Контрольный выстрел - Фридрих Незнанский

Но что же теперь делать с этим «апельсинчиком»? По идее, надо его арестовать. Изъять из этого частного гаража и поставить на Петровку, чтоб в нем криминалисты повозились как следует и постарались определить: кто в нем ездил, куда, зачем, что делал и кого перевозил (если автомобиль действительно перевозил, а не стоял себе в сторонке во дворе у Кочерги в ожидании фальшивых милиционеров).

И вдруг Сашу будто обухом по макушке хватило! А где же «девятка»-то малиновая? Неужели ее вот так элементарно зевнули? Нет, там же был Володя с заданием допросить соседку и вообще разобраться на месте.

— Уважаемый Станислав Никифорович, — сказал Турецкий вежливо, — я вынужден вас некоторым образом огорчить, но эту машинку придется ненадолго у вас изъять. Естественно, все будет… соответствующим образом оформлено. А после мы вернем ее вам. Надеюсь, в интересах следствия, вы не станете возражать?

Но по глазам, по движению бровей, по мимике лица Волкова Турецкий понял, что хозяин «клопа» возражать не будет, хотя сам факт подобной проверки его честности ему весьма неприятен.

— Тогда, — беспечно заявил Саша, — будьте любезны, проводите меня к вашему телефону, чтобы я мог распорядиться.

Яковлева вызвали с совещания у начальника МУРа. Ах, Юра!..

Он все понял буквально с двух слов и сказал, что ребята подъедут в течение часа с соответствующим постановлением.

— Володя, я не помню сейчас, обратил ли вчера внимание на одну машину там, в нашем дворе… Ты не подскажешь? — Не мог же он объясняться в присутствии этого «грызуна».

— А, ты имеешь в виду машину Кочерги? Да?

— Ну конечно.

— Я ее в розыск объявил. Но почти уверен, что это пустой номер. «Девятки» сейчас высоко котируются. Еще «шестерки». Уважает их эта шпана. А остальные — почему-то не очень. Качество сборки, наверно.

— Тогда все правильно: этого поставили и уехали. Ну, будь… А вы, Станислав Никифорович, вероятно, торопитесь? — наивно спросил Турецкий, заметив, что директор уже несколько раз нервно поглядывал на свои крупные, под золото, а может, и в самом деле золотые часы на правом почему-то запястье. — Вы ж недавно уверяли, что времени не замечаете.

— В принципе, Александр Борисович, в принципе, как говорится. Но как раз сегодня у меня намечено, так сказать, маленькое семейное торжество, день рождения, понимаете…

— Ах, тогда, ради Бога, простите меня и примите, пожалуйста, самые искренние…

Потупившийся директор вежливо остановил поток поздравлений:

— Не у меня, нет, так… Как бы это сказать, у близких знакомых…

«Уж не у той ли «кавалеристки»? — мелькнула догадка. Уж больно она независимо вела себя. Черт их всех разберет с этими сексуально-финансовыми проблемами.

— Ну что ж, сочувствую, но, видимо, вам придется, Станислав Никифорович, кого-нибудь оставить вместо себя, кто мог бы выдать официально для проведения экспертизы ваш «фольксваген». Вы понимаете меня? — со значением объяснил Турецкий.

— Увы, — тяжко вздохнул директор. — Видимо, придется самому… Это же, насколько я могу понять, ответственное дело?

— Разумеется. И еще, если позволите, этот ваш учетный листок я тоже возьму. На время и под честное слово. Верну при первой же возможности, скорее всего, вместе с автомобилем. Не возражаете?

Интересно, а как бы он мог возражать, если следователь уже упрятал твердый лист, почти картонку, в свой портфель?..

Засим Турецкий раскланялся, сообщил, что товарищи с Петровки подъедут с минуты на минуту, и, сопровождаемый до выходной гостиничной двери элегантным директором, покинул наконец помещение «Урожайной».

Отъехав половину квартала, Саша прижался к обочине, вышел, запер дверь и отправился обратно к гостинице. Обойдя высокий бетонный забор по периметру, он выбрал место поудобнее, подпрыгнул, подтянулся на руках и увидел то, в чем был абсолютно уверен.

Господин Волков собственной персоной задумчиво разглядывал свое апельсиновое средство передвижения. Затем открыл дверцу и по пояс залез в тесный автомобильный салон. Очень хорошо. Идентифицировать его пальцевые отпечатки труда не составит: Саша видел, как он мусолил в потных своих ладонях листок учета автомобиля, прежде чем вручить его следователю. А внутри машины Волков вряд ли найдет что-либо компрометирующее его. Эти киллеры вовсе не идиоты, хотя… ведь известно, что даже на старуху случается проруха…

Турецкий хотел было уже разжать пальцы и спрыгнуть на землю, как во дворе появилось новое действующее лицо. Откуда-то, возможно, из гаражей или подсобки, вышел невысокий, но крепко сложенный парень, как теперь говорят, кавказской национальности. Это легко определялось по его заросшему черной щетиной лицу — не борода с усами, а просто густой волосяной покров. Поговорив о чем-то с Волковым, парень вернулся к гаражам, где сразу заработал мотор, и выехал на середину двора на… вишневой «девятке».

Мгновенная мысль: «чечен» — «девятка», и Турецкий, спрыгнув на землю, уже мчался вдоль бетонного забора к гостиничным воротам, проклиная себя, что не послушался Меркулова и конечно же не вынул из сейфа положенное по штату оружие. Но, выскочив на улицу, он понял, что опоздал: «девятка» опередила его минимум на две сотни метров, и чтоб теперь догнать ее, не могло быть и речи. Но появилось другое, более весомое обстоятельство: машина киллеров, если это была она, и угнанная «девятка» Кочерги оказались в одном дворе. И это уже говорило о многом.

Стоп! — в который уже сегодня раз остановил себя Турецкий. А откуда известно, что эта машина принадлежала покойному Кочерге? Что, в городе нет больше малиновых «Лад» девятой модели? Или на этой были номера Кочерги? Ничего подобного. Значит, все это надо еще доказывать. И никаких обвинений «грызуну»-директору, к сожалению, сейчас не предъявишь. А вот спугнуть его этой «девяткой» можно. Значит, что же? Все оставить, как есть, решил Саша. Яковлев проведет изъятие «фольксвагена», эксперты его понюхают, а за Волковым надо установить наблюдение. И за этой его подозрительной конторой.

Поразительно, но сегодня весь его путь ищейки постоянно приближал к родному дому — так Саша мог бы, и не без основания, назвать квартиру Грязнова. Следующая остановка была на улице Седова, возле вытянувшегося на целый квартал многоэтажного дома с добрым десятком стеклянных подъездов. Отыскав нужный ему и поднявшись самостоятельно, ввиду отсутствия исправного домофона, на восьмой этаж, Турецкий позвонил в дверь, созданную, по всей видимости, на каком-нибудь танковом предприятии. Правда, броневой лист сверху был обтянут стеганым, словно одеяло, черным блестящим дерматином.

Но дверь открыли без предварительных вопросов: кто да зачем.

— Мне необходимо поговорить с гражданином Поселковым, — сказал Саша, предъявляя удостоверение крупной, плечистой девахе в спортивном костюме, стоящей возле порога и закрывающей собой вход в неширокий коридор, в который выходили с обеих сторон три двери. Трехкомнатная, значит, квартира, старой планировки. У Славки такая же.

— Он тут больше не живет, — тихим и безжизненным голосом ответила девушка-богатырь.

Заметив невольное движение Турецкого вперед, она отступила в сторону, позволяя ему войти в прихожую и прикрывая наружную дверь, может быть, от соседей, чьи лупоглазые «очки» пристально разглядывали лестничную площадку и кабину лифта.

— А где, извините, он проживает? По какому адресу? Вы не могли бы мне помочь в этом вопросе?

— Папа нигде теперь не проживает… — Собеседница неожиданно тяжело задышала, и в глазах ее блеснули слезы. — Потому что он умер.

— Как это — умер? — прозвучал не совсем продуманный вопрос. — Когда?

— Скоро годовщина… Мы похоронили его в прошлом году, двадцать седьмого октября.

— Так… — пробормотал Турецкий, чтоб хоть как-нибудь отреагировать на обескуражившую весть.

Было совершенно ясно, что этот ухоженный сукин сын Волков его снова надул. Но на что он рассчитывал, сваливая ответственность за машину, взятую два месяца назад, на гражданина Поселкова, уже год как оставившего сей бренный мир? На то, что следователь — дурак? Бред сивой кобылы. Ведь он же имел какую-то цель? Какую? Ведь последней машиной, которой мог воспользоваться гражданин Поселков Н. Н., как указано в учетном листке, был катафалк.

— Приношу вам свои соболезнования, — сказал Турецкий. — А вы, вероятно, его родственница, в смысле дочь?

— Нет, я жена его сына. Но его сейчас нету дома…

— Отчего же, простите, умер?.. — Саша взглянул в учетный листок.

Она поняла вопрос:

— Папа, то есть Николай Николаевич, умер от рака желудка. У нас его, к сожалению, не лечат.

— Да, увы, еще раз простите… Но дело в том, что я — следователь, как вы могли понять из моего документа. И мне необходимо знать, брал ли когда-нибудь ваш… отец машину напрокат у некоего гражданина Волкова, директора гостиницы «Урожайная»? Это тут неподалеку, в Останкине.