Человек-эхо - Сэм Холланд

Припоминается замечание Тейлор в тот первый день в больнице: «Ты вообще читал ее досье?» Его лэптоп по-прежнему лежит возле кровати; он подбирает его, открывает крышку. Экран отбрасывает свет через всю комнату, и Гриффин нервно косится на Джесс, но та даже не шевелится. Входит в систему. «Джессика Амброуз», — набирает он, потом выбирает нужную запись.

Вот оно. Всего пара строчек в НПК[40]. Происшествие двухлетней давности.

«ДН? ТТП неумышл.? Потерп.: П. Амброуз. Задержание на 48 ч. — п. 136 АПЗ. Освобождена без предъявления обвинения»[41].

Блин.

Гриффин секунду не сводит глаз с записи — все эти аббревиатуры копу легко расшифровать. Потом быстро закрывает компьютер, ощутив укол вины за вторжение в ее личную жизнь.

Опять ложится, потом поворачивается и смотрит на нее. Волосы Джесс упали ей на лицо, и он протягивает руку и убирает их, заталкивает ей за уши.

Гриффин всегда думал, что даже сейчас переспать с кем-то помимо Миа покажется чем-то вроде измены. Предательством по отношению к собственной жене, особенно когда он потерпел столь позорное фиаско с поисками ее убийцы. Но с Джесс это почему-то совсем по-другому…

Он заботится о ней, но есть тут и нечто большее. Гриффин на миг задумывается, но правильное слово никак не идет на ум — это уж слишком для его одурманенного мозга. Он позволяет усталости взять верх. И тут, уже на самой границе сна, вдруг сознает.

Искупление.

Она — это его избавление от страданий.

Шанс все исправить.

День шестой

Суббота

Глава 40

Каре казалось, что проспала она от силы час, максимум два. Вернувшись домой и не желая беспокоить Ру, она легла в гостевой спальне, глядя в потолок. Думала про Либби, и слезы скатывались по лицу.

Просыпается она от разноголосого смеха в кухне. Встает, натягивает джемпер. Бросает взгляд на часы — восемь утра. Какая-то часть ее мозга отмечает, что сегодня суббота, но только не для нее. Это дело должно быть закрыто, и быстро.

Идет вниз. Там Лорен, готовит тосты, поторапливает детей, которым скоро в бассейн. За кухонным столом сидит Ру — редкое зрелище, означающее, что сегодня он вернется очень поздно. Он улыбается Лорен, и Кара припоминает слова Ноя, услышанные два дня назад. Лорен смеется каким-то его словам и передает ему кружку с кофе.

Кара чувствует себя лишней. Оторванной от этой маленькой сценки. Это ее семья, и никто по ней не скучает.

— Привет, соня! — говорит Ру, когда она входит. — А я и не слышал, как ты вчера вернулась.

Она садится за стол, без единого слова признательности берет кофе, который передает ей Лорен. Шепчет Ру:

— Он убил Либби.

Ру быстро поднимает взгляд, улыбка исчезает с его лица. Тянется к ней и берет ее за руку, но она выдергивает ее. Сразу же жалеет о своих словах — надо было действовать более деликатно. Ру знал Либби. Можно было пока придержать эту жуткую новость при себе, но ей хотелось поубавить ему настроения, остановить это интимное сюсюканье своего мужа с их няней.

— А детям разве не пора? — едва ли не рявкает она, и Лорен сразу начинает хлопотать, покраснев в ответ на тон Кары. Гонит детей в ванную чистить зубы.

— Ну зачем ты так? — шепчет Ру Каре.

— Тоже мне няня, — шипит она в ответ. — Лорен должна заниматься тем, за что ей платят, а не заигрывать тут с тобой!

— Это было не… — начинает было Ру, но останавливается, отворачивается и приканчивает свой кофе.

— Я в душ, — бурчит Кара, вставая и быстро выходя из кухни.

Не надо было спускать все это на них, думает она, поворачивая лицо под тугими горячими струями воды. Это не их вина, что этого типа не поймали раньше, а только ее собственная. Кара опять начинает плакать, опускаясь на пол в душе. По Либби, по тому, что подвела свою подругу, но также и от облегчения. Этот тип мертв. Кошмар закончился. Судмедэксперт наверняка это подтвердит.

Еще один день в отделе — и со всем этим будет покончено раз и навсегда.

Глава 41

Кара стоит перед группой: плечи расправлены, решительное выражение лица. Сразу ясно, кто здесь главный. Наводить порядок не приходится, обычного гомона голосов не слышно. Все прекрасно понимают серьезность ситуации.

— Последние несколько дней дались нам нелегко, но вчерашний просто не идет с ними ни в какое сравнение, — начинает она. — Можно с полной уверенностью сказать, что Либби выбрали целью намеренно, и наш долг перед ней — наконец закрыть это дело, и закрыть как следует.

Открывается дверь, и в комнату входит Дикин; прислоняется к стене на дальней стороне, сложив руки на груди. Выглядит он в точности так, как она себя сейчас чувствует, под глазами черные круги. Кара замечает, что Гриффина пока нет.

— Уормингтон, Сохал! — продолжает она, обращаясь к двум новым детективам-констеблям, работающим по делу. — Я хочу, что вы сосредоточились на камерах наблюдения. Отследите все вчерашние передвижения Шарпа: где он подобрал Либби, куда они отправились перед тем, как поехать в Солтернз-Хилл… А ты, Шентон, проверь все, что нам известно по этому случаю, на предмет сходства с Зодиаком.

— Так что, мы по-прежнему рассматриваем это дело под углом серийного убийцы? — спрашивает кто-то.

— Да, пока не выясним обратное.

Кара распределяет еще несколько заданий среди остальных членов группы, желая выяснить, чем занимался Шарп полгода, год назад.

— Плюс просмотрите отчеты из лаборатории со вчерашнего дня. Остальные занимаются старыми делами. Работаем!

— Исходим из того, что это дело рук Шарпа? — уточняет кто-то из прикомандированных из Западного Йоркшира.

— Он — наш основной подозреваемый. Но нам нужны доказательства. Я хочу окончательно в этом убедиться. Держите меня и своих непосредственных руководителей в курсе, — заканчивает Кара.

Группа рассыпается, и она замечает полисмена в форме, ожидающего у двери ее кабинета. Вид у него усталый, в руке он вертит блокнот. Когда Кара подходит, патрульный поднимает взгляд.

— Старший детектив-инспектор Эллиотт? — спрашивает он, и она кивает. — Констебль Кобб, шеф. Мой начальник сказал, что вы хотите поговорить с кем-нибудь, кто знал Майкла Шарпа.

— Да, — отзывается Кара. — Что можете мне про него сказать?

Коп усмехается.

— Обычная гопота. В смысле… — Он останавливается с несколько растерянным видом. — Далеко не семи пядей во лбу. Я задерживал его в две тысячи пятом. Домашнее насилие. Парень тогда здорово отделал свою подружку прямо у нас на глазах.

— Да