Сумерки человечества - Кирилл Тимченко

В голове все крутились детали разговора с хирургом, который на проверку оказался вовсе не таким уж простым, как могло бы показаться. Каждый рвется к власти по-своему. А этот выбрал самый паршивый путь, через заговоры и закулисные игры. Только, с другой стороны, в открытую с военными не поиграешь, те тоже свою силу уже чувствуют, и ни с кем делиться ей не будут. И что мне больше всего не понравилось, что он мне все прямо на чистоту выложил. Поставил, так сказать, перед фактом. И теперь получается, что я в этом тоже повязан. Остановившись на секунду, я уткнул руки в бока и, глядя на мельтешащую перед лампочкой муху, стал вспоминать подробности разговора.

Это выходил самый настоящий заговор, со всему причитающимися. И я в нем постепенно увязал. Вот пойду я сейчас, и расскажу обо всем этом прямо начальству. Даже хоть нашему лейтенанту. Стволов здесь сейчас вполне хватало, а у заводских большая часть вооруженных людей была в разъездах.

Только вот после такого он может задать мне вполне логичный вопрос: с какой тогда радости Токарев выписал мне кучу всякой техники и оружия, как не за участие в этом «узком кругу». И ведь не поверит, что за красивые глаза. Я бы лично не поверил. Хотя ведь так и было. И отведут меня тогда за периметр вместе с остальными и наградят лишним отверстием в затылке, чтобы вентиляция черепа лучше была. Нет, не хочу я так…

Повернувшись на носках ботинок, я зашагал дальше вниз, все еще раздумывая. Лестницей пользовались редко, бригады грузчиков и водителей предпочитали использовать лифт, а все остальные перевозки совершались прямо на машинах. Здесь почти всегда бывает пусто, что, в свою очередь, обеспечивает спокойствие, необходимое для размышлений. А мои мысли были весьма далеко от утешительных.

Значит, если не докладывать на это секретное общество, будь оно неладно, о составе и деятельности которого я имею весьма смутное представление, а если точнее, то и вовсе никакого, то придется играть на их правилах. А если начать эту игру, то придется связать себя с ними кровными нитями.

Если провалятся они, то и меня утащат за собой. А тогда снова только одна дорога – за периметр и пулю в затылок.

В припадке злобы, накатившем на меня, я со всей силы открыл дверь ударом ноги. Жалобно скрипнув, железная дверь распахнулась и с оглушительным грохотом ударилась об стену. Если бы не шум, в несколько раз усиленный эхом, отлично отражающимся от бетонного потолка и пола, я бы точно привлек всеобщее внимание. Успел даже порядком испугаться оказаться в таком состоянии среди расспросов, отчего так резко разозлился, прежде чем понял, что всем плевать на меня, у каждого возникали свои проблемы.

С облегчением вздохнув, я сунул руки в карманы штанов и зашагал к командирской ставке, слабо представляя, что делать дальше. Если следовать по плану, предложенным хирургом, то теперь мне следовало связаться с Токаревым, он дальше должен сказать, что предстоит делать.

Сунув пальцы в один из карманов разгрузника, я с двойственным чувством облегчения и нависшей тяжести, нащупал на дне флешку, переданную мне врачом в самом конце разговора. Какая бы там информация ни была, она была слишком ценная, чтобы передать ее бесконтактным путем. При первой же встрече с Токаревым я должен был ее передать прямо ему в руки. Это, так сказать, был мой пропуск и одновременно доказательство верности этому делу, конечную цель которого я себе даже не представлял.

Достав ее, я подошел к стоявшему рядом грузовику и при свете фар, частично включенных даже сейчас, еще раз на нее глянул. Самая обыкновенная флешка на восемь гигабайт памяти, какие еще можно целыми коробками найти в брошенных магазинах электроники. Подкинув ее в руке, поймал ее и сунул обратно в карман. Еще раз глубоко вздохнув, подошел к броневику, ставшем мобильным командным пунктом.

Задние десантные люки были широко распахнуты, а рядом с ними расставлены складные полевые столы. На них лежали карты города и области, один стол занимала тщательно выверенная карта Москвы, тоже разукрашенная многочисленными пометками и значками, большая часть территории была закрашена однообразным красным цветом, на котором нетронутым оставался только

Кремль и еще несколько участков, названия которых я не знал. Рядом скомканной валялась карта области с разметкой основных армейских блокпостов на крупных дорогах, где до сих пор ситуация оставалось далекой от стабильности. На карту Рязани был брошен пистолет разряженный пистолет Макарова, вокруг которого россыпью лежали патроны.

Рядом стояли двое заводских с лычками офицеров, но как-то странно перевернутых. Наверное, таким образом они отделяли себя от военных. Они яростно спорили с Кантемировым, размахивая руками и отчаянно жестикулируя, оставаясь в то же время в рамках приличия. Голос одного из них я узнал, именно он разговаривал с лейтенантом по радио. Резкий и командный голос не совпадал с худой и вытянутой фигурой, но он был здесь явно на командных постах, хотя бы по тому, что жутко бесился по поводу того, что Кантемиров не желал исполнять его указания как комнатная собачка. Второй из заводских вел себя несколько скромнее и постоянно оглядывался на старшего, словно ожидая услышать одобрения своих действий. Более низкий и плотный, он напоминал мне одного актера, прославившегося своими нецензурными выходками.

Кантемиров, едва сохраняя спокойствие, стоял, скрестив руки на груди, и тихим голосом отвечал на все возмущения заводских. И только лишь подойдя ближе, я понял, в чем суть всего спора. Речь шла явно о разделе пленников, взятыми нами в Кремле. Обезоруженные и напуганные, бандиты должны были стать бесплатной рабочей силой, столь необходимой в обустраивающихся анклавах. И хоть все резко возмущались против рабства, их положение мало чем отличалось от такого. Единственное, что можно было сказать в оправдание этого, что бандиты сами заслужили такое к себе отношение. Сейчас же заводские требовали оставить часть пленников здесь, на работы, делать которые у самих заводских сил совершенно не хватало.

Кантемиров был против любого начинания в данном направлении.

Основная проблема заключалась в том, что заводские хотели начать передачу пленных, но он стоял насмерть по поводу того, что не сделает ни шагу до тех пор, пока не получит прямых инструкций от своего начальства.

Ведь заседание еще не закончилось, ничего решено не было, почти все офицеры нашего отряда присутствовали там, подбирая наиболее подходящие условия для заключения союза между этими двумя анклавами. Заводские же ссылались на то же совещание, на котором тот пункт якобы был уже принят.

Только никаких доказательств этому, кроме своего слова, предъявить не могли. Поэтому дальше простой перебранки дело не сдвигалось.

Кантемиров обратил на меня внимание только когда я подошел в упор к столу. На заводских произвел не больше впечатления, как обыкновенный стол или табуретка, поставленные в углу комнаты. Снайпер же, как показалось, заговорил со мной только из-за того, чтобы показать им свое полное равнодушие к дальнейшему продолжению бессмысленного спора. Его голос был как-то резко и непривычно доверительным и внимательным. Даже заводские это заметили. Хоть и старались сдерживать свои эмоции, по лицу главного проскочила тень плохо скрытого раздражения.

- Михаил, ты уже успел вернуться? – спросил он, почти повернувшись спиной к заводским, - Можешь пока отдыхать, смена будет только через полчаса.

Украдкой поглядывая через его плечо на тихо закипавших заводских, я постарался сосредоточиться на разговоре со снайпером, хотя мысли все время срывались и уносились куда-то далеко, пуская шутихи и резво дребезжа остатками шифера. Мне даже сложно было удерживать нить разговора, хотелось бросить автомат об пол и заорать во весь голос, что все достало и пошло куда-нибудь подальше.

- Разрешите обратиться? – приложил руку к козырьку, стараясь придерживаться принятых правил. Некоторым офицерам такие мелочи были куда дороже реального мира. Проверять, не относится ли Кантемиров к таким, я не торопился.

- Конечно, разрешаю, - за спиной Кантемирова заводские так ярко покраснели, что казалось, вылей на них воду, пар пойдет.

- Можно как-нибудь связаться с Театральной? – прямо спросил я, решив резать по живому. Крутить и вертеть особенно все равно не получится, да и фантазия у меня в последнее время не очень работала. После всего увиденного и услышанного придумывать больше было просто нечего, если только разве сейчас из-за угла эльфы с гоблинами не повылезают. Вот тогда я точно не выдержу и пущу себе пулю в голову.

- С Театральной? – удивился Кантемиров, - А что, собственно, тебе там понадобилось? Можешь мне сообщить, если не срочно, а там уже рассмотрим.

«Понимаете, дело в том, что меня пригласили к участию в подпольной группе, к которой, как оказалась, принадлежит и часть офицеров с вашего полигона. Поставленная ими задача пока заключается в срыве переговоров между вашими представителями и бандитами. Вы, случайно, не входите в их число?» - мысль абсолютно сама собой сформировалась в голове и даже повисла на кончике языка. Интересно, как он отреагирует на такую фразу?