Спасти Батыя! - Наталья Павлищева

Она кормила мясом сокола, словно нарочно, чтобы напомнить мне о моем беркуте. Так и есть:

– Ты испортила птицу… Его пришлось убить.

– Я знаю. Но на нас напали.

– Не стоило ездить самой, я тебя предупреждала, чтобы жила возле меня.

Это что, у нее такой способ учить неразумных – кровавая баня с шестью трупами? Кстати, откуда она знает, я ведь никому не рассказывала?

Словно отвечая на мои мысли, хатун усмехнулась:

– Бились красиво. Беркута прощаю. А домой поедешь через… – она чуть задумалась, потом кивнула, словно соглашаясь сама с собой, – через семь дней. Пусть сначала уедут те, кто пытался тебя убить. Но они собирались убить не тебя, а твою подругу.

– Кто?! Что?!

Глаза Огуль-Гаймиш стали жесткими, из них испарилась всякая насмешка.

– Я не хочу, чтобы вы поубивали друг дружку здесь, уезжайте вон из Каракорума и бейтесь там. Они поедут завтра, а ты через семь дней. Все, иди!

Я возвращалась сама не своя. Хатун прекрасно знала, что меня могут убить, и позволила состояться этой кровавой бойне?! Какая же она…

Но здесь свои законы, свои правила, меня никто сюда не звал, я притащилась сама, попробовала что-то изменить, а теперь злюсь. Слава богу, хоть отпускают живой.

Ну, про живой еще как сказать… Хотя хатун сказала, что завтра мои убийцы уедут. Значит ли это, что я смогу вздохнуть спокойно? Едва ли, похоже, бояться саму хатун стоит не меньше неведомых убийц.

Но меня потрясли ее слова, что убить хотели мою подругу. Сильвию? За что?! Или здесь есть общество защиты драконов? Но Сильвия вроде даже ни одному дракону морду не набила. Или они в превентивном порядке уничтожают драконьих противников. Шутки шутками, а мне не раз казалось, что гоняются именно за Сильвией.

Что, собственно, я о ней знаю? Бред по поводу охоты на драконов? Зачем она потащилась в Каракорум вместе с нами? Если вдуматься, она вела себя зачастую куда более странно, чем Карим, исчезала на полдня, периодически оказывалась со следами то ли драк, то ли нападений… На вопросы отмахивалась: «Не уступили даме дорогу». Почему я ни разу не задумалась, как может ходить по Каракоруму дама, не знающая ни слова по-монгольски?

В одном я не сомневалась: Сильвия меня защищала, все время защищала, хотя иногда выглядело наоборот. В любой опасный момент она оказывалась рядом, я всегда могла опереться на ее руку или спрятаться за ее сильной спиной, я могла на нее рассчитывать. Неугомонная подруга словно оберегала меня. Как когда-то Вятич…

Конечно, драконы – глупость, здесь все не так просто. Я вспомнила, что Сильвию мы встретили в Самарканде, через который настоятельно требовал идти Вятич. Почему Вятич в Новгороде выбирал за нас маршрут за тридевять земель? Он словно предчувствовал нашу встречу с Сильвией. Или знал о ней заранее?

Без Сильвии мне бы не выжить, вспомнить хотя бы протянутую руку, когда я висела над пропастью в горах. Меня никто не заставлял лезть на край обрыва, никто не подталкивал, но если бы не Сильвия, орлы уже и кости растащили. А уж сейчас я без нее вообще никто, убьют за первым углом, стоит выйти за пределы дворца.

Но почему Огуль-Гаймиш сказала, что охотятся за ней? Хатун ошиблась или знает что-то, о чем я даже не догадываюсь?

Господи, как мне надоел весь этот клубок страшных загадок, бесконечные тайны, опасность, угроза… Скорее домой! Хорошо хоть отпустили, только выпустят ли? Я уже не верила ничему, наученная горьким опытом, прекрасно понимала, что разрешение уехать вовсе не означает возможности это сделать.

Каракорум мне казался не только «Черной осыпью», что означало название города, а вообще, черным городом. Такое ощущение, что здесь выключен свет и все действие только при факелах в кровавых отблесках, причем это ощущение не проходило даже при ярком солнце в небе. Вот когда я поняла выражение «черное солнце». Вон оно – яркое, разбрасывающее лучи, в самом зените над головой, на небе ни облачка, и зрение меня не подводило, но казалось, что мрак покрыл все вокруг.

Я торопилась к единственному человеку в Каракоруме, который мог меня защитить, – к Сильвии. Не знаю, кто она и почему ее хотели убить, но больше мне идти не к кому.

Огуль-Гаймиш с досадой дернула плечом. Она была сердита на уруску. Вместо того чтобы униженно просить помочь в расследовании нападения, та расправилась с нападавшими со своей ненормальной подругой и теперь просила уехать. Хатун и сама не понимала, почему нежелание просить о помощи и просьба об отъезде так обидели ее. А ведь Огуль-Гаймиш знала заказчиков нападения и запросто могла выдать их уруске или казнить в назидание остальным, но если эта глупая самонадеянная женщина решила со всем справиться сама, то пусть и справляется. «Не скажу! – решила Огуль-Гаймиш. – Нет, скажу, но только не ей».

Щелчок пальцами вызвал служанку, та выслушала госпожу и покорно кивнула. Через мгновение служанки уже не было в комнате, а сама хатун почему-то вздохнула, оглядевшись. Нет, ей определенно больше нравилось в юрте, никакие ковры и разукрашенные стены не заменят запаха кож, а расписной потолок дымового отверстия. Глупы люди, живущие в каменных мешках.

И эта уруска тоже глупа, она могла бы втереться в доверие к Великой хатун и стать ее надежной помощницей, одно время казалось, что так и будет, ведь была же у Туракины помощница Фатима, та вообще из пленниц.

Воспоминание о Туракине и Фатиме заставило Огуль-Гаймиш вздрогнуть, они обе страшно закончили свой земной путь, особенно Фатима, над ней долго издевались, хотя Яса запрещает издеваться над людьми. Хатун сама подсказала мужу, как оправдаться, Гуюк заявил, мол, Яса говорит о монголах, а Фатима такой не была. А Туракину попросту отравили, уже понимая, что умирает, она посмотрела в глаза невестки долгим взглядом:

– Зачем?

Губы Огуль-Гаймиш тронула привычная насмешливая улыбка:

– Я позабочусь, чтобы тебя назвали величайшей женщиной.

Свекровь захрипела:

– Лучше бы жить оставила…

Хатун снова поморщилась, нет, она не желает советчиц из других племен, даже таких, которые нравятся ей самой. Пусть уруска уезжает и пусть пеняет на себя, ведь даже совета не попросила, как ей быть, словно сама может все решить.

Огуль-Гаймиш обиженно поджала губы, женщины не прощают тех, кто вместо них выбирает другую, будь это даже просто подруга.

Быстрые легкие шаги, замершие у перегородки, тихий голос:

– Они поедут через семь дней…

– С караваном?

– Не знаю.

– Понятно… Женщину не трогать, она моя.

– Сильвия, кто ты? Что ты делаешь в Каракоруме?

Подруга спокойно смотрела своими голубыми глазами мне в глаза.

– В Каракоруме я оберегаю тебя.