Кровавое Крещение «огнем и мечом» - Виктор Поротников

Глава седьмая

Кровь и слезы

Боярин Перегуд преисполнился чванливой гордости после того, как Владимир, уходя в поход на Дунай, доверил ему главенство над оставленной в Киеве дружиной. Перегуд потерял правую руку в сече с печенегами, поэтому участвовать в этом походе он не мог. В помощь Перегуду были назначены серб Добровук и княжеский огнищанин Чурила. Последний в военном деле ничего не смыслил, зато в ведении хозяйства был весьма сведущ. Добровук состоял в старшей дружине и в прошлом дважды хаживал со Святославом на Балканы. Он и ныне был готов последовать за Владимиром в Болгарию, но против этого выступила его жена Тюра, доводившаяся Владимиру троюродной сестрой. По воле случая Тюра оказалась в войске Святослава, осажденном ромеями в Доростоле, все тяготы той войны прошли у нее перед глазами. В Доростоле Тюра и познакомилась с Добровуком. На всю жизнь Тюре запомнилась кровавая сеча русичей с печенегами у Днепровских порогов, в которой пал князь Святослав. Тюра заявила Владимиру, что он волен рисковать своей головой хоть на Дунае, хоть в Балканских горах, но она своего мужа в сей поход не отпустит.

«Не хочу я вдовствовать с тремя детьми на руках», — сказала Тюра.

Владимир всегда симпатизировал Тюре, поэтому он повелел Добровуку остаться в Киеве, приглядеть здесь за порядком.

Позаботился Владимир и о своих женах, зная, с какой неприязнью те относятся друг к другу. Рогнеду и ее детей Владимир спровадил в Вышгород под опеку своего чашника Рацлава. Немку Адель, ее детей и свиту Владимир поселил в селе Берестовом неподалеку от Киева. Там были выстроены роскошные деревянные хоромы, обнесенные высоким частоколом. Алову с ее сыном Вышеславом Владимир разместил в селе Дорогожичи, что в трех верстах от Киева. Это село было подарено Алове и ее матери сразу после возвращения Владимира из похода в Польшу. Чудинку Альву и двух ее дочерей Владимир оставил в Киеве в одном из своих теремов. В Киеве же оставалась и гречанка Юлия вместе с сыном Святополком. Несмотря на то что у Юлии имелся собственный терем, тем не менее она перебралась в главные княжеские хоромы, едва Владимир с войском ушел на ладьях вниз по Днепру. Юлия хотела показать Перегуду и всем киевлянам, что она первенствует над прочими женами Владимира, а ее сын является законным преемником киевского князя.

Перегуд никогда не спорил с Юлией, зная ее взбалмошный характер и опасаясь ее мстительности. Перегуд видел, какую власть имеет Юлия над Владимиром благодаря своей необыкновенной красоте и неотразимому кокетству. В свите Владимира все знали, что прежде, чем добиться милости у князя, надо сначала заручиться расположением Юлии. Всякий раз приходя в княжеский терем, Перегуд дарил Юлии какое-нибудь золотое украшение. Постепенно Юлия стала выделять Перегуда из толпы бояр, она замолвила за него слово перед Владимиром, когда он размышлял над тем, кого оставить в Киеве главным воеводой.

Распутная Юлия вскоре увлеклась крещеным боярином Андрихом Добрянковым, который был родом из болгар, осевших на Руси. Особо не таясь, Юлия чуть ли не каждый вечер наведывалась в дом Андриха, расположенный близ Подольских ворот.

Прознавший об этом Перегуд даже не пытался убеждать Юлию порвать с Андрихом во избежание пересудов, зная о ее упрямстве и непомерном сластолюбии. Тогда Перегуд решил поговорить с любовником Юлии о возможных печальных последствиях этой связи. Ведь Андрих, по сути дела, рискует головой. Однако множество забот то и дело отвлекали Перегуда, не давая ему возможности встретиться с Андрихом Добрянковым. Так прошел месяц.

Как-то вечером Перегуд сел за стол в своем тереме, собираясь поужинать. Вдруг прибежавший со двора холоп сообщил Перегуду, что к нему пожаловал дружинник Добровук с недоброй вестью.

— Неужто прибыл гонец из Болгарии? — встрепенулся Перегуд, изменившись в лице. — Неужто рать наша разбита? Где же Добровук? Веди же его сюда!

Холоп с поклоном удалился.

Добровук вступил в сумрачные покои, в узкие окна которых проливался багряный свет вечерней зари, озаряя бревенчатые стены, дубовый пол, длинный стол, укрытый белой скатертью. Серб был одет в полосатые порты, заправленные в сапоги, и красный плащ. Сняв с головы шапку с загнутым верхом, Добровук досадливым жестом швырнул ее на скамью.

Сидящий за столом Перегуд с напряженным ожиданием взирал на серба. Видя, что Добровук приложился к ковшу с квасом, делая жадные глотки, Перегуд не утерпел и раздраженно промолвил:

— Ну, молви же, не тяни! Говори, с чем пришел? Жив ли Владимир?

— Владимир-то, может, и жив, боярин, — утирая усы, ответил Добровук, — а вот Юлия мертва. С этим я и пришел к тебе.

— Как мертва? — У Перегуда вытянулось лицо. — Я же видел ее часа три тому назад живой и здоровой. На торжище мы с ней встретились.

— В Лошадном переулке на Юлию напала какая-то женщина с ножом, — с тяжелым вздохом продолжил Добровук, присев на табурет. — Юлия скончалась на месте, получив удар в сердце. Гридни, сопровождавшие Юлию, бросились вдогонку за убийцей, которая бросилась наутек. Воины стали метать дротики и сумели поразить в спину эту злодейку. Обеих мертвых женщин дружинники завернули в плащи и принесли в княжеский терем. Я только что оттуда, боярин.

Добровук хмуро взглянул на Перегуда, который с горестным стоном принялся раскачиваться из стороны в сторону, закрыв лицо своей здоровой левой рукой.

— Ох, горе горькое! Ох, напасть тяжкая! — причитал Перегуд. — Не сносить мне теперь головы. Князь Владимир не пощадит меня, он же в Юлии души не чаял. Вот беда-то!..

— Слезами горю не поможешь, воевода, — сказал Добровук. — Собирайся, надо расследовать это дело. А для убитой Юлии надо устроить достойные похороны.

— Какие похороны, ишь, быстрый какой! — рассердился Перегуд. — Рано еще хоронить Юлию.

— Так она же мертва, — пробормотал Добровук, с недоумением глядя на Перегуда. — Нож вошел ей прямо в сердце.

— Хватит болтать, приятель! — Перегуд вышел из-за стола. — Разыщи-ка мне ведуна Стоймира, да поживее! Волоки этого старца в княжеский терем. Ступай!

Добровук сгреб свою шапку со скамьи и вышел из светлицы.

Перегуд прискакал на княжеское подворье верхом на коне. Первым делом он оглядел тело Юлии, положенное дружинниками в тронном зале. Перегуду достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что рана Юлии несовместима с жизнью.

Тело убитой злодейки лежало в сенях возле лестницы на второй этаж. Перегуд сразу опознал мертвую злодейку, это была Бера, служанка Торы.

«Так вот откуда ветер дует, — мрачно подумал Перегуд. — Стало быть, родня Андриха Добрянкова тут ни при чем. Час от часу не легче!»