ПТУшник - Иннокентий Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оглянувшись, я вижу в пяти метрах от меня несущегося следом опера с дикими глазами, размахивающего моей сумкой, как будто он собирается бросить ее в меня.
Резко прибавляю скорости, ведь мне, такому мелкому, с хорошо скоординированными движениями, боксеру гораздо проще нырять между людьми, чем взрослому оперативнику. Поэтому я начинаю отрываться от него, пробежав до виднеющейся через дорогу улицы Рубинштейна и пытаюсь проскочить к центру Невского проспекта. Однако, автобусы и троллейбусы идут плотной кучкой, за ними не видно машин на вторых и третьих полосах, и я немного притормаживаю, ожидая просвета.
Разъяренный опер внезапно выскакивает в нескольких метрах от меня из-за народа, так же замахиваясь моей сумкой и я делаю резкий рывок на пару метров к центру проспекта. Потом, заметив движущийся последним автобус, отскакиваю с траектории его движения назад и вижу с хищной радостью, как прыгнувший мне наперерез опер не посмотрел налево и не успел отскочить следом за мной.
Автобус успевает притормозить немного, на тридцати примерно километрах в час бьет его своим правым краем морды в левое плечо, достается и голове, особенно от нависающего зеркала в железной раме.
Настырный опер летит от удара на асфальт и врезается в стоящих на краю тротуара людей, думаю, что они реально спасают ему жизнь своими телами. Похоже, после удара по голове он потерял сознание, валится уже совсем безвольно с них на землю.
Сумка спортивная срывается с его руки, пальцы разжались и она по инерции докатывается почти прямо до меня.
— Охренеть! Прямо как в сказке, — бормочу я, нагибаясь, подхватываю свою собственность и наткнувшись на несколько непонимающих взглядов других пешеходов, в том числе и крепких мужиков, совершаю скоростной забег через весь проспект.
Хватит рисковать, после выведения из строя опера с помощью автобуса двадцать седьмого маршрута, не хватало еще, чтобы бдительные граждане схватили воришку сумки и сдали меня ему в руки. Или просто любому постовому.
Это будет уже эпическая неудачливость сотого уровня!
Пока транспорт стоит, я забегаю в створ улицы Рубинштейна и останавливаюсь, сразу же оглядываясь.
Не бежит ли кто за мной из сознательных граждан, догадавшись о чем-то не хорошем, случившемся у них на глазах.
Нет, никто не бежит пока, да и догадаться о том, что произошло перед ними, никто не в силах. Один бежал, второй бежал, попал под удар автобуса и уронил сумку, которую схватил первый и задал стрекача через широкий проспект.
Может, они приятели и вместе перебегали широкую улицу?
Зато я вижу, что сержант, похоже, что-то разглядел из случившегося, сейчас подбегает к своему товарищу, которого уже подняли на ноги сердобольные граждане и приводят в чувство. В толпе народа я не могу рассмотреть, что там с лицом у опера, кажется, что оно залито кровью.
Сержант пропихивается к товарищу, народ охотно уступает место органам власти и правопорядка, которые теперь точно во всем разберутся правильным образом.
До этого времени не было задуматься о произошедшем на Невском, теперь я чувствую огромное облегчение от того, что опер оказался живой, пусть и хорошо контуженный.
Когда я увидел, как он безвольно катится после удара автобуса, сердце у меня в пятки ушло, представив, что опер погибает во время погони за страшным преступником, заработавшем целых пять рублей, а может и всего то четыре с половиной на своей спекулятивной операции.
Которую пытался прервать своим телом храбрый сотрудник, но, он погиб во время погони и исполнения, ибо, матерый спекулянт оказался слишком ловок, хитро отскочил от автобуса, который подло убил оперативника ударом сзади.
Прямо так и вижу такие заголовки на передовицах местных и центральных газет, почетные похороны и залп над гробом, рыдающую молодую вдову, суровые лица товарищей погибшего, обещающие достать бандита из-под земли.
Да, тогда у меня появились бы серьезнейшие проблемы, меня искала бы вся ленинградская милиция, пусть я к смерти опера имею совсем опосредованное отношение.
А так он уже стоит на ногах, и чертов сержант показывает ему в мою сторону, успел разглядеть, как я перебегаю Невский, да еще с такой заметной сумкой в руках, как тут меня не заметить.
Опер начинает движение в мою сторону, как недобитый Терминатор, однако, бдительный сержант хватает его за плечи и останавливает, транспорт опять пошел по проспекту, теперь им придется ждать с минуту, пока снова переключатся светофоры.
Я бросаюсь бежать, успев обшарить толпу народа взглядом и не заметив нигде того самого очкарика, которого должен конвоировать сержант. Он то может его и конвоировал, довел до перекрестка Невского с Литейным, разглядел как-то нашу погоню и ее последствия.
Что он смог сделать?
Перепоручить кому-то из своих очкарика и броситься на помощь к оперу. А, если никого из сотрудников рядом нет?
Я, например, больше в форме никого не вижу, тогда может просто оставить очкарика на месте, с наказом дождаться его, а то хуже будет.
Конечно, любой нормальный человек, как только сержант удалится на пятьдесят метров, тут же встанет на лыжи и скроется в тумане, раз паспорта на руках у органов не осталось.
Об этом я раздумываю, равномерно дыша при беге вдоль улицы, вскоре я добегаю до Пяти углов, где сажусь на первый попавшийся троллейбус, идущий в сторону Витебского вокзала.
Стоит помнить о серьезном техническом преимуществе органов милиции передо мной, о наличии рации у того же сержанта. В своем районе они могут устроить мне операцию «Перехват», если дать им на это дело с полчаса, а десять минут уже точно прошло.
Я снимаю снова петушок с «Кarhu», переворачиваю сумку с белой стороны на черную и пытаюсь отдышаться, закинув пятачок в аппарат и оторвав билет за четыре копейки.
Троллейбус № 8 идет в нужном мне направлении, довезет меня снова до Рижского проспекта, где я вылезу и отправлюсь на Балтийский мимо своего бывшего училища.
Сегодня поступил очень глупо, не разобравшись с обстановкой, сразу же достал товар и начал его предлагать, как раз на глазах у опера, ждущего такого лошка.
Видно, что парню потребовалось сегодня кого-то прихватить на горячем, причем, очень сильно потребовалось. Вот такого вот
