Роковой круиз - Жаклин Митчард

— Значит, ты будешь страдать от жажды, — ответила Кэмми.

Они все собрались на закате для приема «хорошей» воды с порцией орехов и хлопьев. Холли Опять напомнила им, что человек может в течение тридцати дней обходиться без пищи, не нанося вреда здоровью. Главное — это жидкость. Любая жидкость, кроме морской воды. Она в красках описала мучения тех, кто в отчаянии пил морскую воду. Даже Оливия присмирела.

— Я знаю, что вода из опреснителя отвратительна. В придачу к этому вам придется подолгу ожидать новой порции. Эта штуковина работает очень медленно. Чтобы сделать, скажем, одну пинту, приходится ждать целую вечность.

— Разве ты не можешь заставить его работать быстрее? — поинтересовалась Оливия.

— Ливи, — вздохнула Холли, тяжело усаживаясь в одно из обитых кожей кресел салона: — Если ты хочешь, чтобы он работал быстрее, занимайся этим сама.

— Он работает от батареи. Что делает, то делает, — пожав плечами, пояснила Кэмми.

Вскоре после захода солнца над их головами совсем низко пролетел маленький самолет. Кэмми запускала ракету за ракетой, и пилот, голову которого она ясно различала, качнул крылом в ответ.

— Ты это видела, мама? — пришла в восторг Кэмми. — Он заметил нас. Если он нас увидел, значит, он мог увидеть SOS на крыше. Он знает, что мы в беде! Он кому-нибудь сообщит!

— Вряд ли, но я буду молиться, — ответила Трейси.

— Ты не могла бы подсадить меня на крышу кубрика? Я хочу убедиться, что надпись хорошо видна. Краска водостойкая, поэтому все должно быть в порядке.

Трейси помогла Кэмми, которая показалась ей настораживающе легкой, упереться локтями в крышу кубрика. В то же мгновение она почувствовала, как девушка обмякла в ее руках.

— Что случилось? — крикнула Оливия из салона.

— Его нет, — ответила Кэмми.

— Чего нет?

— Щит с надписью исчез. Наверное, его сорвало ветром.

— Кэмми, в жизни случается всякое.

— Но не подряд. Это случается и случается. Как будто я заслуживаю смерти.

— Я уверена, что яне заслуживаю! — отрезала Оливия, держа в руке стаканчик с несколькими каплями красного вина.

— Она не это хотела сказать. Ты слишком бурно реагируешь, Лив. И ты тоже, Кэм, — сказала Трейси, а сама подумала: «Мне до смерти надоело всех мирить. Пусть они поладят или подерутся. Мы не в театре. В конце концов, это жизнь». Первое, что Трейси собиралась сделать, вернувшись на Лоуэлл-стрит, это отправиться на пробежку. Она будет бежать и бежать, пока совсем не выбьется из сил. Как только заживут все синяки и порезы, на которые сейчас нет смысла обращать внимание, она выйдет из дому и побежит. Она взберется на вершину холма и глубоко вдохнет воздух обычной жизни. Они попали в подвешенную посреди безбрежного и бездонного пространства ловушку и, как голодные крысы, злобно смотрят друг на друга, ожидая подвоха. Весь масштаб чудовищной иронии этой ситуации даже не поддавался восприятию. Трейси с усилием отключилась от мелкой грызни Кэм и Оливии и колких замечаний Холли, время от времени вклинивавшейся в перебранку. Наконец асе голоса, бессмысленные, как туман, и еще более невесомые, испарились из ее сознания.

Несмотря на жару, Холли трясло от озноба. Ночь не принесла облегчения. Никакие количества аспирина были не в состоянии сбить температуру. Ежевечерне она при свете фонарика изучала темную полосу, неумолимо ползущую вверх по ее бедру и с каждым днем становившуюся заметно шире. Она старалась переключить свое внимание на что-нибудь иное, чтобы отвлечься от своих переживаний, но ничего не помогало. Холли пыталась определить всю степень эгоизма, характерного для ее жизни. Да, она всегда была эгоисткой — ей очень нравилось дразнить других, она слишком любила быть в центре внимания. Но она была эгоистична не более, чем любой нормальный человек, и менее эгоистична, чем многие из окружающих ее людей. Она легко отказывалась от удовольствий ради своих детей и от излишеств ради осуществления их общей с Крисом мечты о загородном домике. Но было ли это благотворительностью? Отрывала ли она что-нибудь от себя, от живой ткани своей души? До этого круиза — нет, думала Холли, зато здесь ей пришлось совершить убийство. Она плотнее укуталась в одеяло.

— Я не могу просто так здесь сидеть! Единственное, что нам остается, — это изготовить еще одну надпись и прибить ее наверху, — заявила Кэмми. — Давайте займемся этим. Все стены кают обиты деревянными панелями.

— Вот и займись, — ответила Оливия. — Я устала все время чем-то заниматься. Я устала весь день напролет поднимать, рулить, качать, а потом еще не спать по ночам. Это была твоя идея — притащиться сюда, Трейси. — Она сделала последний глоток вина и затолкала пробку в горлышко бутылки.

— Оливия, ты что, прикидываешься? — неожиданно спросила Холли. Ее углубленное изучение собственной души было прервано внезапной вспышкой ярости. — Неужели и вправду бывают такие дуры?

— О Господи, заткнись... За исключением одного великого момента ты вообще две недели ничего тут не делаешь. Только сидишь на своей толстой заднице и ноешь из-за ноги.

Когда Холли заговорила, ее голос звучал настораживающе мягко:

— Послушай, Ливи. Давай посмотрим на факты. Так случилось, что я заболела. Тяжело заболела. Ты могла бы это заметить, если бы тебе не было на все наплевать. Может, ты и привыкла к тому, что тебе все угождают, потакая твоим капризам. Но знаешь что? Ты такая же графиня, как и мы,. У меня инфицирована нога. Сердце Кэмми изорвано в клочья. Трейси совершенно измотана заботами о нас всех. Я убила человека. А ты тут ходишь, пританцовывая и кривляясь, как будто готовишься к фотосессии. Я слышала, что ты пользуешься душем. Как ты думаешь, откуда берется эта вода? Остальные приняли ровно по два душа со времени начала плавания. Ты принимаешь душ два раза в день, пользуясь тем, что они слишком заняты, а я слишком обессилена, чтобы помешать тебе. А теперь ты еще хочешь, чтобы большая сильная Трейси вместе с Кэмми выполнили работу, которая поможет спасти тебя? И не надейся!

Оливия вздохнула.

— Похоже, вы можете справиться с любыми проблемами. Вы это определенно продемонстрировали. Вряд ли вы нуждаетесь в моей помощи.

— Ты будешь разговаривать нормально, Ливи? Ты — Оливия Сенно, девчонка с симпатичной задницей и средним уровнем интеллекта, выросшая на западной окраине Чикаго. Спустись с небес на землю. Твои лучшие друзья в опасности. Камилла в опасности. Если бы у тебя в твоей долбаной Италии было так много друзей, ты бы вообще никогда не вернулась домой. Твоя мать все так же живет в Вестбруке, в том же домишке, где она жила, когда тебе было двенадцать лет. Почему у нее нет виллы, графиня?

— Моя мать имела все — поездки, одежду... И ради меня она палец о палец не ударила...

— Но она живет в лачуге, — не унималась Холли. — Как и твои брат с женой. Джои работает в переплетной мастерской, Лив. Почему? Не потому ли, что ты никогда не предлагала им свою помощь?

— С какой стати я должна это делать? — взорвалась Оливия. Она развернулась и, громко топая, взлетела на палубу, чтобы закрыться в своей каюте.

— Слушай, мы все устали, — начала Трейси. — Родители Ливи действительно никогда и ничего для нее не делали.

— Может, она всегда была такой.

— Нет, ты не знаешь. Ее семья — это стая волков, к тому же не особенно добрых.

— А моя мать отвешивала мне пощечины, если я жевала с открытым ртом. Твои родители чаще бывали пьяными, чем трезвыми. Но мы себя так не ведем. Нет, Трейси, я от нее устала. Я ничего ей не должна.

— Пожалуйста...

— Нет! Послушай, Трейс. Помнишь, какой крутой, отчаянной и бесподобной казалась нам Оливия, когда мы были подростками? Ей было на все наплевать, а мы, дурехи, были покорены этим ее отношением ко всему. Она была готова на все, что угодно. Вот почему она была королевой из королев, предводительницей нашей шайки. Мы были всего лишь ее придворными дамами, ее служанками, мелкими сошками.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Честно говоря, я думаю, что Оливия — социопат.

— Холли! — Трейси потеряла дар речи и в изумлении уставилась на подругу. Было что-то странное и непристойное в том, как... радостно Холли поделилась своим выводом о близкой подруге. Но именно так это и выглядело, как будто она долгое время повсюду носила с собой какой-то предмет и вот наконец-то поняла, для чего он предназначен.

— Нет, выслушай меня. Я медсестра, Трейс. Большинство социопатов живут, ничем не выделяясь из толпы. Они не превращаются в серийных убийц и даже не травят кошек своих соседей. Им просто на все наплевать. В этом разница между нами и Оливией. Ей не было дела ни до кого, кроме себя самой, и тогда, и сейчас. Социопаты обаятельны и привлекательны. Это потому, что они умеют определять, в чем нуждаются люди. У них что-то вроде инстинкта на этот счет. — Трейси взглянула мельком на Кэмми, которая увлеченно слушала. — И они дают окружающим то, в чем те нуждаются, лишь бы люди лебезили перед ними и выполняли их желания. Но одно дело, когда ты отбившаяся от рук девчонка и тебе нужен парень с липовым удостоверением, чтобы он мог покупать тебе пиво. Совсем другое дело, когда ты взрослая женщина и предполагается, что у тебя есть совесть. Оливии нет дела до того, выберемся ли мы все отсюда живыми. Главное, чтобы выжила она. Ей на нас наплевать.