Женщина в гриме - Франсуаза Саган

– Картахена – икра – эскалоп по-итальянски – шоколадная бомба с мороженым – Бах и Шуберт, – победно подытожил он.

И, по-прежнему не обращая внимания на разъяренных мужчин и потрясенных женщин, продолжал:

– Обязательный регламент следует уважать. В технической карточке для Картахены «Лунный свет» не записан. А наличествуют Бах, Шуберт. Точка, – заключил он. – Неисполнение унифицированного договора…

Но тут капитан смолк, ибо Фушия, до того запертая в каюте вместе со своей ивовой корзинкой-постелью, каучуковыми косточками и ежедневной порцией паштета, каким-то чудом вырвалась на свободу и пронеслась по палубе, причем из-за всеобщего галдежа никто не услышал ее устрашающего рычания, проскочив мимо нескольких пар ног, неосторожно опущенных на палубу, и, бросив подслеповатый взгляд на перепуганных пассажиров, непонятно почему бросилась в двери бара, за которыми и скрылась. Несчастные вздохнули с облегчением, но это облегчение через минуту сменил стыд; а Дориаччи поднялась и обратилась к находившимся рядом четверым мужчинам:

– Когда человек неспособен одновременно заниматься любовью и слушать музыку, ему нечего принимать участие в музыкальных круизах подобного рода. В таких случаях люди садятся вдвоем на обычный корабль, что обходится им намного дешевле, либо отправляются в круиз в одиночку, беря с собой снотворное!.. Конечно, когда человек неспособен совмещать и то, и другое, – произнесла она с торжеством и презрением одновременно.

После этого демарша оскорбленная Дива величественно проследовала по маршруту Фушии, а Андреа даже не рискнул ее сопровождать.

– Абсурд! Решение абсурдное! Беспокоиться излишне. Вина лежит на этих мерзопакостниках-артистах. В компании «Поттэн» на этот счет все очень строго. Двадцать семь лет круизов. Десять круизов музыкальных. Никогда ни с чем подобным не сталкивался и т. д.

Капитан Элледок, вне себя от негодования, зигзагами перемещался от одного пассажира к другому.

– Можно сказать, он как перегретый паровоз, – вполголоса сказал Жюльен Клариссе, – который выпускает пар собственного идиотизма.

– Как паровоз, это верно, – ответила та и рассмеялась, потому что Элледок внезапно затормозил подле Эдмы, которая с заговорщическим видом протянула ему пачку сигарет.

– Ну давайте… Давайте, дорогой капитан, это единственный способ вас удержать…

И, повернувшись к Клариссе, она продолжала, подмигивая:

– Как вам известно, это единственный грешок капитана: он не пьет, не ухаживает за дамами, он только курит… Это его единственный недостаток, который и пребудет с ним до самой смерти. Я говорю ему об этом и не устаю об этом напоминать уже пять лет… Я буквально убиваюсь, до бесконечности обращая на это его внимание…

– В бога душу, в бога душу, в бога душу! Я не курю уже целых три года! – прорычал побагровевший Элледок. – Спросите у Чарли, у горничных, у метрдотелей, поваров на нашем судне… Я больше не курю!

– Я никогда не расспрашиваю персонал по поводу привычек моих друзей, – заявила Эдма не без некоторой доли высокомерия, отвернулась от капитана и подошла к другой группе пассажиров, оживленно беседовавших о музыке.

– Какая идиотская история! – вещала Ольга. – Просто-напросто уму непостижимая…

– Вас это задевает? – спросила Эдма.

– Как же это может не задеть? – отвечала Ольга, исходя желчью. – Я интересуюсь музыкой лишь несколько лет…

– И полагаетесь на свою музыкальную память. Ведь именно это вы имеете в виду? А это совсем другое дело.

– Что вы этим хотите сказать? – тут же отреагировала Ольга.

– Человек может дожить до восьмидесяти или даже до ста лет и не научиться слушать музыку. Обратите внимание, не «слышать», а «слушать».

– Да, это скорее история о глухих, а не о тупых! – с широкой улыбкой на лице вступил в разговор Чарли. – Сейчас я понимаю, что вещь, которую она нам вчера спела по-немецки, был именно «Лунный свет».

– Я так и знал, что это мне напоминает что-то знакомое, – простодушно заявил Симон.

– Ну разумеется, «Лунный свет»! Конечно же, вы его узнали! Вы, должно быть, до предела были собой довольны… – внезапно выпалил Эрик Летюийе. – Какая жалость, что они сказали об этом раньше вас!

Эта грубая выходка была встречена гробовым молчанием, настолько все были потрясены, а Симон с раскрытым ртом стал приподниматься медленно и неуверенно, так что Эдма, не веря своим глазам, зато полная сочувствия, подала ему для успокоения уже зажженную сигарету, но все оказалось напрасно.

– Послушайте, вы, вам что – моча в голову ударила? По морде захотелось или что? – произнес Симон тихо, «но вполне отчетливо», как отметила Эдма, возбужденная назревающим скандалом.

Для всех окружающих это оказалось приятным сюрпризом. Меломаны выпрямились на своих складных креслах, где они еще полчаса назад мирно сидели, сгорбившись, и приготовились увлеченно следить за поединком, как любители тенниса следят за матчем с хронометром в руках. Но тут, ко всеобщему сожалению, вмешалась Ольга:

– Нет, нет… только не деритесь! Я этого не перенесу, это слишком глупо!.. – восклицала она голосом юной вдовы.

И, скрестив руки, она бросилась между обоими мужчинами (что было несложно, ибо они находились на расстоянии добрых двух метров один от другого, оскорбленные, но недостаточно решительные, чтобы броситься друг на друга). И рыча наподобие драгоценной Фушии, но не обладая и одной тысячной ее агрессивности, они повернулись в разные стороны и разошлись. Чарли и Жюльен положили руки им на плечи и делали вид, что удерживают их от драки в соответствии со всеми правилами благопристойности. Эта сцена, несмотря на ее жалкий финал, тем не менее оживила атмосферу. Все вытянулись на своих шезлонгах, кто с чувством разочарования, кто гордости, а кто и возбуждения.

Спустя полчаса Андреа из Невера, вместо того чтобы расслабиться, в одиночестве стоял, упершись лбом в дверь апартаментов номер 102, предоставленных Дориаччи. Он выжидал и время от времени спокойно стучал костяшками сжатых в кулак пальцев по прочному и холодному дереву, стучал достаточно сильно, но без раздражения, стучал, будто только что подошел к двери и ждет, что ему сейчас отворят и примут с распростертыми объятиями, – это при том, что дверь захлопнули у него перед носом почти час назад. Дориаччи, которая все это время не реагировала на стук, сделала над собой усилие и громко крикнула:

– Я хочу побыть одна, мой дорогой Андреа.

– А я хочу побыть с вами, – ответил он из-за двери.

Дориаччи встала и, повернувшись к двери, чуть подалась вперед, словно могла увидеть собеседника через деревянную преграду.

– Но ведь мне доставляет удовольствие побыть одной! – воскликнула она. – Неужели для тебя собственное удовольствие дороже моего?

В этот момент взвыла сирена, захлопали двери, и Диве на минуту показалось, будто она репетирует оперу Альбана Берга по либретто Анри Бордо.

– Нет! – воскликнул в ответ Андреа. – Нет! Пусть даже мое присутствие для вас является лишь ничего не значащей помехой, и то я не вполне в этом уверен, но для меня… я без вас так несчастен… У нас разный масштаб чувств, – заявил он. – Я вас люблю гораздо больше, чем вы способны выдержать без скуки, вот и все!

Но когда он опять постучал в дверь, она рассмеялась и нарочно попыталась рассердиться. На его слова она больше не отвечала. Она решила сделать вид, что спит, и даже разлеглась на постели, закрыв глаза, словно Андреа мог это увидеть. Сообразив, что к чему, она взяла книгу и попыталась читать, но повторяющийся стук в дверь не давал ей сосредоточиться.

Тут из коридора до нее донесся мужской голос, голос, принадлежащий Эрику Летюийе, и она приподнялась со своих подушек. У Дориаччи на миг даже появилось искушение отворить дверь и схватить за шиворот этого провинциального сопляка, этого мальчишку, совершенно лишенного гордости, с готовностью выставляющего себя на посмешище… И она подошла к двери, прислушиваясь к вальяжному голосу Эрика:

– Друг мой, у вас все в порядке? Что вы делаете у этой двери уже целых два часа?

«Во-первых, он тут стоит меньше часа», – мысленно ответила Дориаччи. Андреа, однако, вовсе не растерялся.

– Я поджидаю Дориаччи, – проговорил он совершенно спокойно.

– Ждете, пока вам откроют? – уточнил Эрик. – Но коль скоро это и есть дверь каюты нашей Дивы, то она наверняка вышла, понятно?.. Хотите, я спрошу у Чарли, где она?

– Нет, спасибо, нет, – раздался безмятежный голос Андреа. И Дориаччи вновь уселась, удивленная, но одновременно обрадованная высокомерием своего юного любовника. – Нет, она находится здесь, – продолжал Андреа, – только сейчас ей не хочется мне отворять, вот и все.

Последовала минута молчания.

– А, хорошо, – пробормотал шокированный Эрик. – Ну, если, в конце концов, вам все равно…

Послышался смешок, в котором опытное ухо Дориаччи тотчас же уловило фальшь. А почему бы не впустить этого юного простофилю, подумала она, которого ей вдруг захотелось порадовать, который, более того, являлся ее любовником? Ведь это было бы так просто!