Искусительница, или Капкан для ялтинского жениха - Юлия Шилова

— А откуда вы знаете такие подробности? — поинтересовалась я у женщин.

— По радио говорили.

Встав с лавки, я пошла вдоль по набережной и подумала о том, что сейчас в моей сумке лежит дискета человека, которого больше нет, и хранить ее, по всей вероятности, уже не имеет смысла. Но все же какое-то внутреннее чувство говорило мне, что я должна ее сохранить, потому что эта дискета может стоить мне жизни.

— Настя! — Подняв голову, я увидела Влада и бросилась ему на шею.

— Господи, как же хорошо, что я тебя нашла! Как же хорошо!

— Это я тебя искал. Я хотел с тобой попрощаться, мы сейчас с ребятами уезжаем.

— Я с вами.

— Правда? А как же твоя консумация?

— Видишь, какое на мне платье бесформенное? Это говорит о том, что все мои ялтинские похождения закончились.

— Действительно. Откуда у тебя такое платье?

— Его подарила мне одна успешная в будущем женщина.

— Что значит — успешная в будущем женщина?

Это женщина, к которой обязательно придет успех, потому что она в него верит. Так что, ты подвезешь меня до Москвы?

— Без проблем.

Через час я уже сидела в микроавтобусе рядом с Владом, который держал меня за руку и не сводил с меня глаз. У него были красивые мощные руки, совершенное тело и бездонные глаза. В него можно было влюбиться, а быть может, и полюбить, но я еще не была к этому готова. Слишком свежи еще были прошлые раны и воспоминания. К вечеру мы остановились, чтобы немного перекусить, размяться и сходить по своим нуждам. Друзья у Влада и в самом деле были просто замечательные. Парни достали мангал и быстро сделали нам шашлык.

— Влад, а ты что постоянно в рубашке с длинными рукавами, тебе не жарко? — поинтересовалась я у Влада, который кормил меня шашлыком прямо с рук. Я почувствовала, что мой вопрос привел его в замешательство.

— Настька, я так обгорел, что мне уже ничего не нужно. У меня кожа слишком чувствительная.

— А ну-ка, покажи!

— Прекрати…

— Ну покажи… — канючила я, как маленькая девочка.

— Да прекрати ты, я тебе сказал!

Ребята смеялись и уплетали шашлык, запивая его красным вином. Влад взял меня на руки и понес в лес.

— Я хочу тебя, — прошептал он мне на ухо. — Боже, как же давно и сильно я тебя хочу.

А я не стала сопротивляться, потому что невозможно сопротивляться себе самой. Я тоже хотела его, и я уже давно так страстно ни с кем не целовалась. Влад нашел для нас зеленую поляну, положил меня на траву, и я почувствовала на своей груди его страстные ласки.

— Ты мне очень сильно нравишься, — шептал Влад мне на ухо, задирая мое платье.

А я стала расстегивать пуговицы на его рубашке и вдруг резко остановилась.

— Настя, господи, какая у тебя грудь… Какая грудь…

На теле Влада были отчетливо видны следы укусов. Они были довольно глубокими и, по всей видимости, свежими. Не произнося ни единого слова, я стала осторожно снимать с Влада рубашку и внимательно рассматривать его тело. Рядом с укусами виднелись следы от женских ногтей. Кто-то сильно его поцарапал: до крови, до шрамов. Кто-то сопротивлялся, кусался и царапался, потому что этот кто-то очень сильно хотел жить… Сняв с Влада рубашку, я интуитивно запустила руку в карман и… нашла там обломок ярко-красного женского ногтя. Мне хотелось закричать на весь лес, но я не стала этого делать, потому что по-настоящему испугалась. Зажав страшную находку у себя в кулаке, я посмотрела, как Влад страстно целует мой живот и спускается ниже.

— Влад, хватит. Я больше не хочу!

Влад поднял голову и посмотрел на меня удивленным взглядом.

— Настя, я сделаю тебе хорошо, — задыхаясь произнес он.

— Нет, — резко освободилась я от объятий Влада и принялась одеваться.

— Но почему?

— Потому, что одной девушке ты уже сделал плохо.

Я раскрыла ладонь и показала Владу обломок ярко накрашенного ногтя.

— Что это?

— Это — ноготь Марины, которую ты хладнокровно задушил той ночью.

— С чего ты взяла, что это ее ноготь?

Влад хотел выхватить у меня улику, но я крепко зажала ее в кулаке и стала потихоньку пятиться от Влада.

— Этот обломок лежал в кармане твоей рубашки. Видимо, Марина чувствовала, что ты хочешь ее задушить, и сунула тебе в карман эту улику.

— Ты что несешь? С чего ты взяла, что это Маринкин ноготь? Сколько девушек так же ярко красят ногти…

— А это установит экспертиза.

— Какая еще экспертиза?

— Обыкновенная.

Я говорила и по-прежнему пятилась от Влада.

Он поднялся и принялся судорожно надевать рубашку.

— Теперь я знаю, почему ты носишь в жару рубашку с длинными рукавами. Совсем не потому, что ты сильно обгорел, а потому, что Марина кусалась, царапалась и сопротивлялась перед тем, как ты ее задушил. Она очень хотела жить, впрочем, как и все мы.

— Что ты такое говоришь?

— И я тебе нужна не потому, что я тебе так нравлюсь, а потому, что я — это твое стопроцентное алиби. Ты боишься, что следователь докопается до сути и алиби, которое обеспечили тебе друзья, не подтвердится. Тогда тебе буду нужна я.

— Настя, я тебе сейчас все объясню…

— Ничего не надо мне объяснять! Я и так все знаю.

— Понимаешь, Маринка сама виновата. Она забеременела и шантажировала меня, чтобы я на ней женился. Это не входило в мои планы. Она мне жить не давала! У меня институт, карьера, фирма отца… Она никак не вписывалась в эту жизнь со своим ребенком…

— Это ты расскажешь на суде.

— На каком еще суде? — позеленел Влад.

— На котором тебя будут судить за убийство беременной женщины!

— Ты должна мне помочь и обеспечить мое алиби.

— Нет уж, дорогой. За убийство ты будешь отвечать по закону.

— Ах ты, шлюха ресторанная…

Влад поднял с земли камень и погнался за мной. Я побежала, но он ударом камня сбил меня с ног. У меня потемнело в глазах, и я повалилась на землю. Влад тут же подбежал ко мне, схватил за шею и принялся душить.

А я… Я не могла сопротивляться, потому что почти ничего не видела и уже не дышала, я даже не могла плакать. Мне было жаль умирать и знать, что две успешные женщины уже никогда не станцуют в самом дорогом ресторане Ялты. Мне было больно оттого, что две успешные женщины не просто уже никогда не станцуют вместе, они даже не встретятся и, скорее всего, никогда не станут успешными… Одна будет задушена прямо в лесу, и в ее кулаке будет зажат яркий обломок ногтя другой задушенной, беременной женщины. А вторая, скорее всего, будет убита собственным мужем-деспотом, с которым прожила в постоянном страхе столько долгих лет.