Фридрих Барбаросса - Василий Балакин

Даже в ближайшем окружении покойного Виктора IV говорили: «Кто умирает, тот неправ, кто жив, тот блажен!» Прислуга усопшего собрала церковную утварь вместе с его нехитрыми пожитками, намереваясь все отправить в Павию к императору. Соборный капитул Лукки отказал покойному как закоренелому еретику в церковном погребении, велев похоронить его вне стен города. Появилось множество толков: одни говорили, что Виктор на смертном одре и при погребении творил чудеса; другие, напротив, утверждали, что он впал в буйное помешательство и, как одержимый, прямиком угодил в ад.

Райнальд понимал, какой оборот может принять дело. В этот решающий момент вся полнота имперской власти была в его руках. Так стоит ли ждать, пока отправленные в Павию нарочные возвратятся с распоряжениями? Может ли он позволить Конраду Майнцскому и Гартману Бриксенскому снова повлиять на императора? Райнальд быстро перебрал в уме все возможные варианты действий и принял решение. Не имело смысла ждать императорских распоряжений, надо было действовать как можно быстрее, не оставив сторонникам Александра III ни малейшей надежды на успех. Каждый день промедления с выборами нового императорского папы мог дать противникам канонические основания для оспаривания в будущем законности его полномочий.

Итак, наместник императора собрал у могилы Виктора IV оставшихся верными ему кардиналов и епископов и незамедлительно назначил новые выборы. Как и в те давние времена, когда только немцы становились папами, Райнальд назвал преемником усопшего Генриха, епископа Люттихского. Однако Генрих наотрез отказался, и выбор пал на племянника покойного Виктора, Гвидо из Кремы. Тот согласился, и уже 22 апреля 1164 года, через два дня после смерти предшественника, был провозглашен новым папой под именем Пасхалия III. Еще до того как император мог обдумать свое решение, ему пришлось принять к сведению, что его поставили перед свершившимся фактом.

Райнальд не спешил отправиться в Павию, полагая более разумным выждать время, пока при дворе не уляжется волнение и к людям не вернется способность хладнокровно рассуждать. А пока что он ввел со всем надлежащим церемониалом Пасхалия III в Пизу и собрал тосканских феодалов на ландтаг, на котором назначил своего заместителя, поручив ему управлять этой недавно приобретенной для германской короны областью. Лишь спустя четыре недели он, наконец, прибыл в Павию.

При встрече ему были оказаны все знаки немилости. Барбаросса будто бы обрушился на него с упреками: «Ты поступил как предатель и обманщик. Изменник — ты, а не архиепископ Майнцский, которого ты пытаешься передо мною очернить. Он дал мне разумный совет не выбирать преемника Виктору, раз уж Господь избавил меня от прежнего затруднения, а ты навязал мне нового папу, ничуть не считаясь с моей волей!» Однако Райнальд был невозмутим. Он слишком хорошо знал императора и потому не сомневался, что сумеет убедить его. Свою оправдательную речь Райнальд начал с заверения, что был бы счастлив освободиться от неблагодарной должности эрцканцлера, тем более что он и так вынужден просить хотя бы о временном увольнении, дабы получить, наконец, возможность заняться делами своего архиепископства. Однако его отставка в настоящий момент, когда реорганизация в Италии, успех которой зависит лично от него, еще не завершилась, стоила бы всех достижений последнего десятилетия. Но главное: а что, собственно, произошло? Защита итальянских владений и реализация Ронкальских постановлений невозможны без преданного императору папы. А посему Роланд-Александр и все его преемники, сторонники принципа независимой от императора церкви, являются врагами Римской империи. Сознавая это, он и должен был действовать решительно и без промедления. И сам император, конечно же, не мог бы поступить иначе, если бы болезнь не помешала ему.

А значит, продолжал свою речь Райнальд, ничего не изменилось. Мнение королей Англии и Франции известно, но кто сказал, что оно всегда останется таким? Почему не должна увенчаться успехом попытка добиться от Генриха II поддержки Пасхалия III, даже если усилия в отношении Людовика VII и оказались бы напрасными? Надо предложить ему союз, скрепленный брачными узами. Разве Генрих II, этот умный деспот, не может понять, сколь выгоднее самовластно распоряжаться церковными ленами, нежели постоянно жить под угрозой анафемы, исходящей от Александра III?

Эта оправдательная речь, против неодолимой логики которой никто не мог устоять, изменила настроение присутствующих. Мало того что действия Райнальда теперь предстали в ином свете, предложение о союзе с Англией выглядело убедительным и перспективным. Недавно Генрих II огласил, вопреки резкому протесту со стороны архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета, Кларендонское уложение, обеспечивавшее полный суверенитет английской короны над церковью. Томас Бекет обратился к Александру III и нашел его поддержку в конфликте с королем, так что союз правителей Англии и Германии представлялся вполне вероятным.

Итак, Фридрих I в очередной раз решил последовать за своим эрцканцлером, человеком, о котором говорили, что он был не только «честью и славой, но и кошмаром императора». Вместе с тем это решение означало признание Пасхалия III, что и было закреплено официальным актом в присутствии князей. Однако признание не должно было ограничиться узким кругом присутствующих — ему надлежало стать законом для всех подданных Империи. А пока что Райнальду предстояло вступить в переговоры с королем Англии Генрихом II, а затем доложить об их результатах на рейхстаге в Вюрцбурге, открытие которого намечалось на Троицу следующего года. Тогда же Фридрих вознаградил своего эрцканцлера «за его неоценимые и несравненные услуги» земельными владениями в Тессинской области Италии и близ Андернаха на Рейне. Сверх того, он подарил ему еще и захваченные в качестве добычи в Милане мощи «Трех Царей» (волхвов), дабы «обогатить и на вечные времена прославить святую Кельнскую церковь и город Кельн».

Последние недели и месяцы, скорее безрадостные, нежели удачные для императора, были скрашены счастливым для него событием: 16 июля 1164 года его супруга Беатрикс после восьми лет бездетного брака родила в Павии первенца, нареченного по традиции Штауфенов Фридрихом. Однако долгожданное для Барбароссы счастье вскоре было омрачено внезапным ухудшением общей обстановки в Северной Италии. В Болонье мятежные жители убили императорского подеста, а из Пьяченцы подеста был изгнан. Но еще хуже было то, что возник заговор городов, вдохновленный Венецией, никогда формально не признававшей своей зависимости от Империи, а после заключения Фридрихом союза с Генуей, непримиримой соперницей венецианцев, уже откровенно враждебной ей. При финансовой и политической поддержке Венеции сложилась антигерманская Веронская лига в составе Вероны, Виченцы и Падуи. Император отреагировал незамедлительно, пытаясь подавить ширившуюся оппозицию силой, где было возможно, и идя на уступки тем городам, верности которых хотел добиться. Павии он возвратил все права и привилегии, которыми она обладала до провозглашения Ронкальских постановлений. Большие привилегии получили также Асти, Комо, Мантуя, Тревизо и Феррара. Однако за неимением достаточных средств военная акция против Вероны не увенчалась успехом.