Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры. - Александр Тюрин

От страха и смущения я уставился в иллюминатор, который выдавал очередную порцию красот.

Спейс-остров Таити, недавно бывший пирожным эклер, теперь уже был похож на плоскую дискообразную Землю в представлениях средневековых людей.

Моя внутренняя система координат опять запуталась и стала творить чудеса.

Таити как будто висит прямо над моей головой. Просто сковородка, которая опрокинулась вверх дном. За голубой дымкой атмосферы, удерживаемой диамантоидным небосводом, видно что-то, напоминающее яичницу зеленоватого цвета. Может, это лагуна! У всех курортных островов есть лагуна, а в ней вода из растопленной кометы. Это даже я знаю. Заметны и скопления декоративных хижин ближе к стенкам «сковородки», похожие на гречневую кашу.

Становится неуютно. Ощущение, что все это хозяйство может вывалиться тебе на голову, начинаешь инстинктивно поджимать шею.

Но сковородка продолжает вращаться вокруг оси, проходящую через ее изогнутую ручку, так что вскоре мир Таити передо мной, как картина на стене.

Роль южного солнца играет солетта, находящаяся в центре оси вращения. Она отражается в воде лагуны ярким золотым пятном, напоминающим о глазунье, и замазывает насыщенной голубизной неглубокую атмосферу космического острова… Эх, глазунья, глазунья…

«Добро пожаловать на небо», шепчет бортовая акустика. Значит, мы уже прибыли.

Челночное судно пришвартовывается к пирсу, который проходит по «ручке сковородки». Едва подводят трап и открывают шлюз, я бегом на выход, будто меня там встретят родные алкаши с воблой и пивом. Поспешил и едва не кувыркнулся. Искусственная сила тяжести на острове где-то «0.7» и здесь поначалу без эквилибристики не обойтись.

По пирсу проходила дорога со старомодным на вид паровозиком — чего стоят открытый бункер и искусственный дымок, который то вылетает из трубы, то игриво прячется обратно.

В вагончике с приятными латунными ручками и дубовыми скамеечками я устремился подальше от ковбоя и оказался в толпе техманнов, создававших местный колорит. Когда я случайно задел локтем ближайшую смуглянку, почувствовалась тонкостенная основа и гелевые амортизаторы, да и звякнуло-бренькнуло что-то. Ей это не помешало хихикнуть и предложить мне «массажные услуги». А потом ее и вовсе нельзя было остановить. Хихиканья вперемешку с интересными предложениями превратились в сплошное блеянье, у меня даже заболела голова, как при интоксикации. Не думал, что техманны могут быть такими вредоносными.

Паровозик, наконец, выехал из тоннеля прямо на берег лагуны, обрамленный пальмочками. Амраши легкой стайкой, сыпанули из вагончиков на песок. Стайка была действительно легкой, несмотря на конкретные животы и задницы. Далеко на Земле осталась конкурентная борьба и неравенство в социальном положении. Здесь, на демократических небесах, все амраши были равны.

Я тоже шагнул на песок и мои осенние ботинки показались странными на его фоне. «Все песчинки абсолютны одинаковы и имеет правильную тетраэдрическую форму, на одной из граней непременно имеется логотип фирмы Sandkasten GmbH», — восхищенно прогудел кто-то за моей спиной, видимо пляж установил с ним близкосвязь через боди-коннекторы в пятках.

Мой тренированный нос подсказывал, что далеко не все запахи были натуральными. В лагуне слегка мочил борта легкий клиппер, непонятно каким ветром были надуты его паруса. В натуре же стоял полный штиль. Непривычная геометрия все еще мутила мозги — и клиппер, и парусники, что подальше, казались не плывущими по воде, а парящими в голубоватой дымке. Дымка переходила в интенсивную лазурь небосвода, где время от времени вспыхивали рекламные слоганы.

Объемное изображение пышногрудой джинни и надпись «Эскортные услуги в стиле тысячи и одной ночи» продержалась на небе секунд тридцать.

А за искусственным небосводом просматривалась Земля, похоже даже ледяная Сибирь, из сосцов которой жадный теленок мистер Грамматиков тянет черный углеводородный сок.

К ненормальной силе тяжести я вроде приспособился, хоть она иногда отзывалась то легкой дурнотой, то ангельской легкостью. Сложнее было приспособиться к тому, как выглядят прогуливающиеся вокруг люди. Благодаря скачущему движению и упитанности они напоминали мячики. На их лицах застыли улыбки безмятежности. «Высшей формой веселья является всеобщая радость, что требует надлежащего организационного, информационного и технического обеспечения», — вспомнил я одну из фраз ковбоя. Я сознавал, что мое лицо, страдающее от Weltschmerzen [25], выделяется из общей массы и это было опасно.

По счастью около меня остановился рикша-техманн с приятными глазами-маслинами, в которых подрагивало просительное выражение.

— В гей-клуб, господин Порта-Нигра? — поинтересовался он.

Порта-Нигра? Ах, да, Порта-Нигра — тот самый личный вип-идентификатор, который мне присвоили в космопорту Пулково. Гей-клуб? Чего это он, охренел что ли, жестяная голова. У них, что ли, свобода совести совсем уж победила совесть?

— Послушай, любезный, ты меня с кем-то путаешь. Я же не в трусах в цветочек. А озабоченный вид у меня, оттого что я только вот прилетел.

— Тогда вам в отель, господин Порта-Нигра. Что вы думаете о «Ройтер-хюйс»? Я прямо сейчас забронирую вам номер. Или вы сразу собираетесь на круизный лайнер «Мадлен Олбрайт»? Вообще-то он вернется обратно через пять земных суток, так что можно не спешить. Я правильно выбрал языковой интерфейс? Анализ характерных точек вашего лица выдает жителя Рутении или Ингерманландии.

А этот «железный дровосек», хоть и тараторит, как латино, но в антропологии сечет не хуже гестаповца.

— Хюйс так хюйс.

Главное, чтобы не сегодня расплачиваться. Я забрался в коляску и рикша побежал с ровной скоростью тридцать камэ в час. Из его корпуса время от время доносились поскрипывания каких-то механизмов. Как все существа с трущимися и крутящимися деталями, он нуждался в регулярной смазке.

Сквозь голубизну искусственного неба теперь просматривались очертания огромной «Мадлен», которая приближала свое, так сказать, лоно, к главному пирсу острова, выглядящему, прямо скажем, как исполинский фаллос.

Чуткие сенсоры рикши перехватили мой взгляд и на экране, напыленном на его шоколадную спину, появились характеристики лайнера. Длина — два километра, диаметр — полкилометра, вместимость — сто пассажиров в первом классе, двести во втором, триста человек обслуги, не считая техманнов и антропоморфных биомехов. Следующий порт назначения: Нью-Нью-Йорк во втором кольце большого космического змея. Просторно там пассажирам, хоть скачи. Будь я вольной птицей, то, конечно, предпочел бы сесть на мадам Мадлен, а не ехать в «хюйс»…

За благоухающими сгущениями рододендронов исключительно октаэдрической формы (наверное бедные деревья напичканы энзимоботами) нашелся уютный городок, именуемый Папеэте-2. Домики, напоминающие цветы, в сущности были разросшимися наноплантами. Городок продолжался и за линией берега — в воде плавали дома, стилизованные под кокосовые орехи и соединенные паутинкой мостков. Несколько протестантских церквей в виде белых геодезиков не портили пейзажа, поскольку напоминали яйца птицы Рух… Между землей и небом было еще несколько жилищ, которые я сперва принимал за облака — надутые из диамантоидной пленки, они медленно летели по какому-то кругу… А тут сам рикша непринужденно поднялся в воздух и практически невидимая дорожка доставила меня к дверям моего номера в отеле колониального стиля.

Здесь все было, как у голландского плантатора в Ост-Индии. Стены из мореного дерева. Потолок, стоящий на резных столбах. Светильники в нишах. Кресла, сплетенные из джута. Комод с окованными краями и хитроумным замком. Ружье занюханного века на стене, аж с фитилем. Картина Брейгеля «Слепцы». Я, кстати, уважаю голландских художников, потому что таскался по Эрмитажу, когда другие пацаны гоняли мяч и шайбу. Картина, как настоящая, потому что является результатом поатомного копирования с оригинала. Упс, «Слепцы» поменялись на Босховский «Рай». Да и масло в светильниках не дает копоти. Так что старина стариной, а комфорт превыше всего.

Интересно, какие еще здесь развлечения? Я не жадный до удовольствий, но пять лет существования ниже уровня сортира могут выработать некий интерес к прелестям жизни. В коробочке из сандалового дерева на столе — сигары. Нет, я со своей хлипкой дыхалкой не потяну. А где кнопка вызова услужливого персонала?

Ага, хлопнул в ладоши и появилась горничная, то есть техманн в белом переднике, с белокурыми прядками, выбивающимися из-под белоснежного чепца. Этакая барби с подносом. На подносе кофе, в настоящести которого невозможно усомниться, плюс несколько одурительно пахнущих венских пирожных и берлинских булочек. Берлинеры так хороши, что я становлюсь римским императором в час триумфа. Правда, только на минуту. Интересно, входит в обязанности этих барби доставать «тормоза» и вызывать девушек для важных клиентов? Или важным клиентам незачем «тормозить», да и девушки к ним сами приходят…