Искатель. 2014. Выпуск №9 - Алексей Клёнов

— У Туссена Тостивена дети — это его картины!

— Тогда жена.

— Господин комиссар, что вы говорите?! Если эта женщина жена, то жена знаменитого художника! Что может быть общего у нее и продавца мяса?!

— Ну, не совсем продавца, а владельца магазина — это первое. Второе: она — женщина, он — мужчина. И уж кому объяснять, да только не тебе!

— Не верю! Чтобы жена Туссена Тостивена была любовницей мясника?! Нет, нет, нет!.. Постойте, сейчас найду в интернете ее фотографию, и вы убедитесь!

— Думаешь, там будет? Может, в нашей базе поискать?

— Наверняка журналисты сфоткали художника не только одного, но и вместе с женой.

— Это она? Похожа или не похбжа, никак не пойму, как считаешь Франсуа-Пьер?

— Издеваетесь, патрон?

— Так, инспектор Фрежюс, чтобы завтра, нет, уже сегодня, в десять тридцать, вот эта дама была у меня в кабинете… А теперь пора вздремнуть.

— Давно пора, — пролепетал вдогонку Франсуа-Пьер.

— Мы любили друг друга, — произнесла Клотильда Тостивен, едва сдерживая рыдания. Комиссар победоносно взглянул на инспектора Фрежюса, а тот ошарашено таращился на посетительницу. — А что за знак мы оставляли? Так это вначале была моя шутка… Понимаете, наш первый день близости вернул мне ощущение счастья, которое я давно уже не испытывала. Снова почувствовала себя женщиной, желанной, любимой. В порыве восторга захотелось всех расцеловать, даже стены, которые нас приняли! И все же, осторожности ради, чтобы Жаку не прислали штраф за мою шалость, постаралась сделать малозаметной. Вы ведь наверняка заметили не сразу, правда? Вот я с помощью Жака взобралась на стул, поставленный на кровать, и оставила свою печать. Жак тоже захотел поучаствовать и обвел отпечаток моих губ фломастером, с собой у него был только зеленый, он им помечал что-то в своих расходных книгах. Потом мы решили, это будет наш знак в память о совместном счастье, потому что мы не предполагали, что нам удастся продержаться почти шесть лет. И наше отношение к друг другу оставалось таким же, как вначале, нет, пожалуй, мы стали еще роднее и еще ближе… Когда я узнала от мадам Барбары… чуть сама не умерла… какая теперь мне жизнь без Жака, но надо жить, чтобы продолжать заботиться о Туссене.

Комиссар и инспектор переглянулись, и Франсуа-Пьер не выдержал:

— Насколько мне известно, месье Тостивен не инвалид.

— Да-да, вы правы, господин инспектор, муж не жалуется на здоровье, но совершенно беспомощный в быту. Без меня ему практически невозможно будет заниматься творчеством, он даже может заблудиться в нашем квартале, что уже происходило.

— Поэтому вы не ушли от мужа к месье Форси? — спросил комиссар.

— Конечно, но не только. Жак сильно любил своего сына и боялся травмировать психику мальчика, опасался, что мадам Барбара свою обиду станет вымещать на сыне, ведь у нее сложный характер. Каспар так похож на отца и внешне, и по характеру.

— Парень практически взрослый, — вставил Франсуа-Пьер.

— Да, дети вырастают, но для родителей они остаются по-прежнему детьми. К тому же это сейчас взрослый, а тогда Каспар только вступал в трудный переходный возраст.

— И как часто вы встречались? — спросил комиссар.

— Часто видеться мы не могли, у каждого свои обязанности и свой долг, но мы старались, чтобы наши встречи были не реже одного раза в неделю…

— И каждый раз месье Жак останавливался в другом отеле, — не то спросил, не то дополнил Франсуа-Пьер.

— Да-да, вы весьма прозорливы, — живо подтвердила Клотильда, а инспектор от этого комплимента растерялся и пристыжено умолк, будто его уличили в присвоении чего-то незаслуженного.

— Мадам Клотильда, — сказал комиссар, — почему вы или месье Форси не выбрали какой-нибудь один отель, а метались по всему Большому Парижу и пригородам? Ведь так было бы проще? — А про себя подумал: «Для нас это уж точно».

— Возможно, месье, но не интересно, к тому же каждую неделю в течение почти шести лет встречаться на одном месте и быть неузнанным невозможно. Мы уже давно попали бы на страницы газет, да и не толькр мы, но и наши близкие.

— Да, вы правы, мадам.

— Но это не единственная причина, господин комиссар. Мы с Жаком очень любили старину, природу, разного рода достопримечательности, но далеко и надолго уехать не могли, как вы понимаете: я из-за мужа, а Жак из-за жены и сына. Мы даже подготавливались к следующей встрече, читали о том месте, где намеревались побывать, и при встрече рассказывали друг другу, что успели узнать. Вы не представляете, как с Жаком было интересно! Всегда удивлялась, как в семейной суете и управлении магазином он успевал проработать массу разнообразной информации, порой противоречивой, и частенько еще выдвигал собственные версии. Я искренне восхищалась им, но порой мне было его очень и очень жаль. Жак не реализовал свой потенциал, а ведь мог стать ученым или… ему приходилось делиться своими познаниями только со мной и еще с сыном. Это большое’счастье для Жака, что с Каспаром у них было взаимопонимание.

— Еще вопрос, в некотором роде деликатный, — сказал Луи Вермандуа. — Если бы вы могли уйти от мужа или были не замужем, тогда вы настаивали бы, чтобы и Жак оставил семью?

— О, месье мне такой вариант в голову не приходил, я принимала все как есть и в первую очередь, честно признаюсь, думала о Туссене. Ну как его оставишь? Совсем как дитя стал в смысле бытовой зависимости, я даже отказалась иметь ребенка. Вначале мы оба хотели детей, хотя бы одного, но потом Туссен погрузился в живопись и, благо, его картины стали покупать. Кто бы и что бы ни говорил, но когда художник получает гонорары, то это его стимулирует. Конечно, идеи могут продолжать рождаться, когда произведения не раскупаются, но тогда чаще настигает депрессия, сами понимаете, что упадническое настроение не способствует ни вдохновению, ни работоспособности. А я старалась создать для Туссена условия для творчества, хотя муж никогда никаких жертв от меня не требовал. И в том, что он стал тем, кем теперь является, есть и моя заслуга. Потом поняла, что детей я уже не потяну, даже одного, ведь у меня уже был большой «ребенок». Конечно, можно было бы нанять няню, потом гувернантку, но… я растворяюсь в тех, кого опекаю, передоверить любимое существо кому-то другому я не в состоянии… А Жак… не в обиду вам, господа, будет сказано, но о таком муже, мужчине, любовнике, друге, как Жак, можно только мечтать, и мне несказанно повезло, что мы встретились и сблизились. По поводу вашего вопроса, господин комиссар, попытаюсь представить… Знаете, скорее всего, я бы не настаивала, чтобы он бросил семью, хотя наверняка жаждала бы быть с ним всегда и везде, но пришлось бы терпеть. Ведь если бы в том случае мне удалось настоять и Жак ушел бы из семьи, тогда он тоже не был бы моим полностью, потому что часть его души рвалась бы обратно к тем, о ком он заботился раньше и беспокоился бы теперь. Не каждый мужчина может отринуть то, что когда-то было пережито.