Стременчик - Юзеф Игнаций Крашевский

Сам Хоч вёл одну группу, вооружённую палками. В Ратуше уже никого не было: ни советников, ни заседателей. Комнаты были закрыты железными дверями.

Тут же один отряд с Хочем бросился на дом жупника Серафина, которого уже там не нашёл. Выломали ворота, поломали мебель, другие также стремились к домам обвинённых советников.

К счастью, все они, хоть поздно, ища спасения, смогли сбежать в замок. Их так преследовали, что чуть не настигли, когда за ними закрылись ворота.

Хоч на этом не остановился и, осмелевший, со всей тысячной толпой, осатанелой, гневной, качающейся как морская волна, появился под замковыми стенами, требуя выдать виновных.

Это произошло так неожиданно, что королева, король, двор были перепуганы нападением, и молодой Владислав бросился уже собирать к обороне щуплую горсть рыцарства, которая находилась на Вавеле.

К счастью, только что окончивший утреннюю службу в костёле епископ Збышек находился ещё в замке. В помощь ему прибежал Грегор из Санока.

Осада замка этими толпами людей была событием таким неслыханным и принявшим такие великие размеры, что, не давая пожару распространиться, должны были его немедленно предотвращать.

Хоч с главными предводителями штурмовал ворота, требуя уже не наказания виновникам, не правосудия, но прямо выдачи тех людей, которых гмин осудил на смерть. Допустить раз такое наказание и беззаконную месть значило бы отворить ворота постоянному беспокойству.

Спустя минуту, когда Хоч стоял у ворот и кричал, над ним появился в своём епископском облачении, в комже и епитрахили, серьёзный, холодный и суровый, ничуть не испугавшийся, епископ Збышек.

Знали его как мужа, который никому уступок не делал…

Хоч под впечатлением его величия невольным движением снял с головы шапку. Прежде чем он заговорил, Збышек тем голосом, которым привык громить короля, начал его отчитывать и требовал оставаться спокойным и отвести толпы прочь.

Только спустя какое-то время к нему немного вернулась его смелость, но этой короткой минуты, в продолжение которой он стоял молча, с непокрытой головой, хватило, чтобы у окружающей толпы отняла её спесь и остудила её.

Епископ тут же заговорил, сначала порицая этот способ требовать правосудия, потом несколько мягче стал обещать, что дело рассмотрится и разрешится так, чтобы ущерб и убытки были вознаграждены, вина наказана. Однако он требовал, чтобы сборище немедленно разошлось.

Хоч имел время вернуться к первому своему нахальству, и вместо того чтобы покорится, требовал выдачи жупника и советников, которые спрятались в замке.

– Да, они спрятались здесь и не только я их под свой плащ, но церковь возьмёт в опеку и даст им пристанище, потому что это её привилегия. Виновны они или нет, вы не имеете права их судить.

Толпа начала заступаться за своего предводителя, зарычала, а те, что стояли дальше, неизвестно почему, этот крик повторили.

Епископ говорил, не слушая их.

Тогда по его кивку выступил Грегор из Санока. Тот доверчивым тоном обратился к Хочу:

– Вы слышали слово нашего духовного отца, вам должно бы его хватить, чтобы опомниться; я пришёл к вам от короля, от королевы, повелевая вам немедленно разойтись. Правосудие последует, но вам самим в гневе дать его свершить было бы грехом, король этого не допустит. Вы хотите, чтобы своё царствование он начал с того, чтобы защищался от тех, кто присягал ему в верности? По домам! Расходитесь… Наш пастырь, королевский совет возьмут это в свои руки и найдут решение. Идите спокойно…

Какое-то время царило молчание, но вдалеке повторились крики. Затем Грегор из Санока повернулся к Хочу.

– Помните, Предбор, что вы за всё будете отвечать, за эти боль и позор, какие причинили королю, за то, что случится… вы этот люд возмутили.

– Не я, а несправедливость, а ущерб! – прервал Хоч.

– Вы, – повторил Грегор, – вы, потому что вместо того, чтобы прийти вдесятером с поклоном к трону просить аудиенции, вы собрали толпу и хотите добиться её силой. А что будет, когда на силу пойдёт сила?

Хоч переступал с ноги на ногу, епископ, пользуясь минутой молчания, серьёзно произнёс:

– Идите спокойно по домам! Моим капелланским словом от имени короля я вам гарантирую, что мы рассмотрим ваш вопрос, согласно праву Божьему и человеческому.

– По домам! – повторил Грегор из Санока.

Хоч стоял ещё, когда опьянённая толпа медленно начала расступаться, шептаться между собой и отступать.

На замковых валах как раз начали показываться вооружённые люди, лучники и арбалетчики, так что можно было подумать, что дойдёт до стычки, если бы упрямо стояли на своём.

Хоч начал говорить, но понизив голос, объяснялся, заикался.

Епископ повторял одно:

– Расходитесь…

И наконец поколебленная и отрезвлённая толпа невзначай начала расплываться. Когда раз почувствовали это обратное движение, никто не хотел быть последним, боялись остаться, чтобы не оказаться в руках замковой стражи и не попасть к Доротке.

Сперва расходящиеся группы шагали медленно, потом всё живей, – скрывались, где кто мог, входили, исчезали, так что Хоч, оглядевшись, увидел, что был почти один с маленькой кучкой.

Поэтому, угрожая и бормоча, и он в конце концов отступил к городу. Опасность была предотвращена, но решительно не отстронена.

Едва люд под замком поредел и епископ Збышек поспешил донести испуганной королеве и объяснить, что случилось, когда Грегор из Санока велел отворить ему калитку, и смело один вышел в город.

Нужно было ковать железо, пока горячо. Он окликнул уходящего Хоча, который остановился.

– Хочешь ли быть целым? – сказал он. – Имей разум и то, что испортил, старайся исправить.

В Предборе всё закипело. Он был смутьяном, но всё-таки выступил в хорошем деле.

– И вы, что из бедного ученика вышли в люди, – воскликнул он, – над бедными жалости не имеете. Бог мне свидетель, я хотел только справедливости.

– Но плохо её требовал, – ответил Грегор. – Кулаком не годится ничего требовать. Где он выступает, там разум и правда умолкают.

Он ударил его по плечу.

– Прикажи своим, чтобы новых волнений не вызывали, – прибавил он, – остальное уладится, раз епископ взял дела в свои руки.

Этого не достаточно. Грегор вместе с Хочем пошёл в город, чтобы проследить за успокоением толпы.

Он нескоро вернулся в замок, но когда вечером появился измученный, мог заверить епископа и королеву, что волнений не повторится. Хоч успокоился.

Позвали магистра к королю, который очень взволнованный, наполовину в доспехах бегал по своей комнате, спрашивая молодёжь, которая его окружала. Увидев своего магистра, он подскочил к нему. Глаза его горели.

Хотя перед ним был верный краковский народ, молодой пан был раздражён одной вероятностью какого-то волнения.

Готов был рваться и идти биться, не глядя с кем. Он горячо