Принцесска: Никому не верь (СИ) - Мелех Ана

Аран не дает насильнику упасть на меня. Резко выдергивает катану из уже мертвого тела, отбрасывает от меня Тиборда.

Никогда я не видела моего призрака в такой ярости. Он рубит неподвижное тело до тех пор, пока оно не перестает быть похожим на человеческое. Кровь брызгами летит во все стороны с лезвия катаны, каждый раз, когда древний меч взметается над головой призрака. От пережитого ужаса и от осознания своего спасения я закрываю теперь сама себе рот обеими руками, но из-под ладоней все равно вырываются каркающие жуткие звуки. Это не могу быть я. Такие звуки не может издавать ни один из людей.

Аран не может устать и запыхаться, но, когда он останавливается, его грудь тяжело вздымается. Сейчас он выглядит совсем как живой. Его силуэт просвечивается совсем немного, и это почему-то пугает меня настолько, что, когда он сделал шаг ко мне, я шарахаюсь назад, беспомощно скользя ботинками по каменному полу. Аран останавливается, внимательно глядит на меня, и отбрасывает окровавленный меч в сторону. Катана падает на пол со стуком. Стук не такой явный, как если бы на камень упал настоящий меч, но я его слышу. В ужасе я перевожу взгляд на оружие, потом снова на древнего воина. Он абсолютно серьезен, но кроме этого я ничего не могу прочесть по его лицу, которое не выражает никаких эмоций. Он делает шаг ко мне. Двигаться мне уже некуда — спиной я упираюсь в тот самый проклятый угол.

Продолжая смотреть мне в глаза, он присаживается на корточки прямо передо мной и плавно перекатывается на колени. А потом он еле уловимо улыбается и расставляет руки, приглашая меня в свои объятия. В нем больше нет ничего страшного и опасного, это мой Аран, мой призрак, мой друг.

Из-под моих ладоней, которыми я до этого момента продолжала зажимать рот, вырывается сдавленный всхлип, и плотину моих чувств прорывает. Не обращаю внимания на боль в ноге и головокружение, бросаюсь к Арану и впервые не пролетаю сквозь него. Нет, это не похоже на осязание живого человека, но и бестелесным привидением он уже не является. Я чувствую его, я могу его обнять, могу рыдать, сотрясаясь, у него на плече и ощущать, как он гладит меня по голове, целует в висок, качает, как маленькую девочку, поправляет мою одежду, прикрывает меня даже от собственного взгляда.

— Моя принцесска, — приговаривает Аран, от чего слезы еще больше льются из моих глаз.

Я не знаю, сколько времени мне потребовалось, чтобы успокоиться, но за эти минуты или часы я решаю для себя раз и навсегда три вопроса: первый — я больше никогда не расстанусь с Араном, второй — я больше никогда не буду слабой, и третий — я больше никогда не оставлю за своей спиной того, кто может мне навредить. Пережитые страх и унижение что-то перевернули во мне раз и навсегда, и я вдруг понимаю, что уже никогда не смогу быть прежней Мариис.

Когда я успокаиваюсь, мы выходим из тайной комнаты, оставив там обезображенный кусок мяса, который раньше был Тибордом Рандмайном — любимцем женской половины корпуса и жестоким негодяем.

Нога нестерпимо болит, но теперь мой призрак может меня понести. На свету я осматриваю себя. Да, жуткое зрелище, в таком виде нельзя идти через весь корпус. С моими нынешними приключениями во всех помещениях Крепости нужно иметь схрон с запасным комплектом одежды.

— Я предупрежу, если кто-то будет идти, — обещает Аран.

Я не поворачиваю кольцо, почему-то сейчас мне важно видеть своего спасителя. Так мне спокойнее. Кажется, что драма, которую я сейчас пережила, длилась не считанные минуты, а целую вечность, и за это время я успела ужасно соскучиться по своему призрачному другу. Я ему благодарна за свое избавление. То, за что я еще совсем недавно обижалась на него, кажется такой несущественной мелочью в сравнении с тем, какую трагедию он только что предотвратил, какую беду отвел от меня. Сейчас он мне улыбается, словно влюбленный, ожидающий невесту у алтаря, и я улыбалась ему в ответ… разбитыми губами.

До моей комнаты мы добираемся без приключений, в коридорах безлюдно — как раз идет вторая лекция. Всего пару раз нам приходится переждать в нише и за углом — пропускали прогульщиков. Первым делом Аран заносит меня в ванную комнату. С отвращением я снимаю пропитанные кровью Тиборда вещи, бросаю их прямо на каменный пол. Мой призрак помогает мне влезть в ванну, где я, как обычно, усаживаюсь, подставляя струе теплой воды спину. Аран молчит, я тоже. В этот раз я не прогоняю его. После произошедшего мне не хочется оставаться одной ни на минуту. Стесняться его кажется глупым.

Отмывшись, я беру керосинку и возвращаюсь в ванную комнату. Разбиваю лампу прямо на валяющейся на полу одежде и поджигаю. Аран мне не мешает, и мы, усевшись вместе на холодном пол, смотрим, как пылает моя прошлая жизнь, моя беззаботность, моя юность. Я думаю о том, что даже покушения не возымели на меня такого эффекта, как нападение того, кому я, по сути, доверяла.

Когда дотлевают последние ниточки, закоптив всю комнату едким черным дымом, который тонкой струйкой тянется к приоткрытому окну, морально мне становится легче.

— Аран, — прислонившись щекой к коленям, которые я подтянула под самый подбородок, зову я. — Я больше никогда не хочу бояться.

— Ты не будешь, — он тянется рукой к моему лицу, чтобы убрать за ухо упавшую на глаза прядь.

— Это все слишком далеко зашло, — я прижимаюсь щекой к его руке так, как мечтала сделать давно. — Я больше не могу делать вид, что вокруг меня ничего не происходит.

— Чего ты хочешь?

Простой вопрос ставит меня в тупик, но, подумав, у меня получается сформулировать свои желания.

— Я хочу, чтобы меня больше никогда не ударяли в спину. Я хочу узнать, кто открыл на меня охоту. Хочу знать, кому я могу доверять. Я не хочу больше оказаться в углу. Никогда.

— Хорошо, — говорит Аран, поглаживая мою руку. — Мы уберем всех, кто может ударить тебя в спину. И выясним, кто желает твоей смерти. С доверием сложнее. Тех, кому можно верить, очень мало. Меньше, чем ты думаешь.

Он молчит, играя желваками и закусывая изнутри губу с одной стороны, а я смотрю, как он собирается с мыслями. Отчего-то я волнуюсь, ожидая его слов. И, чтобы успокоиться, сама прикасаюсь к руке воина, переплетая свои пальцы с его.

— Я не могу тебе обещать, что ты больше никогда не окажешься загнанной в угол. Мы оба с тобой знаем, что безопасная жизнь — это не твой случай, — Аран снова замолкает, смотрит мне прямо в глаза. — Но, если ты когда-нибудь вновь окажешься в углу, я обещаю, что ты там будешь не одна.

17

Солнце стоит еще высоко; его лучи косыми коридорами, по которым, словно небесные жители, спускаются пылинки, квадратными пятнами освещают пол. Я лежу на боку, прижавшись спиной к груди моего воина, и наслаждаюсь тем, как он перебирает пряди моих волос. Ни с чем не сравнимое ощущение, словно я оказалась в детстве, причем в таком раннем, когда обо мне заботились в обычном, а не в папенькином, понимании этого слова.

Когда солнце не будет в дороге светить,

Когда тебя будет бить градом,

Когда все миры захотят вдруг остыть,

Запомни: я буду рядом.

Аран поет красиво и проникновенно. Его низкий, немного хриплый голос обволакивает, погружает в глубину пропетых им слов. Чтобы не пропустить ни одного из них, я слушаю, затаив дыхание.

Когда птицы вдруг запоют не тебе,

Когда их проводишь ты взглядом,

Когда помечтать ты решишь о судьбе,

Поверь мне, я буду рядом.

Мелкая дрожь побегает по телу. Я уверена, что уже когда-то слышала эту песню. Более того, мне кажется, что еще чуть-чуть, и я смогу подпевать Арану.

Когда ты уйдешь далеко за порог,

Твои слова выльются ядом,

И даже когда дашь прощальный зарок…

— Ты знаешь — я буду рядом, — шепчу я. — Я знаю эту песню! Мне пели ее в детстве.

— Возможно, — улыбнувшись, пожимает плечами Аран. — Но больше никогда не проси меня петь.

Я невольно отвечаю на улыбку и — ох, едва затянувшиеся ранки на губах лопаются. Кровь сочится, собираясь в уголке губ, и мне приходится приложить ко рту шелковый платок.