Лиловые орхидеи - Саманта Кристи

добыть личную информацию о Гэвине, чтобы вооружиться перед потенциальной битвой за родительские права.

– Правда, – говорит Кэлли. – И насколько я могу судить, в других соцсетях его тоже нет. Как и тебя. – Она непонимающе смотрит на меня. – Подумать только!

Я бросаю быстрый взгляд на Мэддокса, чтобы убедиться, что он нас не слушает.

– Можешь еще раз открыть его страничку в Википедии и посмотреть, есть ли у него дети?

Она грустно смотрит на меня.

– Бэйлор, ты уверена, что хочешь это узнать?

– Да… нет… Не знаю. Но мне нужно это выяснить. Если у него есть дети, может, он оставит моего ребенка в покое, – шепчу я.

– Да, а если у него нет детей, то, может, он их и не хочет, – добавляет она, заражаясь моим оптимизмом.

– Да, и это тоже, – киваю я, и она неохотно берет в руки телефон.

– Тут ничего не сказано про детей, – говорит Кэлли. – Но это в любом случае ничего не значит.

– Там написано, как долго они женаты?

– Кажется, около шести лет, – говорит она. – Ни хре… ничего себе! – Она бросает быстрый взгляд на Мэддокса. – У ее семьи денег куры не клюют. Думаешь, поэтому он на ней женился?

Я качаю головой:

– Нет, он не такой. Он тоже из богатой семьи. Ну, не из такой богатой, но все же.

Кэлли поднимает одну бровь, и я понимаю, о чем она думает. Я защищаю Гэвина. Мне не стоит этого делать. Эти двое, пожалуй, друг друга стоят.

– Наверное, они поженились, как только окончили университет. Времени даром не теряли.

Кэлли дружески похлопывает меня по руке.

– Ты знала, что его отец, скорее всего, баллотировался бы на пост президента, если бы не умер? – говорю я.

– Серьезно? – задумчиво спрашивает она, листая статью в телефоне. – Да, вот тут говорится, что его отец был сенатором, когда умер в возрасте…

– Что такое сенатор? – Мэддокс присоединяется к разговору с заднего сиденья.

Я качаю головой, глядя на Кэлли. Мы должны быть осторожнее, когда говорим о Гэвине. Иногда я забываю, как многое дети замечают.

– Сенатор – это человек, который помогает принимать решения относительно страны, в которой мы живем, – объясняю я ему.

– Понятно, – говорит он. – А что такое «Фейсбук»?

Мы с Кэлли переглядываемся. Она отвечает:

– Это программа на компьютере, которой взрослые пользуются, чтобы поддерживать связь со своими друзьями.

– Как электронная почта? – спрашивает он.

– Да, как электронная почта, – говорю я.

– А можно мне тоже «Фейсбук»? – спрашивает он.

– Нет! – отвечаем мы с Кэлли одновременно.

– Можно мы заедем в «Макдоналдс» по пути домой? – спрашивает он.

– Да, можем заехать, малыш, – говорю я.

И внезапно все мысли о сенаторах и «Фейсбуке» оказываются забыты, и он пытается решить, что ему заказать – бигмак или макчикен, и обсуждает плюсы и минусы каждого с Кэлли.

Мы приезжаем домой, и Мэддокс бежит есть свой ужин, а я иду к себе в кабинет звонить своему адвокату. Мне не важно, что сегодня воскресенье. Он друг семьи, и его фирма занимается всеми делами ресторана и моими книгами.

Он поднимает трубку после третьего гудка.

– Диллон, это Бэйлор Митчелл. Прости, что беспокою тебя в воскресенье, но у меня возникла потенциальная юридическая проблема, и я хочу с тобой проконсультироваться.

– Бэйлор, я всегда рад с тобой поговорить. Я к твоим услугам в любое время. Тебе пора бы уже это запомнить. Чем я могу тебе помочь?

– Я знаю, что семейное право не твоя специализация, но я подумала, что ты можешь спросить кого-нибудь в фирме.

– Разумеется, – говорит он. – В чем дело?

– Вчера я встретила отца Мэддокса.

На другом конце провода повисла тишина. Диллон достаточно хороший друг, так что он знает, что отец Мэддокса не присутствует в нашей жизни. Диллон приходит к нам на барбекю, а его дочь учится с Мэддоксом в одном классе. Так что за все эти годы он понял, что к чему.

– И что произошло, когда ты его встретила? – спрашивает он.

– Ну, мы не столько говорили, сколько орали друг на друга. Все произошло очень быстро, но у меня сложилось впечатление, что Гэвин был удивлен, узнав, что у него есть сын.

Я вздыхаю:

– Диллон, что мне нужно сделать, чтобы он даже не притронулся к Мэддоксу?

– Бэйлор, тебе не понравится то, что я скажу, и я организую встречу с Джерри Чатни – это партнер нашей фирмы по семейной праву, – но, насколько мне известно, если ты не сможешь доказать его непригодность, у него есть все права на совместную опеку. Ну или по меньшей мере на частые посещения.

Я закрываю глаза, а сердце проваливается куда-то в район живота.

– Но он хотел, чтобы я сделала аборт! Он дал мне на него деньги. У меня даже есть доказательство – письмо, которое он мне написал. Разве, поступив так, он не отказался от любых прав на Мэддокса?

– Боюсь, что нет, – говорит он. – Люди постоянно говорят что-нибудь, что вовсе не имеют в виду, особенно когда они молоды – как он был тогда. Гэвин может возразить, что если бы знал, что ты родила ребенка, он бы его захотел. Еще он может заявить, что ты намеренно скрывала от него Мэддокса все эти годы.

– О боже, – плачу я.

– Послушай, Бэйлор, – успокаивает он меня. – Я уверен, что до этого не дойдет. Но люди с возрастом меняются. Только потому, что он не хотел ребенка, когда учился в университете, еще не значит, что он не захочет познакомиться с ним сейчас. Я советую тебе сохранять любую переписку между вами. И делать пометки обо всех ваших беседах. – Он вздыхает и делает многозначительную паузу. – Как ты думаешь, он способен проявить насилие?

– Насилие? Нет, не думаю, – отвечаю я. – В университете он всегда обо мне заботился.

– Хорошо, будем надеяться, что ты права. Я свяжусь с Джерри, а ты позвони мне, если Гэвин опять с тобой свяжется.

Я вешаю трубку и иду прямиком на кухню, где меня ждет Кэлли с бутылкой моего любимого мерло в одной руке и диском с «Тупой и еще тупее» – в другой. Мы всегда пьем вино и смотрим дурацкие комедии, когда одна из нас приунывает.

– Я тебя обожаю, Кэл, – говорю я, подхожу к шкафчику и достаю два бокала для вина. – Надеюсь, это не последняя наша бутылка. После моего разговора с Диллоном мне, кажется, может понадобиться еще одна.

– Ты справишься, Бэйлор. – Она ставит бутылку на стол и обнимает меня. – Ты всегда со всем справляешься.

Глава 26

Уже две недели я