Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером - Дуглас Рид

В этом документе, как и в циркуляре Отто Штрассера, содержится предположение о том, что против стран Запада развернутся серьезные наступательные действия. Я в этом сомневаюсь. Если что-то и начнется, то все будет гораздо проще.

Однако во всех остальных отношениях эти два документа, написанные задолго до начала войны, кажутся мне весьма вероятными и, более того, подходящими для моего повествования. Они показывают нам зародыш революции. Младенец может появиться на свет мертвым, а может и наоборот, эдаким крепышом, но сам зародыш – вот он, и вы видите его на страницах этой книги. Мы видим, насколько верно и, в общем-то, со сколь небольшими поправками эти неизвестные нам люди смогли проникнуть в мозг Гитлера, разглядев будущее Германии, будущую войну и разработав, в соответствии со всем этим, свои планы. Именно так и работает «Черный фронт».

Именно так Немезида невидимо стала выходить из тени. И эти два документа являются живой иллюстрацией всему тому, что делали Отто Штрассер и его «Черный фронт».

Глава 10

Четвертый рейх?

Я рассказал о жизни немца Отто Штрассера вплоть до самого последнего момента и так, как он ее прожил. Она привела его в Париж, где он жил в бедности, но так и не прекратил своей борьбы, не считаясь ни с какими затратами и жертвами. Возможно, его время скоро настанет.

Солнце Гитлера начинает понемногу закатываться. Он уже становится объектом изучения для историков; в тиши последних дней они смогут вполне спокойно поизучать его. Для нас же, кто еще живет сегодня, он – уже герой вчерашнего дня, хотя и будет досаждать нам еще какое-то время.

Он был разрушителем; как говорит Отто Штрассер, его роль в наше время – роль разрушителя, и он с блеском выполнил ее до конца. Он уже уничтожил дома и погубил жизни миллионов людей, и может и впредь погубить жизни миллионов.

Но его время уже истекает, и для нас, живущих сегодня, важным становится следующий вопрос: кто придет после него; какая Германия заступит место Германии Гитлера; сможем мы, наконец, мирно сосуществовать с той Германией; сможем мы, наконец, планировать свое будущее и жить для своей страны, вместо того, чтобы по призыву кучки стареющих господ идти в атаку и умирать за них; и, самое главное, есть ли надежда на то, что после этой войны наступит более справедливый социальный строй, что надежды, с которыми шло на войну поколение 1914 года, наконец, будут оправданны. Или и поколение 1939 года тоже будет зачислено в разряд потерянных?

Надежды на лучшее общественное устройство, как я полагаю, тщетны, если на последней стадии войны не появятся новые люди и новые идеи. Однако на этих стадиях люди могут еще хуже понимать, за что они сражаются, нежели в начале войны. Г-н Чемберлен за все время своих выступлений по поводу войны (а выступал он с речами на сей счет каждую неделю) лишь однажды сказал то, под чем бы подписался любой простой человек. Это была фраза, состоящая из четырех французских слов: Il faut en finir[60].

И это правда; с таким утверждением может согласиться каждый; это то, что нам подсказывает наш внутренний голос; мы должны покончить с этим кошмаром. Но после этого г-н Чемберлен всегда говорил по-английски, заявляя, что, конечно же, мы не хотим передвигать «старые пограничные посты» (то есть те посты, которые поставил Гитлер после четырех вторжений – старые?), что мы не хотим «мира через отмщение», и так далее, и вот уже война в разгаре, а мы все попустительствуем агрессору.

И тут перед нами маячит страшная опасность, заключающаяся в том, что после этой войны процесс размывания всех человеческих норм, относящихся к правде, справедливости и человечности, будет продолжаться и продолжаться. И что время будет использовано не на то, чтобы уничтожить реальное зло, выросшее между 1933 и 1939 годами, и отрегулировать те колебания в обществе, которые породило девятнадцатое столетие и которые так и будут продолжаться, никем не сдерживаемые, а на то, чтобы найти новые источники топлива и создать новую форму зависимости, зависимости от машин.

Этот период разрушения, в котором Гитлер сыграл самую важную роль, продолжается уже тридцать пять лет. Все это время Европа шла от кризиса к кризису, от войны к войне: марокканский кризис, война в Триполи, Балканский кризис, Балканские войны, мировая война, оставившая пол-Европы в развалинах, затем революция, анархия, инфляция, путчи, затем уже войны более мелкого масштаба – турецко-греческие, Абиссинская война, Рейнский кризис, бескровные войны с Австрией, Чехословакией, в Судетах; албанская война, польская война и, наконец, теперь уже и большая война.

Если все так и будет продолжаться, то мы, в Европе, получим «китайский вариант», о чем я писал в одной аналитической записке еще в 1936 году – война скоро придет в Европу, если не преградить ей путь, говорил я тогда, и эта война либо закончится быстрой победой Германии, либо выльется в затяжную борьбу, которая затянет Европу в нечто похожее на тот хаос, который царит сейчас в Китае.

Если мы принципиально хотим пережить все это, то мы должны вернуться к стабильному и уважаемому всеми сторонами положению дел на европейском континенте. И без Германии мы этого сделать не сможем. Именно по этой причине та Германия, которая выйдет из этой войны, является, повторяю это снова и снова, определяющим моментом для всей нашей жизни. Невозможно остановить продвижение к цивилизации варварскими методами, хоть Гитлер и объявил об этом и хоть в это охотно верят многие влиятельные старцы, которые до ужаса боятся «красных», с которыми он буквально недавно обо всем договорился[61].

Именно это и является самой серьезной опасностью в этой войне – я, по крайней мере, так полагаю. А именно то, что наши правители, пусть и не испытывая уже иллюзий в отношении Гитлера, постараются установить в Германии такой режим, представители которого будут максимально похожи на них, не принимая во внимание те стремления к лучшему, более справедливому и стабильному общественному устройству¸ которые живут в душе каждого человека. Если подобные надежды все время разочаровывать, то неизбежно наступает отчаяние и анархия.

Вот почему я вздрагиваю, когда вижу, как на втором плане передвигается фигура Геринга. Геринг это символ огня и меча – поджога рейхстага и нынешней войны.

Человек, привыкший думать, что Гитлер есть нечто хорошее для человечества, ну или, по крайней мере, хотя бы для представителей своего класса, теперь обращает свой взор на Геринга. Нам нужно было получше знать, кто такой Гитлер, думают они; разве он не был художником-самоучкой? А вот Геринг… о-о-о… вот это мужчина, вот это вождь. Как жаль, что он не стал фюрером. Ну, может, еще станет.