До дрожи (СИ) - Сакру Ана

— Не одно! — возмущаюсь я, садясь на постели и до пояса вылезая из-под одеяла.

— Желторот, вот кому ты пиздишь? — начинает было подаваться ко мне Александр Валерьевич, но тут его резко одёргивает жена.

— Саш, всё! Это не вежливо. На кухню пошли. Артём оденется, ты в себя придёшь, и всё будет хорошо, — и буквально выталкивает его из спальни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Как только Алискины родители покидают комнату, первым делом прячу в тумбочку все валяющиеся на кровати игрушки. Это мне конечно слабо уже поможет предстать в глазах Лютика — старшего приличным человеком, но хоть наручники с такой же рыжей опушкой не заметил, и на том спасибо.

Как-то не хочется усугублять.

Вообще мне бы было глубоко фиолетово на реакцию Алисиных родителей, если бы «а» — я не планировал с ними породниться, и «б» — не знал, что мой Цветочек просто обожает своего отца.

Я ни разу не слышал, чтобы по телефону она обращалась к нему иначе, чем «папулечка», и её голосок при этом не изрыгал тонны благоговейного мёда в динамик. Они всегда так мило щебетали, что я был уверен, что Александр Валерьевич — это такой оживший олимпийский мишка, всегда тебе улыбающийся и готовый по первому требованию с песней улететь куда подальше, чтобы детям жить не мешать.

И тут на тебе…

Уверен, если бы не Алисина мама — меня бы уже били…

Натягиваю футболку, прыгаю в домашнее трико, предварительно надев самые плотно прилегающие к паху трусы, какие нашлись в комоде. Все уже всё видели — не хочется лишний раз о моих первичных половых признаках напоминать. Перекрестившись и выдохнув, бесшумно крадусь к кухне, вдыхая расползающийся по квартире аромат свежезаваренного кофе.

Хочется заодно уши погреть, пока снова перед этими двумя не предстал…

— Как быстро что-то дети выросли, да, Саш? — с грустью вздыхает Елизавета Тиграновна, и я слышу, как журчит разливаемый по чашкам кофе. Шаги, глухой стук кружки о стол, а потом и звук отодвигаемого стула.

— Да жесть. Ведь оба родились — на ладони умещались! А сейчас…Я уже с ними седею, — бурчит хриплым басом Алисин отец.

— Тебе очень идёт. Ты прямо такой импозантный, — мягко стелет на это моя будущая тёща.

А мне хочется глаза закатить — так я кое-кого узнаю в этом наглом подхалимаже.

Ну, Алиса, точно в мать, коза!

Хотя, признаю — быть объектом этих умасливаний иногда до чёртиков приятно…

— Это ты меня сейчас успокаиваешь, — настроенный убивать меня муженек не сильно поддаётся.

— Да, — даже и не думает отпираться Елизавета Тиграновна.

— Ты что? На их стороне? — с обидой в голосе тихо восклицает Александр Валеьервич.

— Саш, — вздыхает Алисина мать, — Я всегда на твоей стороне. Просто передачки ни в СИЗО, ни в больницу таскать тебе не хочу. Так что выдохни и здраво посмотри на ситуацию, а то ещё удар хватит. Ничего такого ведь не произошло, ну есть у них интимная жизнь, ну что ты тут сделаешь…Я так поняла по рассказам Алисы, у них всё хорошо, и…

— Я наверно что-то делал не так с детьми, — перебивая жену, продолжает басовито причитать этот двухметровый дядька на нашей с Алиской кухне, — Один оболтус так потёк по балерине своей, что учебу умудрился похерить. Ходит там бритый, в кирзачах, траву красит и сарай на даче у генерала разбирает. Зачем только школу кончал приличную? Эта дурында тоже…Только паспорт получила, а уже хвостатая!

Слышу, как Елизвета Тиграновна давится смехом, который яро пытается сдержать.

— Ну а вдруг хвост — ему, а не ей? Ты не думал? — вопрошает вкрадчиво, и я аж на месте подпрыгиваю.

Что?!

— Что?! — одновременно со мной шокировано ревёт Александр Валерьевич, по звуку выплёвывая кофе. Алискина мать, уже не скрываясь, хохочет.

— Твою ж…Я ж почти представил…!!! Кисуль, ты так не шути! — пытается отдышаться Цветочкин отец.

И я с ним полностью согласен! Сердце заныло от её шуточек, и пониже тоже испуганно сжалось всё…

— Просто обращаю твоё внимание, что могло быть и хуже. Так что, Саш, не нуди, — философски изрекает Елизавета Тиграновна.

А я решаю, что пора бы уже к ним выходить, пока Лютики до того, что надо всё — таки проверить «чей хвост», не договорились.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Кхм — кхм, — оттолкнувшись кулаком от дверного косяка, опасливо ступаю на кухню.

Она вполне приличного размера, но для трёх человек, конечно, тесновато. Особенно когда один из них — как два меня. Роста мы с отцом Алиски примерно одного, но вот вширь… Он не толстый, не обрюзгший, нет…Но такой плотный, будто его на маслобойне зачали. И удар у него, бьюсь об заклад, тяжёлый… Рефлекторно потираю челюсть, пока Лютик — старший встречает меня хмурым взором исподлобья.

— Артём, садись, я кофе на тебя тоже сварила, — Алискина мама тут же вскакивает со стула напротив своего своего мужа и предлагает туда сесть мне. Ла-а-адно…

— Спасибо, Елизавета Тиграновна, — строю из себя вежливого примерного мальчика, усаживаясь напротив пасмурного бати, — А может вы голодны? — тут же опять привстаю.

— Не голодны, — припечатывает меня Александр Валерьевич обратно к стулу, — Алиса где?

И смотрит так, будто я его дочь убил и по пакетам распихал. Но вообще-то я не из Питера (*за огромное количество подобных преступлений Санкт-Петербург в шутку называют Расчленградом).

— Она на выставку поехала работать от профкома. На ВДНХ сейчас, — отвечаю ровно, пока мама Цветочка с ободряющей улыбкой ставит передо мной дымящуюся кружку.

— Она же не собиралась, — хмурится Александр Валерьевич.

— Вчера вечером предложили. А вы говорили ей, что приедете?

— Не говорили. А ты почему дома? Бездельник? — щурится на меня Цветочный батя.

— Суббота, — лаконично отвечаю, пытаясь не раздражаться и глядя ему в глаза.

На соседний стул сбоку присаживается Елизавета Тиграновна, и у меня полное ощущение, что у нас сейчас будет армреслинг, а она — судья. Александр Валерьевич складывает пальцы домиком и чуть подаётся ко мне через стол, выставляя вперёд свои мощные плечи.

— Значит, живёшь здесь? С дочкой моей? — интересуется вкрадчиво.

Нервно сглатываю, но не вижу смысла отрицать. Вообще, Алиса могла бы и сама семейству сказать, но, с другой стороны, я её скрытность сейчас как никто другой понимаю…

— Ну вообще я живу в общаге на Юго— Западной, но… — дёргаю кадыком опять и развожу руками.

— В общаге…Не местный значит? — хмыкает Лютик.

— Из Соликамска.

— Ха, пермяк что ли? То— то рожа наглая уральская, и говор ещё этот…

— Нет у меня говора, — возмущаюсь, — Почти… — добавляю нерешительно под ехидным Лютиковским взглядом.

— Почти… — передразнивает меня и громко хлебает кофе, будто выпивает его залпом, с глухим грохотом ставит кружку на стол, — Так, пермяк. Ну и что скажешь? — смотрит требовательно.

— Насчёт чего? — теряюсь.

— Насчёт Алиски моей. Мне тебя запоминать или попытаться сделать вид, что не видел?

— З-запоминать конечно! — хриплю, оттягивая ворот футболки. Я уже весь в испарине от этого разговора.

— Даже так? «Конечно»? — продолжает язвить Александр Валерьевич, — Не мно…

Но тут снова вклинивается его жена в нашу милую беседу.

— Саш, может подробности потом? — кладёт руку на его ладонь, — Лучше Алисе позвони, узнай когда она точно освободится, и давайте тогда все вместе поужинаем вечером, да?

Алискины родители переглядываются, ведя какой-то быстрый безмолвный диалог. Александр Валерьевич недовольно хмурится, но явно жене уступает.

— Ну давайте….потом, — переводит тяжёлый, насмешливый взгляд на меня, — Ужинать пойдёшь с нами, «реальный пацан»?

— Конечно пойду, — киваю.

— Ты смотри на него, опять «конечно» — цокает языком Алисин отец и поворачивается к жене, — Как Герасим на всё согласен, Лиз. Я уж, и правда, по поводу хвоста начинаю сомневаться с таким-то покладистым.