ты меня расстроила.
Она сидела на толстой ветке старой узловатой яблони. Мать-прародительница дивного народа. «Не торопись называть женщину красивой, пока не увидишь Дану», — говорили о своей богине туаты. И я была с ними согласна, ибо красота всего мира меркла рядом с ней.
В этот раз Дану приняла облик шестнадцатилетней девушки. Ее шелковая туника едва прикрывала колени. Одна нога была согнута, а второй великая праматерь болтала в воздухе.
Я почувствовала острый укол зависти и опустила глаза.
— Ты не оправдала моих ожиданий.
Я хмыкнула. И, прежде чем разум включился в беседу, услышала собственный голос:
— Вы случаем гувернанткой во дворце моего батюшки не подрабатывали?
Тонкая девичья нога замерла в воздухе.
Меня вдруг пробрало веселье. А чего, собственно, терять? Я последнее воплощение Маха. Больше не будет перерождений. Потому-то я и торопилась зачать ребенка от короля Ирина. Круг должен был замкнуться. Там, где конец всегда есть место началу. Жаль не вышло.
— Ты мне дерзишь, неразумное дитя?
Я прикрыла глаза и вдохнула полную грудь. Медовый аромат растекся по венам. Интересно, а не в яблони ли превращаются души туатов, завершившие свой путь? Было бы замечательно.
— Нет, просто это так по-человечески винить в своих бедах других. Конечно, я не оправдала ваших ожиданий. Каким бы ни был Нуаду, но убить я его не смогла. Отпустила, зная, что он обязательно найдет сид Альбы. И нить разорвала, освободив молодое воплощение Нуаду от оков своей души.
Дану тем времени соскочила с ветки и подошла ко мне вплотную. Ее взгляд снизу вверх обжег кожу. И если вначале мне казалось, что богиня специально выбрала юный образ, чтобы задеть меня, то теперь пришло понимание. Она не может, не способна принять другой облик. И этот цветущий сад никогда более не принесет плодов.
— Время туатов подходит к концу, — голос Дану прозвучал ответом на мысли. — Моих детей из старшей ветви почти не осталось. Вот и ты завершаешь свой путь. А могла бы стать богиней! Обрести бессмертие, как Бёльверк, что назвался Отцом людей и по сей день питается их верой!
Я пожала плечами. Ну чтили меня как богиню войны, приносили кровавые жертвы... Только вот кормить ту, что создана дарить жизнь, верой в смерть, все равно, что давать младенцу вместо материнского молока, кровь.
Только вот не может быть две Великие матери. Потому лучше превратить меня в тень, обратную сторону медали, чем признать, что я ее земное воплощение. Кровь от крови, плоть от плоти. Родная дочь, не оправдавшая надежд.
— Сочувствую.
Нет, мне не было жаль. Точно не ее, и не утерянную власть с позабытым могуществом. Их я почти пятьсот лет назад с превеликим удовольствием преподнесла Кам Воронье Крыло, шагнув с обрыва и избавив ее от необходимости вызывать меня на бой. Нет, я жалела, что не возьму на руки ребенка, не сыграю больше на флейте, не увижу Нуаду в его новом обличье.
Мидир. Это имя шло ему. Оно не было таким обжигающе холодным. И веяло от Лесного Царя не стужей, я осенним лесом. Терпким, пряным, родным.
Среди приторного яблочного дурмана, нос уловил густой запах прелых листьев. Я дернула головой прогоняя наваждение.
— Сочувствие. Вот именно. Слишком много в тебе сочувствия. Вы с Нуаду должны были стать человеческими богами. Олицетворить вечную борьбу порядка и хаоса. Стать непримиримыми врагами и неутомимыми любовниками. А вместо этого ты отпустила его! — Дану в бессильной ярости сжала кулаки. — Ты отпустила его дважды, Маха! Несмотря на мой приказ. Несмотря на наказание, коему я подвергла тебя! Почему ты такая упрямая? Неужели тебе не хочется жить вечно?
— Наверное потому, что нет хуже вечности, чем та, что провел в борьбе и ненависти, — раздался за спиной знакомый голос. Я обернулась со скоростью кошки, которой наступили на хвост. В тени яблони, опершись плечом о ствол стоял Мидир в своем истинном обличии. А на руках у него сладко спала дочь.
Глава VIII. У всего своя цена
Мидир слышал весь разговор и был зол. Нет, не так. Он полыхал яростью осеннего пожара. Листья яблони над ним свернулись и почернели. Осыпались серой трухой. Хрустальное небо потаенного царства пошло трещинами. Горячий ветер сорвал с верхушек деревьев белые лепестки и кинул их в сторону Дану.
Богиня замерла в изумлении. В
