Взгляд василиска - MAKC MAX

   - Не может быть! - Желтоватое худое лицо Стеймацкого, изрезанное морщинами и покрытое коричневыми "старческими" пятнами, неожиданно стало красным, и Вадим испугался даже, что от потрясения у старика может случиться удар.

   - Вы только не волнуйтесь так, - попросил он. - Может быть, воды принести? Или валериановых капель?

   - Не надо, - хрипло ответил старик и, вытащив из кармана железную капсулу упаковки валидола, попробовал отвинтить крышку, но пальцы его не слушались.

   - Дайте мне, - Вадим забрал у него капсулу, быстро свинтил крышечку и вытряхнул на ладонь старика таблетку. - Вот.

   - Вы уверены? - Спросил Стеймацкий, отправив валидол под язык. - Я имею в виду, вы точно знаете, что это были вы? Никакой ошибки?

   - Я. - Развел руками Вадим, как бы показывая, что и хотел бы, чтобы это было не так, но куда денешься.

   - И куда же вас забрали? - Подозрительно прищурившись, спросил Стеймацкий.

   - Вот это, собственно, я и пытаюсь теперь выяснить.

   - Выяснить, - повторил за ним профессор, рассматривая Реутова исподлобья совершенно больными глазами.

   - Выяснить ... - Он тяжело поднялся из своего кресла и, по-стариковски шаркая ногами, прошел к одному из книжных шкафов, целиком скрывавших стены его кабинета. - Выяснить ...

   Стеймацкий еще раза три повторил это слово, как будто оно помогало ему искать внутри до отказа забитого книгами и папками с бумагами шкафа какую-то вещь, а, скорее всего, какой-то связанный с темой разговора документ. Вадим не вмешивался. Он сидел на своем гостевом стуле, едва ли не затаив дыхание, и молился богу, в которого, на самом деле, никогда не верил, чтобы старик, в конце концов, нашел то, что ищет.

   - Ага, - неожиданно довольным голосом сообщил Стеймацкий, вынимая из толстой картонной папки тоненькую пачку бумаг, схваченных обыкновенной аптекарской резинкой. - Нуте-с, нуте-с, посмотрим.

   Он оставил развязанную папку на выдвижной столешнице секретера, и, не закрыв шкаф, начав просматривать бумаги, показавшиеся Вадиму похожими на страницы истории болезни.

   - Так, - сказал старый профессор, возвратившись, наконец, к столу, и снова устраиваясь в кресле. Бумаги он при этом по-прежнему держал в руках, продолжая их время от времени перелистовать. - Любопытно.

   Стеймацкий кивнул, как бы подтверждая правильность какой-то своей мысли, и, отложив разномастные, но одинаково выцветшие листы скверной бумаги, на которой писали когда-то фронтовые лекари, в сторону, туда же, где уже лежала "записка Шуга", посмотрел на Реутова.

   - Знаете, Вадим Борисович, я ведь, грешным делом, боялся, что деменция1 у меня развивается. Возраст, сами понимаете, память опять же ... Но вот, оказывается, не совсем еще в маразм впал. Помню!

   Он даже улыбнулся, произнося эти слова, но, на взгляд Реутова, улыбка у Стеймацкого получилась не искренняя, и взгляд "больных" глаз совершенно не изменился.

   #1Деменция (http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9B%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BAлат. dementia) - приобретённое http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%BB%D0%B0%D0%B1%D0%BE%D1%83%D0%BC%D0%B8%D0%B5слабоумие, стойкое снижение познавательной деятельности с утратой в той или иной степени ранее усвоенных http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%97%D0%BD%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8Fзнаний и практических http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B0%D0%B2%D1%8B%D0%BAнавыков и затруднением или невозможностью приобретения новых.

   - По последним данным, - осторожно сказал Реутов, просто чтобы разрядить обстановку. - Активная интеллектуальная деятельность препятствует развитию деменции.

   - Это статистика, - махнул рукой Стеймацкий. - И много вам будет счастья, Вадим Борисович, если вы вдруг не попадете в те самые 15 или 20 процентов счастливцев? Я вам таких статистических казусов, если пожелаете, сколько угодно могу предложить, да толку что? Вы ведь Нуриева, Святослава Аликперовича, знаете?

   - Лично не знаю, - ответил, несколько растерявшийся от этого вопроса, Реутов. - Видел, кажется, пару раз. А что?

   - А то, что он как-то сказал во время лекции о вреде алкоголя, что, на самом деле, процентов пятнадцать мужчин, относящихся к кавказской расе1, могут совершенно безболезненно для своего здоровья пить водку хоть литрами. Беда в том, что иди, знай, к какой группе относишься именно ты. К этим пресловутым пятнадцати процентам, или к другим восьмидесяти пяти?

   #1Кавказская раса, в классификации немецкого анатома и антрополога Н. Блуменбаха (1776) - большая раса, соответствующаяhttp://bse.sci-lib.com/article036472.htmlевропеоидной расе.

   - Любопытно, - улыбнулся Реутов, которому приходилось сейчас изо всех сил держать себя в руках, чтобы не начать ненароком торопить старика, никак не желавшего переходить к делу. - Но, между нами говоря, я пью не потому, что надеюсь, что на мой организм алкоголь вредного воздействия не оказывает, а потому, что мне это нравится.

   - Правильный подход, - кивнул Стеймацкий. - Мне вон доктор мой домашний такую диету прописал, что хоть в Даугаве топись. Ан, нет. Не на того напал. Я его диету в клозете на дверь повесил, чтобы всегда знать, за что мучаюсь. Уважаю, знаете ли, искренность.

   - Так что там с моей смертью? - Спросил, наконец, Реутов, уставший ждать, пока профессор перейдет к делу, и кивнул на бумаги.

   - Любопытная история, - повторил Стеймацкий, кажется, совершенно не обидевшийся на то, что его поторапливают. - Это, как вы, Вадим Борисович, верно, уже догадались, ваша, с позволения сказать, история болезни. Вернее, данные предварительного осмотра, проведенного доктором Зинченко в ночь с семнадцатого на восемнадцатое апреля 1962 года. И вот, что характерно. Возможно, Виктор Герасимович был, так сказать, не в лучшей своей форме. Мы все тогда едва с ног от усталости не валились. Тем более ночь, очередной транспорт ... Но! - Поднял вверх палец Стеймацкий, как бы призывая Вадима быть особенно внимательным. - Не до такой же степени, чтобы записать вам пулевое проникающее ранение черепа? А он вот тут - ну, да сами сейчас посмотрите - все точнехонько описал, и куда пуля вошла и откуда, по идее, должна была выйти, но не вышла. Рентген вам, Вадим Борисович, не делали. Не обессудьте! И не потому, что ранение смертельное, а по совокупности, так сказать, обстоятельств. Позвоночник перебит осколками в двух местах, легкое разорвано, вообще внутри - по ходу движения осколков - все порвано и побито ...

   - У вас сигареты есть? - Неожиданно спросил Стеймацкий.

   - Папиросы вас устроят? - У Реутова во рту было кисло, как после рвоты, но просить чаю, он не стал. Не до того было.

   - Давайте! - Махнул рукой старик и подвинул к Реутову листы из его истории болезни.

   Почерк у доктора Зинченко был скверный, как и вообще у большинства врачей. К тому же, писал он ночью, да еще на фоне хронической усталости ... Вадим с трудом разбирал его каракули, и к тому времени, когда закончил читать, в пепельнице перед ним лежали четыре окурка. Один принадлежал Стеймацкому, три - ему.

   - Ну? - Спросил профессор.

   - Не жилец, - коротко ответил совершенно опустошенный Реутов.

   - Тем не менее, вы живы, если, конечно это были вы.

   - Я. - Реутов чувствовал себя опустошенным, усталым, как после тяжелого боя.

   - А где, простите, шрам на лбу? - Спросил Стеймацкий.

   - Нету, - согласился Реутов с очевидным. - Но все остальные шрамы на месте. Хотите посмотреть?

   - На слово поверю, - махнул рукой старик. - И на спине? Я имею в виду, на позвоночнике тоже?

   - Да.

   - Чудны дела твои, господи! - Старик взял у Реутова еще одну папиросу, но так и не закурил. - Вы не то, что ходить, вы, уж извините, Вадим Борисович, за такие подробности, даже ходить под себя с такими увечьями не должны. Это если не брать в расчет череп, легкие, печень ...

   - Но я жив, - возразил Вадим, понимая, как глупо все это звучит.

   - Вижу, - хмуро ответил Стеймацкий, как будто был недоволен этим фактом.

   - Как это может быть? - Спросил Реутов, понимая, впрочем, что если не знает ответа он сам, то вряд ли получит его от старого профессора. - У вас есть какое-нибудь предположение?

   - Нету у меня никаких предположений! - Старик так разволновался, что даже треснул ладонью по столешнице. - Это нонсенс! Такого не может быть, потому что не может быть никогда!

   - Ну, извините.

   А что еще он мог сказать?

   - Не обижайтесь! - Буркнул старик. - Это я не на вас. Так вы точно знаете, что это были вы?

   - У меня есть свидетели, - кисло, усмехнувшись, объяснил Вадим. - Тот офицер, который отправил меня на геликоптере в тыл. Он присутствовал при ранении. И полковник Шуг, он теперь генерал, тоже подтверждает. Сам я, как вы понимаете, ничего не помню. Но из госпиталя я вышел только в 1963 году ...

   - Понимаете ... Да, нет, вы-то как раз понимаете. - Стеймацкий, наконец, вспомнил о папиросе, которую все еще крутил в пальцах, и посмотрел на Реутова.

   - Да, да, сейчас, - Вадим достал зажигалку и дал старику прикурить.

   - Мы и сейчас такого делать не умеем, - сказал Стеймацкий, выпуская дым. - А уж тогда ... Но, допустим! Допустим, рана в голову была без поражения мозга ... Но не сидит же у вас там пуля до сих пор? Или сидит? Надо бы сделать томографию ... С другой стороны, шрам. Регенерация тканей? Какой-то феномен? Но почему, тогда только на голове?