Добрые друзья - Джон Пристли

Следом за ней выступил майор Данкер. Он говорил о пирамидах, международных отношениях и землетрясениях. Уткнувшись носом в свой блокнотик, он стал рассказывать о дюймах пирамиды, по которым легко вычисляются все главные даты мировой истории, однако из-за блокнотика следить за его мыслью было очень трудно. Затем он перешел к международным отношениям — в этой области стремительно назревал страшный кризис. Мы стоим на пороге величайших и последних войн в истории человечества, настоящего Армагеддона. Но это еще цветочки, после них начнется самое ужасное. Землетрясения. Все заметили, что ураганов, наводнений и землетрясений в последние годы становится все больше и больше; этот феномен ставит в тупик самых выдающихся ученых мира, которые пытаются раскрыть причины таинственных катаклизмов. Однако все тщетно. Дело тут не в падении или подъеме столбика барометра, и даже не в пятнах на солнце. Страшные силы, до сих пор пребывавшие в плену, вырвались на волю. Таковы первые деяния освобожденного Князя Тьмы. «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей»[41]. Этой цитатой, произнесенной тем же сухим тоном, майор внезапно заключил свою речь. Иниго решил, что это действительно очень тихий и порядочный душевнобольной.

Мистер Гради спросил, не хочет ли кто-нибудь из собравшихся взять слово. Минуту или две все молчали, а потом на ноги вскочил человек с черной бородой. Он быстро проговорил, что король Георг V — девяносто девятый по счету после царя Давида, и сразу сел. Затем поднялась сухонькая женщина с пронзительным голосом: ей уже четвертый раз за год снилось, как ангел машет над собором Святого Павла чем-то вроде золотого ведерка для угля. Мистер Гради одобрительно кивнул, но в целом по нему было видно, что этой даме еще рано гордиться своими успехами. Потом вновь наступила тишина. Мистер Гради вышел вперед и хотел еще раз обратиться к слушателям, когда сзади поднялось какое-то волнение.

— О, какая радость, пожаловал наш давний друг, преподобный Хиггинворт Вендерби! — возгласил мистер Гради. — Уверен, он с удовольствием скажет нам несколько слов. Какая честь!

На помост взошел высокий тучный мужчина в черном. Пока слушатели яростно аплодировали, этот необыкновенный человек отдувался и отирал лоб. У него была густая грива темных волос и чрезвычайно широкое, белое и мокрое лицо с впалым лбом и подбородком.

— Друзья! — прогремел он. — Прошу вас немного подождать. Я не могу говорить с вами, задыхаясь, а я так спешил, что не задыхаться не могу. — Зал вновь взорвался овациями. Хлопал даже Иниго: оглядевшись по сторонам, он заметил, что все собравшиеся разом повеселели, выпрямились и приготовились слушать.

Мистер Вендерби поднял большую белую руку.

— Друзья, — мягко начал он, — я очень рад, что вновь могу выступить перед вами, а ведь в нашей юдоли печали и слез так мало радостей! Мы живем во грехе, и Смерть вовсю хозяйничает среди людей. Муж бросает жену, мать льет слезы над покинувшим гнездо сыном. — В таком духе он продолжал несколько минут; голос его звучал мягко и переливчато, словно приглушенные сурдинкой струны. Не имело значения, что он говорил, важно было — как. Даже Иниго, которому мистер Вендерби сразу внушил неприязнь, отчего-то растаял. Остальные же без стеснения предались роскоши простых чувств: некоторые дамы плакали, Фреда взволнованно ерзала на месте, покусывая губу, отчего Иниго стало неудобно и душой, и телом.

Мистер Вендерби умолк и свесил огромную голову, а потом стал поднимать ее все выше, выше, пока его белое мокрое лицо не засияло в солнечных лучах — по крайней мере так всем показалось.

— Но разве я пришел сюда лишь с этой вестью? — спросил он, не повышая голоса. — Неужели вы никогда не слышали о грехах, невзгодах и смерти, а я открыл вам глаза? Неужели мне больше нечего вам сказать? В этом ли вся суть моего обращения? — Мистер Вендерби шагнул вперед и встал на самом краю помоста. — Нет! — прогремел он. — Нет, тысячу раз нет!

— Ефрем!!! — завопил кто-то прямо в ухо Иниго.

— Прошу прощения?! — испуганно вскрикнул тот. Однако подсевший к Иниго человек не обратил на него никакого внимания и продолжал сверлить взглядом проповедника.

— Я искал Слово и нашел его! — прогремел мистер Вендерби всей недюжинной мощью голосовых связок и воздел к небу Библию. — После сего я услышал на небе громкий голос многочисленного народа, который говорил: аллилуйя! Спасение и слава, и честь, и сила Господу нашему! Ибо истинны и праведны суды Его! потому что Он осудил ту великую любодейцу, которая растлила землю любодейством своим, и взыскал кровь рабов Своих от руки ее. И вторично сказали: аллилуйя! И дым ее восходил во веки веков[42].

Мистер Вендерби стер мир в прах и одним могучим криком развеял его по ветру. Он сопроводил всех верующих на небеса, стройными рядами провел их сквозь жемчужные врата на улицы из чистого золота, туда, где от престола Бога и Агнца исходила чистая, как кристалл, река воды жизни.

Он воздел руки к небу, и все собравшиеся вскочили с мест. Если раньше они стонали, то теперь закричали во все горло. Лишь миссис Бевисон-Берр и майор Данкер сохраняли спокойствие. Мистер Тимпани снял очки и принялся лихорадочно тереть их платком. Мистер Гради величаво громоздился на стуле, и лицо его сияло в лучах незримых пустынных солнц. Иниго потрясенно глазел по сторонам: в зале творилось неописуемое. Его взгляд заметался от одного исступленного лица к другому. Так вот в чем секрет: эти минуты вакхического буйства скрашивали им бесконечные тоскливые месяцы, сверкали подобно драгоценным камням на выцветших фотографиях их скучной жизни. Жалость кольнула сердце Иниго, но в следующий миг все прошло.

Мистер Вендерби, бледный и мокрый, как никогда, пламенно благословил паству, и на этом собрание закончилось. Все ринулись к сцене.

— Что будем делать? — спросил Иниго Фреду.

— Пойдемте отсюда, хорошо? Сегодня было не так страшно, как обычно, а все же мне не по себе. Я заметила, что на улице легчает.

Они пошли по дороге, радостно понося всех Вторых ресуррекционистов, вместе взятых, но возле дома Фреда замешкалась.

— Мне лучше пойти домой. Тетушка наверняка попросит меня помочь ей с ужином.

— С ужином?! — ахнул Иниго. — После такого чаепития?! Нет-нет, они не смогут ужинать! Если, конечно, не просидят в гостиной всю ночь.

— Очень даже смогут. Они страшные обжоры, поверьте моему слову. И дядя приведет нескольких гостей. Потому я и не хочу домой — они будут говорить, говорить, говорить… Лично я их разговорами уже сыта по горло, а вы?

Иниго признался, что тоже сыт. Они прошли еще милю вверх по дороге, постояли на мосту, болтая обо всякой чепухе, и вернулись к дому. Фреда, однако, не зашла, а подкралась к освещенному окну и заглянула внутрь.

— Они уже там, — объявила она. — Едят сандвичи. Ну, что я вам говорила?

— Потрясающе! — тихонько воскликнул Иниго. — Нет, ну нельзя же так объедаться! Они сожрут весь мир! Я прямо вижу, как зубы Тимпани смыкаются на бедном сандвиче. Кошмар, кошмар! Идемте отсюда.

Заглянув напоследок в гостиную, Фреда пошла за ним.

— Пришел мистер Вендерби. Мне он не нравится, а вам? Жуткий тип, самый жуткий из всех, по-моему. Знаете, он постоянно зовет меня «младшей сестричкой»…

— Какой нахал!

— И еще у меня все время такое ощущение, будто он хочет меня поцеловать. Он не станет, конечно…

— Пожалуй, нет.

— …но мне все равно кажется, что он бы меня поцеловал, если б я не стала сопротивляться.

— Мерзкое животное! — вскричал Иниго. Его охватила ярость. Он положил руку Фреде на талию и, дрожа от праведного гнева, взглянул на беззащитную, покинутую всеми красавицу.

— Вы так думаете? — прошептала она, не шевелясь, только чуть приподняв личико.

— Да еще бледный, как поганка, — твердо произнес Иниго. Ее головка все поднималась, пока на лицо не упал свет. Темный изгиб хорошеньких губ так и манил… устоять было невозможно. Иниго наклонился, однако как раз в эту секунду кто-то открыл входную дверь, и Фреда упорхнула за угол. Иниго бросился за ней, но нагнал лишь тогда, когда они обогнули дом и вновь очутились перед дверью.

В коридоре им встретился мистер Тимпани.

— Шикарное собрание, не находите? — обратился он к ним.

— О да, лучше не придумать, просто чудо! — отдуваясь, выдавили они.

— Надеюсь, вы не пожалели, что заехали к нам, мистер Джоллифант? — продолжал мистер Тимпани. — Только не говорите, что вам было скучно.

— Не скажу! — пообещал Иниго, тряся ему руку.

На следующий вечер, в среду, Иниго прогуливался по улицам Ноттингема. Он поехал туда не за мистером Мортоном Митчемом, хотя несколько раз не без волнения напоминал себе, что именно туда направился этот удивительный человек и лодырь, решивший навестить старых друзей. В любой момент, говорил себе Иниго, мимо него может проходить старый друг мистера Митчема. Однако отправился он туда подругой причине: за завтраком Фреда сказала, что едет в Ноттингем к зубному. Иниго, сколь туманными ни были его планы, сразу ответил, что едет туда же. Это поразительное совпадение привело их в один автобус, посадило за один обеденный столик в кафе и в конечном итоге обрекло, по просьбе Фреды, на совместное проведение досуга в Ноттингеме: некоторую часть этого досуга они провели даже чересчур близко друг к другу, в огромной романтичной пещере под названием кинотеатр.