Граф в законе. Изгой. Предсказание - Владимир Смирнов

Обернулся: на лице Немого цвела все та же по-идиотски счастливая улыбка. Неужели глух? Может, не об этом старике говорил участковый?.. Но решил продолжить тем же презрительным тоном:

— Ты что, сопляк, думаешь буду с тобой разводить толковище?! Мне нужен Граф. — Улыбка не гасла. Тогда Сергей с привычной небрежностью, как пачку сигарет, достал из кармана пистолет. — Ты что, меня за фраера держишь? Повторяю: мне нужен Граф! Считаю до пяти и стреляю. Раз…

Немой заюлил, задвигал губами. Играл выразительно, как профессиональный мим, и Сергей все понимал: я не слышу… Что вы от меня хотите? Зачем вы пришли ко мне? Вы, наверное, ошиблись… Сжальтесь над стариком…

— Два!

Сергей включил радио. Нет, не безмолвная часть интерьера — работает, услаждает глухаря! В комнату ворвалась опереточная музыка. Он усилил звучание, поднял пистолет и, почти не целясь, выстрелил в тонконогую рюмку. Она исчезла. На стекле серванта, рядом с куском лейкопластыря, появилась дырочка с мелкими густыми лучиками.

Гнусная улыбочка перестала жить, застыла, как на фотографии…

— Три! — крикнул Сергей и направил пистолет на Немого.

Секунда не пролетела, как тот рухнул на колени и заговорил, завопил сбивчиво:

— Нет… Нет… Нет… Я старый… Пожалейте… Не знаю никакого Графа.

Голос у старика оказался молодым и звонким, не огрубел от времени, от пьянства, от табака.

— Четыре! — прозвучало равнодушным приговор…

— Я позвоню… позвоню, — заторопился старик, обмахиваясь руками, как от налетевших пчел. Подбежал к полинявшему дивану, отбросил пышную подушечку, — оказывается, под ней, в самом уголке прятался серенький телефон.

Улыбка отпала, губы безвольно подергивались. Дрожали и пальцы. Все время опасливо поглядывал на Сергея: то ли выстрела боялся, то ли, что подойдет, подсмотрит набираемый номер.

Потом, прикрыв костлявой рукой подбородок, нос, часть трубки, он долго и жарко шептал что-то…

Сергей приглушил опереточную мелодию, сказал повелительно:

— Я хочу с ним говорить…

Не отрывая трубку от уха, Немой услужливо закивал. Теперь он выслушивал какие-то указания, трусливо поддакивая.

— Так… Так… Понятно… Так… Они хотят поговорить с вами… Так-так… Сейчас передаю.

Сергей подошел, отогнал движением пистолета Немого, подождал, пока тот не присел возле приемника.

— Здравствуйте, Граф. Я давно ищу встречи с вами.

— И я. Признаться, очень хотел бы вас увидеть, уважаемый Сергей Андреевич, — раздалось в ответ. — Но к вам, согласитесь, не подойдешь. Вас так старательно охраняют… А поговорить нам надо. У нас с вами много общего, мы бы поладили, уверен. Я, например, всегда к вашим услугам. Только прикажите…

— Бета у вас? — прервал его Сергей.

— Не беспокойтесь о ней. У нас, сидим, пьем чай, мило беседуем… Хотели вам позвонить, но передумали. Вы поймите нас: противно и оскорбительно говорить с любимым человеком по телефону, который прослушивается официальными органами… Приезжайте-ка лучше вы к нам. Славно посидим вчетвером за самоваром… Да, захватите с собой те тетрадки из сундучка, будьте любезны. Если вас не затруднит, конечно. Это роковые тетрадочки, скажу я вам. Они могут даровать славу и казнить смертельно…

Сергей сжался, казалось, в последнем, отчаянном усилии, пытаясь укротить рвущийся наружу гнев. Невыносим был этот омерзительно ’ мертвый голос, эта улыбка, опять повисшая на лице Немого, теперь уже злорадная, все предвидящая…

— Передайте ей трубку, пожалуйста…

— Конечно, конечно… Веточка, милая, тебя…

Болью пронзили его услышанные слова:

— Сереженька, милый, я…

И тут же прервал их, вторгся масляно-ледяной речитатив Графа:

— Мы все вас ждем, уважаемый Сергей Андреевич. С тетрадями. Кстати, где они, у вас дома?

— Нет. Со мной.

— С вами… Странно… Но я вам верю…

И короткие гудки прервали связь своей оскорбительной монотонностью.

Немой привстал, все так же злорадно улыбаясь:

— Идем?

— Да.

— Сначала покажите…

Сергей откинул полу пиджака, продемонстрировал выступающие на треть из кармана тетради.

— Чудненько… Идем! — К Немому вернулась прежняя доброжелательность.

Они вышли на лестничную площадку. Дед захлопнул дверь и стал спускаться вниз по ступеням. «Надеюсь, увидят ребята, не пустят нас», — подумал Сергей о тех, кто сидел в машине.

Но дед все предусмотрел… Он открыл ключом дверь квартиры первого этажа, прошел через крохотную прихожую в кухню и растворил окно.

— Лезьте первым, — сказал он тихо. — А мильтоновский тырхун с вертуном[70] пусть стоит, где стоял…

Сергей выпрыгнул из окна на зловонную мусорную кучу и двинулся, подталкиваемый дедом, меж двух кирпичных заборов во двор соседнего дома.

Путь продумал дед скрытный. Дворами, подъездами, узкими переулочками… Минут пять они сидели под лестницей какого-то старого дома: дед прислушивался, не идет ли кто следом, потом за трухлявым забором выкурили по сигарете. Наконец, пройдя вдоль стены многоэтажного дома к неприметной скамеечке, сели.

Дед заявил деловито:

— Рано пришли… Подождем… Надо, чтоб стемнело…

Сергей ни о чем не расспрашивал его, зная, что не получит нужного ответа.

Когда сумерки заползли во двор, а в окнах начали зажигаться огни, дед привстал, еще раз огляделся, медленно вертя головой, и толкнул Сергея.

— Пора… Тут рядом…

Но «рядом» оказалось совсем не то, что предполагал Сергей. Их ждали красные «Жигули». Дед произнес коротко, неожиданно твердо:

— Влезай!

За рулем спиной к Сергею неподвижно сидел человек. Видны были его прилизанные волосы да непомерно длинные уши.

— С Богом! Трогай! — теперь уже приказал дед.

Машина стала медленно выруливать к раскрытым воротам. Ветвистыми московскими улицами добрались до Белорусского вокзала и выехали на Ленинградский проспект. Миновали Сокол, помчались к Химкам, но неожиданно за мостом через Москву-реку машина свернула направо. Долго виляла по узким ухабистым дорожкам, пока не остановилась на маленькой полянке, окруженной безликими деревьями.

— Вылезай! — обрадованно выдохнул дед.

Сергей вышел из машины. Темнота поглотила все вокруг, только в одной стороне сквозь густые заросли видны были играющие на реке блики от недалеких городских огней.

Рядом вырос парень с длинными ушами — они четко прорисовывались в темноте.

— Тетрадки давай!

Сергей отступил на шаг.

— Я отдам их Графу.

Парень выругался. В руке его блеснул нож.

— Жизнь не дорога?.. Ну!

Обожгла мысль: здесь же, в Химках, нашли Хряща с раздробленным черепом. И Сергей нырнул вперед под правую руку ушастого парня, державшую нож, схватил ее чуть выше локтя, выпрямился и перебросил через спину уже беспомощную, тяжелей дышащую массу. Ушастый, перевернувшись в воздухе, грохнулся на землю, снизу донесся сдавленный протяжный стон.

— А со мной не хотите познакомиться?

Глаза привыкли к темноте: метрах в трех от Сергея коренасто высилась фигура точь-в-точь, как на рисунке Виталика: черный человек в агрессивной позе гориллы! Только под опущенной правой рукой не четыре точки, а силуэт пистолета…

Говорил спокойно-спокойно, будто за вечерним чаем:

— Зачем же так грубо?.. Ручки поднимите… Повыше… Хорошо… Немой, возьми у него волыну…

Сзади в карман пиджака Сергея скользнула рука. Вытащив пистолет, Немой ликующе захихикал.

— Увлеклись вы, дорогой приятель, — дружески, сочувственно сказал незнакомец. Нет, это был не Чугуев, внешность его, а голос — другой. — На нас выходить нельзя. Это опасно, смертельно опасно… Представляете, ваши соратники почти сорок лет, иногда два-три раза в год, начинают меня разыскивать, заводят папки под названием «Дело номер…». Но так и не знают, кто я, как выгляжу… А вы возомнили, что нет для вас закрытых дверей… Молодость… Наивность…

Его дружеский тон вселил в Сергея опасение: этот человек не сочувствовал, не сожалел, он наслаждался каждым произнесенным словом и не говорил, а урчал, как хищник, зажавший в когтистых лапах парализованную страхом жертву.

— Жаль, что меня не знают. Но что поделаешь, известность приносит или славу, или кладбищенское бесславие… Мне ни то, ни другое не подходит… Предпочитаю устно дарить визитные карточки своему очередному поклоннику, навсегда прощаясь с ним. Будем знакомы: Крест. Уверен, в ваших кругах эта кличка очень популярна… Когда мне было…

Но он не успел договорить. Чуть согнув ноги в коленях, спружинив, Сергей прыгнул вправо, упал и покатился сброшенным бревном к прибрежным кустам. Перекатывался быстро, пока не ударился о ствол дерева, поднялся и, превозмогая боль в боку, нырнул в заросли кустов.