Под покровом тайны - Робинзон

Это, кстати навело на мысль, что Саша намного старше, чем он выглядит. Иначе, зачем Кате называть его по имени и отчеству. И потом, она интересовалась, из какого я клана, хотя я тоже не могла определить, к какому клану принадлежат хозяева дома. По крайне мере у бабушки такого запаха не хранилось. Да это же просто другой мир, — дошла до меня простая истина, — такой же, как Заповедье. Мне сразу стало легче. Значит, еще ничего не решено и в моем мире возможно не случится такая же реставрация капитализма, как здесь.

Все это я обдумывала, стоя под душем и затем, пока Катя вертелась вокруг меня, помогая справиться с непривычно маленьким поясом и чулками.

— Почему ты мне не дала такие чулки с трусиками, как у тебя, — спросила я.

— Так намного эротичней, — ответила Катя и, увидев, что я не поняла, пояснила:

— Для мужчин это намного привлекательней.

Я все равно не поняла, что привлекательного в резинках. На мой взгляд чулки, названные Катей колготками были намного удобней.

Когда надела невесомое серебристое платье, почти открывающее грудь, Катя восхищенно присвистнула и сказала:

— Волшебное преображение гадкого утенка. Александр Евгеньевич, как всегда оказался прав.

И заторопившись потащила меня к зеркалу.

— Ох, тебе еще лицо и прическу делать, а времени почти нет. Ладно, макияж почти не нужен, только веки оттенить слегка, — говорила она, достав огромную коробку теней, за которую девочки из моего класса продали бы душу. Я сидела у трельяжа, смотрела на свое меняющееся лицо и впервые думала, что при капитализме есть много того, чего нет у нас.

Катя почти закончила меня причесывать, когда в комнату заглянул Саша и нетерпеливо спросил:

— Ну, что вы уже все? Тут он увидел мое отражение в зеркале и застыл.

— Вам не нравится? — робко поинтересовалась Катя.

Саша шумно выдохнул и сказал:

— Ну, что ты, все великолепно. Леночка, я подозревал, что ты будешь неотразима, но сейчас у меня просто нет слов.

Он прошел в комнату и, когда я встала, окинул меня оценивающим взглядом. Сейчас Саша не выглядел юношей, это был мужчина лет двадцати пяти с жестким выражением лица. Он властно взял меня за руку, и от этого в низу моего живота разлилось неожиданное тепло. Краска смущения покрыла щеки, было непонятно, как я могла так ошибиться с возрастом, было стыдно, что я столько времени говорила с ним, как с мальчишкой.

Александр Евгеньевич явно догадался о моих мыслях, ободряюще кивнул и повел меня по коридору к широко открытым дверям, откуда доносилась музыка и веселые голоса.

Посреди большого светлого зала стояла роскошно украшенная елка, вокруг нее толпился народ. Большинство мужчин были во фраках, женщины в длинных полупрозрачных платьях, не скрывавших почти ничего. В ушах у них были сверкающие серьги. На изящных шеях висели не менее драгоценные ожерелья. Несмотря на то, что все присутствующие были увлечены беседой, наше появление не прошло незамеченным.

На меня были устремлены десятки оценивающих взглядов. И если в мужских взглядах преобладало любопытство, то в женских к нему примешивалась доля раздражения.

— Странно, — подумала я, — неужели такие красавицы в чем-то завидуют мне? Мне пятнадцатилетней девчонке. К нам подошел молодой парень с подносом на котором стояли бокалы с шампанским. Мой кавалер предложил мне один и взял себе другой. Я же проводила пошедшего дальше молодого человека пристальным взглядом. Если не ошиблась, это первый человек в этом доме, не являющийся оборотнем.

Саша сразу понял, что меня заинтересовало, и тихо шепнул на ухо:

— Прислуга здесь из обычных людей.

Он крепче взял меня за руку и повел прямо к елке. Около нее он повернулся к присутствующим и громко сказал:

— Представляю вам нашу гостью Леночку Гайзер, любезно согласившуюся провести этот Новый год в нашей компании.

Его слова пробили завесу молчания, воцарившую в зале с нашим приходом. Но заговорить со мной никто не пытался.

Саша поднял бокал и предложил:

— Давай выпьем за Новый год, пусть он принесет нам только хорошие вести.

— Давай, — бесшабашно согласилась я и залпом выпила холодную шипящую жидкость.

В это время заиграла музыка. Это был Севастопольский вальс. Саша церемонно склонил голову, приглашая меня на танец. Я, не менее церемонно, сделала книксен и положила руку ему на плечо. Мы плавно кружились по залу в такт музыке, а у меня текли слезы. Всего лишь год назад мы под этот же вальс танцевали с папой. А сейчас его уже не было.

— Что с тобой? — тревожно спросил мой партнер, тебе нехорошо, или я тебя чем-то обидел?

— Нет, — хрипло ответила я, — ты здесь не при чем, давай танцевать.

Саша согласно кивнул, и мы закружились по залу, в котором больше не было ни одной танцующей пары. Это было здорово, хотелось кружиться и кружиться в крепких мужских руках.

Неожиданно появившееся чувство опасности заставило остановиться. Почти сразу прекратилась музыка, а из коридора послышались крики и сдавленное рычание. В двери вполз огромный черно-серый волк с окровавленной головой, почти сразу за ним в зал начали забегать люди в черной амуниции в шлемах с темными стеклами и начали расстреливать присутствующих из странных коротких автоматов.

Я, ничего не соображая, стояла столбом посреди этого переполоха и только, когда Саша, упав на пол, принялся стрелять в нападающих из пистолета, начала приходить в себя. Вокруг уже лежало несколько окровавленных тел, когда я собралась действовать и мир привычно замер. Звуки выстрелов стали низкими и тягучими, Пули, летящие рядом, двигались со скоростью мухи, дернув головой, я пропустила одну такую рядом с правым виском. И нападающие, и оборотни застыли в неподвижности. Одна из пуль, поблескивая серебром, неторопливо подлетала к Саше и должна была попасть ему в спину. Стиснув зубы, я напряглась, и пожелала одного:

— Исчезни!

С легким хлопком пуля размылась в воздухе, а я, преодолев свой ступор, бросилась к черным фигурам. Удар когтистой лапой и голова в шлеме улетела в сторону, а тело продолжило стоять, держа в руках автомат. Меня выбросило из ускорения неожиданно. В зале, еще недавно заполненном веселящимися гостями, сейчас лежали окровавленные трупы. Я посмотрела на свои лапы с выпущенными пятисантиметровыми когтями, и они начали втягиваться в кожу. Шатаясь, подошла к человеку, приведшему меня в этот ужас. И только тут поняла, что стою совершенно голая. Ускорение сорвало и платье и белье.

Но сейчас мне было все равно. Я смотрела на пробитое десятком пуль тело Саши и не испытывала никаких эмоций, кроме жажды убивать.