Ведьма княгини - Симона Вилар

— Что, так и потянуло к дружку твоему?

Малфрида как и не заметила злобы в его голосе. Уже разворачивая свою лошадь, сказала:

— Малкине скажешь, что я с вами. Так надо! — добавила с нажимом. — Иначе он все поймет, как если расскажете ему все, что удумали.

Зыркнула напоследок темными глазами и отъехала. Свенельд еле сдержался, чтоб не сказать чего, но сцепил зубы. Но тут Ольга сжала его руку, посмотрела властно. И Свенельд опомнился. Оставив княгиню один на один с вышедшим вперед древлянским князем, сам быстро проехал вдоль строя своих людей да повелел петь во все горло. Что угодно пусть поют, только бы не думать о предстоящем.

Удивленные таким повелением воины сперва переглянулись, но вот запевала затянул, а там и иные подхватили, сперва нестройно, но потом все более слаженно. Даже вышедший вперед улыбающийся Мал попятился, когда русичи вдруг стали распевать во все горло:

— Ягодка к ягодке,

Светик ко светику,

Милая к милому,

Ой, люшеньки-люли,

Ой, гулюшки-гули…

Ну конечно же, такое принято, чтобы при встрече жениха и невесты пели свадебные песни. Однако древлянам больше бы понравилось, если бы эти коварные русичи трепетали после всего увиденного в древлянских лесах. А эти поют, вон присвистывать начали, двое витязей чуть ли не вприсядку пошли перед приближающимся конем княгини. Она сама прибыла сюда к Малу Древлянскому. Такого и волхвы не могли и предугадать, когда сватов за ней отправляли. В лучшем случае ожидали посольства с приглашением в Киев, а то и на переговоры на сопредельную межу. И вот же она, Ольга Киевская, княгиня Руси.

Мал потом все же заулыбался, оглянулся на своих ведунов и советников. Молодой волхв Малкиня стоял рядом, хмуря брови под серебряным очельем. Приведший княгиню Пущ выглядел растерянным, бояре из окружения Мала одни улыбаться начинали, другие, наоборот, хмурились.

Еще Мал подумал, что зря из Искоростеня с ним не прибыл верховный волхв Маланич. Тот всегда знал, что делать, однако слишком разъярился из-за того, что Ольга отправила к ним с сообщением христианина Стоюна. А христиан в древлянской земле тут же полагалось сажать на острый кол, чтобы погибали в муках. Этого же Мал велел не трогать, не желая обижать посла княгини. Зато Маланич обиделся, заперся в Искоростене.

Сейчас этот посланец-христианин стоял позади князя Мала и, увидев растерянный взгляд того, постарался приободрить:

— Что же ты робеешь, Мал Древлянский? Иди, встречай суженую.

И сам пошел к своим, никто его удерживать не стал.

Но Мал сперва поглядел на своего верного советника-волхва Малкиню. Тот был напряжен, глаза его скользили по лицам весело распевавших русичей. Взгляд задержался какое-то время на насмешливо прищурившемся Свенельде (этому нее нипочем!). А потом он смотрел только на Ольгу. Подумалось, что таких женщин — стать, уборы, непривычно смелый, полный несокрушимого достоинства взгляд, — ему еще видеть не доводилось. Но потом ее внешность перестала для него что-то значить, осталось только стремление угадать ее помыслы… Песни и поднятый русичами шум отвлекали его, но Малкиня пристально смотрел в ее затененные длинными ресницами светло-серые прозрачные глаза… за эти глаза, в ее душу. Ничего особенного княгиня в этот миг не задумывала, просто с чисто женским любопытством оценивала жениха. Она отметила, что и ростом он не вышел, и лицо у него круглое, как луна, и такое же блеклое, да и разъелся, будто хряк. Она так и подумала — хряк. Да, в очах княгини Мал Древлянский и мог показаться не самым пригожим женихом. Особенно в сравнении с Игорем князем — высоким, поджарым, ясноглазым. Его образ вдруг стал таким ярким, что Малкиня даже отвел глаза. Словно увидел того самого Игоря, которому сам вместе с другими выкрикивал на вече смертный приговор. Но тогда иначе нельзя было поступить… Так все решили. И так же тогда думал он сам.

Сосредоточиться Малкине мешали и разговоры стоявших вокруг бояр древлянских. Кто из них негодовал, кто дивился, а кто и посмеиваться начал. Дурмана, что ли, русичи наглотались, раз так веселятся? — гадали древляне. А тут еще Мал на него оглянулся и просто оглушил нетерпеливым стремлением узнать, что же это? Может ли он подойти к Ольге пресветлой, к ладе своей ожидаемой и желанной?

— Иди, княже, невеста ждет, — отпустил Мала молодой ведун.

И таким облегчением повеяло на него от Мала, такой радостью.

«Может, и впрямь сладится у них, — подумал. — Может, смирились русичи, поняли, что древляне недаром на поклонение темным пошли, только бы свободу сохранить. И может, прав был верховный ведун Маланич, уговорив их на подобное святотатство…»

Ибо для Малкини все происходящее в древлянской земле было страшным святотатством. Он продолжал служить своему князю, но на сердце будто камень лежал. И все вспоминалось, о чем просил перед страшной кончиной Игорь. Не о пощаде умолял, не за себя ведь боялся, а за племя древлянское, которое может теперь вовсе сгинуть…

Но об этом думать было тяжело, и Малкиня, отгоняя непрошеные, полные раскаяния мысли, шагнул следом за своим князем, чтобы быть рядом и упредить, если что неладное почувствует.

А вот сам Мал не чувствовал никакой опасности, никакого подвоха. Он ликовал. Пришла-таки, склонилась, признала, как исстари велось, что убивший мужа имеет право на его жену. Мал улыбался, не сводя глаз с этой величественной всадницы, и своем блистающем венце прибывшей к нему, чтобы назваться его женой. Ах, сколько же он мечтал о ней, сколько желал се! И вот она здесь. Значит, правы были его волхвы, решив подчиниться Морене и Чернобогу, значит, получилось все у них, и древляне не только не пострадают от убийства русского князя, а и получат самое ценное, что есть у Руси, — правительницу Ольгу, а с ней и киевский престол для Мала. А еще она подарит ему сына. Ибо на Мала было наложено заклятие, что сына-наследника родит ему только она. И вот она здесь!

Ольге не нравилось торжество в его взгляде, он сам ей не нравился, был ненавистен… Но нельзя так. Она заметила, как позади князя скользнула высокая тонкая фигура волхва и черном — словно ворон темный, словно тень. Малфрида упреждала о нем. И Ольга стала думать о том, как речи с Малом нести, спешилась, склонилась столь низко, что ее длинные русые косы едва не подмели дорогу у его ног. Мал тут же поспешил ее поднять, в глаза заглядывал. Ольга же с трудом сдержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо. Но эту мысль пришлось подавить, и княгиня быстро заговорила с Малом, нарушив покон[87], когда невеста не имеет права первая слова жениху сказать. Однако Ольга была не простая невеста. Она была правительница, которую восставший подданный принудил к браку.