Билет на солнце, или Сказка о потерянном времени - Диана Морьентес

— А то, что тебе не хочется жить? — поправил он. — Ты не считаешь это наказанием?

— А-а, в этом смысле… — Наташа всерьез задумалась, перестав менять настройки фототехники.

Ночной теплый ветерок приятно обдувал кожу. Мимо по мосту проехали две машины, и снова стало тихо. Сегодня город рано ложился спать. Два дня — и снова перебираться дальше. А так хочется застрять в этом месте! Бродить по улицам, слоняясь без дела с утра до вечера, поставить время на паузу. Тут даже воздух наполнен волшебным, едва уловимым ароматом!

— Может, попробуем разобраться в том, о чем ты все время думаешь? — предложил Максим рисково. Вот сейчас она пошлет его куда подальше, и можно будет забыть и о доверии, и о романтике.

— Да ни о чем я не думаю, — призналась Наташа. — Гоню от себя любую мысль, появляющуюся на горизонте. С музыкой в ушах легче прогнать.

— А если не прогонять?

— Не знаю. Боюсь пока. Там такое нашествие…

Максим осмелел настолько, что решил продолжать разговор и навязать ей все размышления, которые так нужны, чтобы сделать шаг дальше. Тем более, атмосфера так располагает…

— Знаешь, что я вижу со стороны? Ты придираешься к мелочам, чтобы не замечать главного. То продавщица не тем тоном тебе ответила, то банку консервную открыть не можешь… Но начать надо именно с главного. Что это для тебя? Твой поступок в детстве? Или факт твоего усыновления? То, что ты приемная, предлагаю вычеркнуть сразу: то, ЧТО тебе простили, говорит об одном — ты тоже родная. Без всяких «но». Тебя могли вернуть в детдом, но своих детей не отдают.

— Меня избивали потом, — возразила девушка. — Я каждый раз молча терпела, понимала, что заслужила, а потом забивалась в уголок и ревела, потому что было очень больно… Это два года длилось, до пятого класса. Я была очень послушной, боялась их, но меня все равно били. Ненавидели. Мстили. Пока однажды бляха на ремне не сорвалась… Кровищи было… Шрам много лет оставался, сейчас уже, кажется, зажил, но ты же раньше замечал? Лучше бы избавились от меня, для всех было бы лучше!

Максим грустно вздохнул. Трудная тема, в которой он не очень разбирается.

— Все так, как есть. Хватит мусолить прошлое. Хватит тянуть его за собой.

Наташа недовольно отвернулась — его тон показался ей грубым.

— Тебя простили, — продолжал он. — Всё. Теперь дело за тобой. Простить их, простить себя. Ты хотела прервать ту жизнь? Сделай это. Начни новую. Подведи черту, разорви эту нить, что держит тебя в прошлом. Не тащи всю ту гадость в нашу жизнь! Что бы там ни было — ставишь точку и шагаешь в новую реальность. Никогда больше не вспоминаешь, живешь заново!

Наташа покосилась на мужа — ей показалось, что он говорит не о ней, а о себе.

— А врагов ты тоже убивал? — спросила она внезапно.

Повисла пауза. Максим только хотел упрекнуть ее в том, что она вечно легкомысленно выдает то, что попало в голову, не задумываясь даже о постановке фразы, не то что о его чувствах; уже даже с негодованием взглянул ей в лицо, и вдруг осознал — она понимает, о чем говорит. Она смотрела ему в глаза спокойно и твердо, ожидая ответа, зная, на что идет. Она была так уверена в правильности своих действий, что и он становился уверенным в их правильности. Это было очень ново.

— Они не были моими врагами, — сказал мужчина.

Она вновь взяла его за руку и плавно потянула дальше, в отель.

— Я постараюсь, — пообещала она. — Постараюсь, как ты. Спасибо, что помогаешь.

Это не отель, это дворец, в котором хочется быть принцессой. Наташа трепетно шагала вслед за Максимом по расписному холлу с фресками и инкрустациями, представляя, что одета в пышное платье французской дамы 17 века. М-да, бриджи, маечка и хвостик немного не соответствуют стилю ренессанс. И даже в номере не расслабишься! Девушка подошла к роскошной кровати с тяжелым балдахином, а Максим — к широкому окну с видом на Собор и другие достопримечательности Флоренции. Росписи на потолке и стенах, колонны, арки, зеркала в шикарных витиеватых оправах — мебель было страшно трогать, она казалась музейным экспонатом. Из видимых источников света были только две настольные лампы на прикроватных тумбочках, остальное же освещение было лишь спрятанной подсветкой окон, кровати, элементов интерьера. Максим взглянул на Наташу, потом на часы.

Потянулся к ее руке, и Наташа с охотой шагнула к нему. Максим приобнял девушку за плечи, привлек к себе и парой легких поцелуев подразнил ее губы.

— Макс, я такая уставшая, у меня нет настроения на это… — возразила она, слегка нахмурившись.

— Ч-ч! — приложил он указательный палец к ее губам. — Не хочешь целоваться — отстранись, оттолкни меня. Только молчи. Хорошо?

Наташа покорно кивнула. Он упрям, правда, целовать на время перестал. Максим говорил тихо, медленно и с расстановкой, чтобы она успевала вдуматься и выполнить каждую его просьбу:

— Закрой глаза. Расслабь все мышцы… Все, и руки, и плечи, и лицо тоже. Забудь все мысли. Отложи их на потом, у тебя еще будет время к ним вернуться. Позволь миру несколько часов пожить без тебя.

А сама — побудь со мной.

Чувствуй мои руки. Следи за ними. Они любят ласкать тебя. Они знают тебя наизусть — доверься им.

Тебе остается только слушать свое тело.

И подчиняться ему.

Это легко. Просто разреши себе это.

Отдыхай. Мы одни в этой стране. Я касаюсь руками твоих волос. Сами волосы бесчувственные, но кожей головы ты ощущаешь едва уловимую вибрацию. А это мое дыхание. Нелегко заметить, потому что я так же спокоен, как и ты. Хотя сексуально я возбужден. Чувствуешь? Ты можешь уловить каждую волну моего возбуждения и без труда определить, какая именно мелочь на меня так действует. Чувствуй нас обоих. Это в два раза больше впечатлений.

Ты можешь больше, чем это кажется возможным. Я знаю твой потенциал. Только позволь себе. Прочувствуй все до мельчайших подробностей. Поддайся природе. Она сильнее нас всех, вместе взятых. Она может одним махом смести с лица земли города, страны, континенты… Что уж говорить о тебе, крошке. Бесполезно сопротивляться природе — пойми это. Лучше подчинись ей. Она не подведет тебя.

— Мне хочется прижаться к тебе всем телом, — прошептала Наташа.

— Сделай так. Я рядом.

Он действительно рядом. Близко. Он единственный, кому Наташа позволяет быть на таком расстоянии от себя; чье лицо на такой интимной дистанции — не раздражает ее, не доставляет неудобства. Единственный!

Мужской запах. Это не парфюм, хотя кажется, что есть его едва уловимый нюанс. Может, это мужские средства гигиены, типа лосьона после бритья? Но лосьон после бритья имеет более отчетливый аромат. К тому же, взгляните на эту щетину!..Плюс легкий оттенок сигарет — такой легкий, что сомневаешься, он это или нет. Все эти запахи неизменно ассоциировались с мужественностью, с представителями противоположного пола. И это даже и не запахи вовсе — это рычаг давления на женщину. Наташа шпионила носом по его шее и плечам в поисках удивительного аромата — и не находила. Но сходила с ума, словно предчувствовала близкое присутствие этого вкуса. Какие-то феромоны так нагло делают ее женщиной? Он прав, это природа, она сильнее… «Случайно» цепляя губами краешек его уха, осознавала, что уже поддалась инстинктам. Не удержала в себе роскошный похотливый вздох, и Макс прошептал ей в шею:

— М-м… Я твой.

Он знает, какое впечатление на нее производит его физическая сила. При поцелуе так крепко сжал руками ее тело с двух сторон, что Наташа, повинуясь чему-то сверхъестественному, вдруг сорвала с его плеч тонкую рубашку, которую он уже, к счастью, успел расстегнуть…

Утром открыла глаза — в постели больше никого. Это жужжание в ванной заставило ее проснуться, сама бы она в такую рань не встала. Девять. Глядя на него, чувствуешь себя взрослой. Наташа стояла в дверном проеме ванной и разглядывала любимое тело. Даже в двадцать восемь, когда они начали встречаться, он был гораздо худощавее, интересно, а в восемнадцать? Сразу так спокойно и надежно, когда рядом с тобой мужчина, а не мальчишка: соответственно возрасту окрепший и заметно мужественный, а без щетины — непривычно милый. Выключив бритву, Макс взглянул на Наташино отражение в огромном горизонтальном зеркале над раковиной.

— Если я не расцарапала тебе спину, то что я тогда расцарапала? — удивилась девушка. — Что-то я не вижу свежих ран!

Макс, по-прежнему не поворачиваясь к ней, похлопал себя по попе под полотенчиком.

— Мне казалось, я собиралась быть сверху! — не поверила Наташа.

— Я тоже собирался быть сверху, — улыбнулся он. — Как думаешь, кто победил?

— Думаю, ты. Потому что тебе нет равных!

Наташа глаз не сводила с зеркала — она до мелочей помнит эту изумительную ночную борьбу мужчины и женщины. Подошла сзади и обняла его. Вся она помещается за его спиной, ее даже в зеркале не видно. Нежно целовала его лопатки с почти зажившими свадебными царапинами и тут же изображала на его груди звериные когти. Решила для себя, что ногти подстрижет: жалко его. Наверно, на попе больнее, чем на спине.