«Если», 2005 № 01 - Журнал «Если»

Он был потомком старинного, хорошо известного рода инопланетян. Ему нравилась более теплая погода. Он не соглашался с Фермерами.

— И все-таки почему Фермеры сбили тебя?

— Земля — это наша планета с ограниченным доступом.

— Ваша планета с ограниченным доступом? Никто нам этого не сказал.

— Ну, как бы это вам объяснить… Земля для нас — это некая залежь в данной части Галактики.

— Так значит, вы нас игнорируете?

— О, нет. Вовсе нет. Откуда, по-твоему, я знаю английский? Это наш общепринятый язык.

— Английский — общепринятый язык Галактики?

Представляю, как была бы поражена миссис Мур, моя учительница по литературной композиции!

— И это только малая часть. Вы наш источник множества вещей.

Пиво? Коровы? Женщины? Что мы, люди, можем дать такого, чего эти инопланетяне еще не имеют?!

— Комедия! Это, должно быть, комедия.

Берт непонимающе уставился на меня. Значит, не комедия.

Он лизнул конверт слишком тонким, почти змеиным языком и протянул мне.

— В завтрашнюю почту, пожалуйста.

Я отдала конверт Нику, и Берт отпрянул, как от удара. Словно раненный сознанием того, что нечто сломанное, недоделанное, коснулось того, чего касался он. Он никогда не смотрел на Ника, не говорил с ним, даже из вежливости.

— Разве там, откуда вы родом, нет умственно отсталых?

Берт покачал головой.

— Неплохо, должно быть, жить в инопланетном обществе.

Он, похоже, уловил мой сарказм.

— Это не совсем так. У нас свои проблемы. Поэтому я здесь.

— Какие у вас могут быть проблемы?

Я представила мир, где Ник был целым. Не поломанным.

Таким оживленным я Берта еще не видела.

— Мы все одинаковы! Имеем все необходимое, и никто не заботится о нашем выживании. У нас нет стимула роста. Нет необходимости в творчестве. Мы так же мертвы, как он.

Берт ткнул пальцем в Ника.

— Катись к черту! — заорала я. — Ник жив. Можешь сколько угодно желать ему смерти, но он жив!

Берт моргнул и опустил глаза.

— Прости.

— Ага, до завтра.

Я видела множество реакций на Ника, но это было что-то новенькое.

Когда Эрни стал жить с мамой у нас, в трейлере, он никогда не обзывал Ника. И не игнорировал его. Для него Ник был чем-то вроде игрушки. Он протягивал ему руку и говорил: «Дай пять!». А когда Ник тянулся к нему, отдергивал руку. Ник каждый раз громко смеялся, пока Эрни не приказывал:

— А теперь ты держи руку.

У Ника не хватало ума отдернуть ладонь от молниеносного шлепка. Он вроде как улыбался слегка, потом смотрел на меня и потирал руку.

— Давай еще раз, Ник, — повторял Эрни, и мне приходилось каким-то образом отвлекать их.

Я боялась думать о том, что творилось, когда меня не бывало дома.

За неделю я успела отправить около дюжины писем. И тут объявились Фермеры. Судя по виду, их можно было принять за страховых агентов или Свидетелей Иеговы, но я знала, куда смотреть. Такие же, как у Берта, комковатые, «съехавшие» щеки, слишком толстые сверху шеи.

Я как раз выходила из нашего трейлера. Спускалась по черной металлической, в ржавых пятнах лестнице, когда услышала голос Гарри:

— Вот, это она и есть.

Два Фермера пригвоздили меня к месту взглядами. Я стояла, как статуя. И ненавидела Гарри больше, чем когда бы то ни было.

— Насколько мы понимаем, это вы видели, как машина упала в реку, — начал один из них.

— Не я.

Щебенка подъездной дорожки словно впивалась в подошвы.

— Она это, она, — затараторил Гарри.

— Не я.

— Мы ищем водителя, — пояснил первый инопланетянин.

— Чтобы задать ему несколько вопросов, — добавил второй.

— Ему? Или ей? За рулем могла быть и женщина. А водителей хуже на всем свете не сыщешь.

Они ответили бессмысленными взглядами. Никакого чувства юмора, совсем как у Берта.

— Нас очень интересует все, что вы видели.

— Ничего я не видела, — отнекивалась я, но они подступали ближе.

— Не могли бы мы поговорить в нашей машине?

Второй взял меня за руку.

— Мы могли бы предложить награду наличными.

И тут Ник, громко топая, ссыпался вниз по ступенькам трейлера. Воспользовавшись их замешательством, я сумела вырваться.

— Это мой брат Ник. Вы с ним не знакомы?

Я подтолкнула Ника вперед, и он схватился руками за голову. Им, как и Берту, это тоже не понравилось. Особенно когда они поняли, что имеют дело со сломанным человеком. И хотя не могли отличить мальчика от девочки, мгновенно определили неполноценное человеческое существо.

— Извините, — хором пробормотали они, отступая.

Мы с Ником молча наблюдали, как они садятся в машину и разворачиваются на щебенчатой дорожке. Я показала Гарри средний палец.

— Я точно знаю, ты что-то пронюхала, Силли.

— Это единственное, что ты знаешь, дубовая башка.

Он потащился прочь.

В этот же день Фермеры наняли Буббу, чтобы вытащить машину из реки. Мы подглядывали из зарослей. Бубба привел грузовик поменьше, с откидной платформой. Должно быть, Фермеры ничего ему не объяснили, поскольку он, завидев «фольксваген» посреди реки, начал ужасно ругаться. И продолжал ругаться, пока брел по воде.

На другом берегу торчали Гарри с Игеном. Гарри не сводил глаз с Фермеров. Интересно, заметил ли он раздутые шеи, слишком широкие скулы? Возможно, нет. Гарри всегда умел пользоваться слабостями других, но это был его единственный талант.

Хотя здесь я, пожалуй, не права. Однажды мы вместе работали над проектом: Гарри, я и группа ребят. Тогда мы были в шестом классе. Поехали в министерство сельского хозяйства и воспользовались их электронным микроскопом, чтобы разглядывать споры. Пару раз ходили в лес, поискать образцы, и Гарри в одиночку удалось найти лучшие папоротники — длинные, изящно изгибающиеся, воздушные, похожие на зеленый огонь. Когда я наткнулась на него, он сосредоточенно, осторожно очищал обратную сторону листьев, но, услышав мои шаги, повернулся, ухмыльнулся и с размаху швырнул в меня длинным стеблем, так резко, что я едва сориентировалась, но все же сумела поймать стебель. Тогда он сделал вид, что ему наплевать, но я видела, как тщательно он собирал споры.

Это было давно, задолго до случая со «скажи правду». С тех пор Гарри очень изменился. Я наблюдала, как он следит за Фермерами. Строит планы.

Мистер Джойс тоже слонялся поблизости и нудил Фермерам насчет боли в спине, появившейся после падения на него «фольксвагена». Но я-то знала, что космический корабль здесь ни при чем. Бесчисленные бутылки дешевого «Бешеного Пса 20/20» доконали не только его спину, но и весь организм.

— Фермеры пришли за тобой. И увезли твой корабль.

— Я так и знал, — кивнул Берт. — Но, думаю, я здесь в безопасности.

— Да, они тоже не любят слабоумных.

— Ты слишком жестока. Я бы еще понял, будь ты посторонней, но это же твоя семья.

— Он мой брат, и я могу делать с ним все, что захочу.

Ник внизу привычно складывал в кучку скачущие камешки. Он принес их с реки, битком набив карманы джинсов.

— Что ты пишешь?

Я и раньше спрашивала, но он мне не показал.

— Письмо доктору Роберту Каттеру, в университет Вандербильта.

— И что там говорится?

Он ответил не сразу.

— Задаю вопросы, которые помогут направить его исследования в ключевые области.

— Какие именно?

— Я не могу объяснить.

— Но письмо доктору Каттеру достаточно длинное. Как же ты не можешь объяснить, что там написано?

Берт промолчал.

— А что плохого в том, что делается сейчас? Роботы, компьютеры, нанотехнологии.

— Мы уже достигли успехов в этих направлениях. Нам интересны другие.

— Какие?

Он положил письмо в конверт, заклеил и протянул мне.

— Я происхожу из большой дружной семьи. Все в нашем старинном роду — преподаватели. Я потерял отца, когда был совсем еще молодым. Необычный случай. Мы живем долго и неразлучно: сын, отец, отец отца, и так на протяжении нескольких поколений. Длинная, прочная цепь. Таков образ жизни нашего народа.

Когда я был всего лишь студентом, несчастный случай разорвал цепь. Необходимые ритуалы так и не были соблюдены. Некоторые события так и не произошли, и все из-за его смерти. Видишь ли, в нашей культуре ритуалы играют гораздо более важную роль, нежели в вашей.

— Это вроде церемонии окончания школы?

В июне промежуточная школа торжественно поздравляла своих выпускников. Играла музыка, и всех нас заставили идти строем, маленькими шажками.

— Да. Каждый день — все равно что церемония окончания школы. Дедушки пытались восполнить пробел, но я остро ощущал отсутствие отца. Отец — мостик в прошлое. Моя связь была рассечена. Мостик рухнул. Поэтому я прилетел сюда… найти помощь.