За перевалом - Владимир Иванович Савченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дети были несовершенны, дети были как дети, — и, может, именно поэтому их мир подходил Берну более, чем мир взрослых. Они были такими, как и во все времена. Ему приходило в голову, что окажись он здесь, в XXII веке, ребенком, то вжился бы в новый мир безболезненно.
«Лапута» так и не ушла от реки. Ветер прекратился — она повисла над правым берегом. От меркнувшего заката широкая полоса воды внизу была багровой и застывшей. Вверху разгорались огни Космосстроя: яркие были неподвижны, как звезды, мелкие перемещались. А за ними в темнеющем небе загорались и звезды. Первым на юго-востоке запылал Сириус.
Глубокую тишину нарушили редкие звучные всплески, они доносились с верховья реки. Что-то мощно и равномерно хлестало по воде. Профессор пошел к краю острова, сюда же, к бортику, сбежалась и малышня.
По течению реки неслось судно, похожее на гигантский белый диск — с огнями по ободу. Верх его подкрашивал багрянец заката. Он вертелся и прыгал по воде, будто плоская галька, запущенная умелой рукой, — «пек блины». Вдали показался другой «диск» с огнями, он тоже «пек блины», догонял.
Суда сравнялись друг с другом под «лапутой». Второй корабль взревел турбинами, разогнался — и в невероятном стометровом прыжке пролетел над первым. Плюхнулся впереди, очертившись веером брызг, помчал дальше. Оказавшийся сзади «диск» тоже разогнался, исполнил прыжок, но — не догнал.
Малыши у барьерчика восторженно вопили, подпрыгивали.
«Диски» умчались к заливу Свифта — и долго еще слышалось усиленное береговым эхом «плес-сь! пляс-с! плесь! пляс-с!».
«Теперь Ило не будет покоя, — подумал Берн, направляясь к домикам, — пока «орлы» не совершат путешествие на таких кораблях-дисках».
13. Легенда о Неизвестном астронавте
Берн угадал: хлеб, ломти отварной телятины, куски творожного пудинга с шоколадной корочкой — все было нарезано «по-лапутянски»: ромбами, цилиндрами, конусами, знаками интегралов. Вряд ли это исполнили кулинарные автоматы ИРЦ, скорей всего, «орлы» постарались сами. Это новшество прибавило им аппетита. Да и без того пища была свежа, вкусна, к ней было вдосталь фиников, винограда, мангового сока — объедков не осталось.
После ужина все расположились на лужайке возле сферодатчика. Шел час ежевечерних сообщений.
— Созрел первый урожай винограда в предгорьях Сихотэ-Алиня, — заговорил женский голос. В шаре возник зеленый склон, террасы с шестами и проволоками, оплетенными лозами; проволоки прогибались, гроздья винограда свисали, будто просились в руки. — Для сбора формируются бригады по сорок работников от Южно-Уральского и Каракумского лесоводств, Алтайской лаборатории горообразования и из контролеров фабрики пищи в Кос-Арале. Съезд и начало работ завтра утром. Опоздавшим достанутся работы только по упаковке.
— Подумаешь, — сказал сидевший возле Берна коротыш Фе, — Сихотэ-Алинь! Я и сам там был.
— Завтра начнутся экскурсии подростков двенадцати-четырнадцати лет на Космосстрой, по курсу практического космоведения, — объявил мужской голос. — Дети познакомятся с ангаром для сборки звездолетов, аннигилятной заправочной станцией, заводами сверхлегких вакуумных материалов. Они научатся передвижению и простейшим трудовым операциям в космосе в состоянии невесомости.
На этот раз из груди «орлов» вырвался почти единодушный вздох: ух, подростки!.. А им еще такого ждать и ждать: четыре, пять, а то и шесть лет — полжизни.
Шар показал сборочный ангар — медленно вращающийся среди тьмы и звезд цилиндр; за прозрачной стеной что-то вспыхивало, перемещалось. Малыши мысленно были там.
Картина в сферодатчике переменилась: равнинный пейзаж со сходящимися в туманную перспективу грядками; низкие растения на них, небо в плоских тучах.
— Для орошения овощных плантаций на Аравийском полуострове на ближайшие двое суток объявляется дождливая погода. Режим дождя — моросящий…
Ежевечерние сообщения сами по себе интересовали «орлов» ничуть не больше, чем во все времена такие штуки интересуют детей их возраста; дело было в ином. Дед Ило за свою жизнь так много повидал, участвовал во стольких событиях, начинаниях, проектах, что среди информации оказывались и такие, которые он мог дополнить из первых рук: работал в помянутом месте или консультировал по проблемам, знаком с упоминаемыми людьми — как-нибудь да относился. Это так и называлось: рассказы из первых рук — и у «орлов» была страстишка: угадать по передаваемым хроникам, к чему Дед причастен и сможет что-то рассказать. Поэтому слушали они, навострив ушки, и испытующе поглядывали на Ило. Тот сидел, скрестив ноги, руки на коленях.
— От сотрясения океанского дна в районе Южного Полярного круга произошло опускание восточного побережья Гондваны, — сообщил автомат ИРЦ, — Биогеологический институт начинает там работы по наращиванию материкового кораллового слоя. Для участия в них приглашаются добровольцы-глубинники. Координаты побережья, где в ближайшие годы нельзя вести крупное строительство, следующие…
Взгляды в шар, на полузалитые на просевшем берегу здания, на треснувшую арку кораллового моста через канал — испытующий взгляд двенадцати пар глаз на Ило: нет, вроде ничего — и снова на шар.
…Берн тоже один раз выступил с «рассказом из первых рук». Как-то вечером в шаре появилось продолговатое лицо Эоли. Эолинг 38 отвечал на вопросы о перспективах «обратного зрения» для считывания памяти.
Ило мог бы сам (и с большей, пожалуй, доходчивостью) рассказать детям об этих исследованиях. Но дал слово Берну, участнику первого результативного опыта.
Тот постарался: рассказал об опыте, о своем участии, а заодно и о встрече с эхху в лесу — она заинтересовала малышей больше всего остального, больше даже «обратного зрения».
Впечатление об опыте отложилось у них мимолетной игрой: один подступал, сверля глазами, а другой пятился, начинал мычать:
«Мыамыа!..»
Новое изображение в шаре Берн принял сначала за сцену из спектакля: столько напряженного драматизма было в фигуре человека в скафандре и прозрачном шлеме. Он стоял, полуобернувшись к бело-голубой вспышке; слепящие, странно оборванные снопы света вырывались из овала у его ног. Скафандр скрадывал пластику тела, но все равно были понятны ужас и решимость, охватившие человека. Казалось, сейчас он шагнет, начнет делать то тяжелое, но необходимое, к чему привели его обстоятельства и воля.
Но человек не двигался, не оборачивался. Фигура отдалилась, стал виден пьедестал в форме носа ракеты, надпись по нему алыми символами, ниже — огни снующих по площади машин.
— Вы видите памятник Неизвестному астронавту, — объявил мужской голос. — Он создан группой скульпторов-космосстроевцев и установлен сегодня на Круглой площади Лунного Космоцентра…
Ия, устроившаяся на траве рядом с Ило, посмотрела на него, сказала уличающе:
— Ой, Де-ед! А
