ПТУшник - Иннокентий Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что именно карающая рука государства схватила нас за загривок, как нашкодивших котят, хотя, какое ему дело по большому счету до того, как мы между собой решили? Вот только, социалистическое государство уверено, что его такие действия очень даже касаются.
Опер небрежно забирает книгу из рук ее нового владельца, мельком показывает ее обложку сержанту, зачитывает вслух автора и название:
— Морис Дрюон, «Железный король», запомни, продана за восемь рублей, — говорит он ему, потом бесцеремонно лезет ко мне в сумку, выдергивая ее из-за моей спины на живот.
Достает еще две книги, дает рассмотреть себе и помощнику:
— Тот же автор, «Яд и корона», «Французская волчица».
И запихивает все три книги обратно в сумку, что довольно неосмотрительно с его стороны, если следовать букве закона. Ведь, в отделение мы должны прийти строго так, я с деньгами в кармане, покупатель с книгой в руке и там уже оформить изъятие при понятых.
Раз уж здесь не сподобились такую организацию проявить, похоже, что местные барыги понятыми работать никак не согласны.
Насколько я помню такие тонкости, впрочем, книгу в руки очкарику могут сунуть и при входе, да еще суровым голосом пригрозить нам обоим, чтобы не дергались лишнего и все подписывали, что скажут.
Я пока собираюсь попробовать развалить все дело, раз нет понятых. Предложить очкарику ничего не признавать, рассказав ему про проблемы на работе и в комсомоле, которые ему грозят. И про ошибки опера, допущенные как-то слишком обильно, то ли он очень уверен в себе, то ли, еще новичок совсем.
Посмотрим, еще бы хорошо получить от опера или сержанта лично мне, как несовершеннолетнему подростку, здоровую звездюлину, раз они пока думают, что я совершеннолетний.
Ну а кто еще может заниматься такими делами? Только совершеннолетний, школьники тут не ходят.
Пока не задали ни одного вопроса по поводу моей внешности, похоже, срочно требуется выполнить план именно сегодня по таким товарищам, как я.
Хорошо бы достать так опера и сержанта, чтобы потом кровью все лицо измазать и одежду, после этого скорую требовать умирающим тоном замученного садистами ребенка. Посмотреть на их лица, когда поймут, что отмутузили ребенка малого.
Хотя, чем отличается задержание несовершеннолетнего от достигшего шестнадцати по протоколу и смыслу — глубоко не понимаю, не факт, что и местные менты в курсе вопроса.
— Ваши документы? — это естественный вопрос к очкарику сначала, тот хватается за карман на куртке, суетится и не может его открыть, потом улыбается виновато:
— Забыл дома, извините.
— Это вам так не пройдет, советский гражданин должен представлять свои документы сотрудникам органов по первому требованию. Значит, еще нарушение закона, — давит на психику очкарика опер.
— А ваши? — теперь уже мне.
Ага, так сразу и разбежался, даже, если бы имелись с собой, отдал паспорт — значит все, дергаться нет смысла.
— Потерял, не помню где, — безразлично говорю я, стараясь выглядеть взрослее, чем есть на самом деле и вижу, что это не нравится лейтенанту еще больше.
— Ничего, в обезьяннике с бомжами все вспомните, когда посидите до вечера.
— Административный арест — до трех часов! Потом сразу к прокурору! — невпопад вспоминаю я наши российские административные законы, — и копию протокола задержания сразу же в руки административно задержанному! Сколько времени? Двенадцать тридцать! — смотрю я на свои часы, — Запоминаем время и в пятнадцать тридцать требуем прокурора! Онлайн готовим заявление!
Очкарик и сержант смотрят на меня с немалым таким удивлением, как на вопиющий глас в пустыне. Да, поднахватался я таких перлов на эстонской границе. Интересно, сильно отличаются административные кодексы СССР и Российской федерации?
Или я же по уголовному кодексу иду? Придется купить и немного изучить свои права в народном государстве.
Это меня про онлайн явно куда-то не туда понесло, благо, что все равно никто ничего не понял.
Опер даже в лице меняется, догадавшись, что заполучил мелкого, но, слишком умного и говнистого нарушителя, похоже, собирается по дороге мне объяснить, как лучше себя вести с представителем закона.
— Скоро в отделении окажешься, там посмотрим, насколько ты долго умным останешься, — звучит, как угроза.
— Молчать не буду ни разу, разоблачу милицейский произвол перед лицом советской общественности! — сыплю я лозунгами, продолжая испытывать терпение лейтенанта.
Должен он мне вмазать, а я голову подставлю под кулак, у меня это получится.
Меня, как основного бузотера, хватает за ремень сумки сам опер и мощным толчком отправляет вперед, потом притормаживает ремнем, снова толкает и опять дергает назад, стуча кулаком по спине, так повторяет несколько раз. Очкарика прихватывает за рукав сержант и, значит, мной занимается только опер, что гораздо проще для бегства.
— Обязательно сделаю рывок, терять мне нечего. Даже если поймают — точно серьезно отлупят, так окажутся сами в заднице, если я смогу сыграть, как положено. Статья у меня маленькая, я еще не получил паспорт и уголовка мне не грозит пока. Смысла раскаиваться и со всем соглашаться — точно нет, впрочем, в любом случае суд примет сторону следствия, — уговариваю я себя самого не трусить.
Немного успокоившись, настучав мне по спине кулаком и решив, что я достаточно усмирен, лейтенант перестал меня толкать, теперь просто конвоирует на улицу, которая и есть Литейный проспект. Отделение, наверняка, как раз рядом расположено, поэтому времени на раздумья у меня почти нет.
Мы подходим к железным воротам, распахнутым внутрь и прислоненным к обоим стенкам проезда, извилистые железные загогулины, хаотично расположенные на самих воротах, наводят меня на правильную мысль.
Я резко останавливаюсь, как будто не хочу выходить из спасительной тени проезда на ярко освещенный тротуар проспекта, опер раздраженно сильно толкает меня в спину. Я делаю большой прыжок вперед, выскальзываю из накинутого ремня сумки с легкостью, удивившей меня самого. Одной рукой сдергиваю с головы приметный петушок, правой цепляю одним движением ремень сумки на круглую завитушку и теперь готов бежать. По спине мне снова прилетает кулаком опера с зажатым в нем ремнем, и я только радуюсь этому толчку, ибо, со своей возней оказался слишком близко к нему.
Я пролетаю пару метров, вылетаю на тротуар, перепрыгиваю его между пешеходами и резко поворачиваю в сторону Невского. Собираюсь пересечь его во время движения машин, чтобы оторваться на несколько десятков метров от опера, ведь он может кричать народу, гуляющему по Невскому, чтобы меня задержали.
Зато он не в форме, что облегчает мне путь
