Распутывая прошлое - Калия Рид

— Я тоже, — вздохнула я и свернулась на краю ее кровати, ведя себя так, словно она была не в больничной палате, которая пахла дезинфицирующими средствами, а в своей квартире, которая пахла сиренью. В течение нескольких минут я смотрела шоу, а затем перевела взгляд на Лану. — Как ты?

— Если я скажу тебе, что все хорошо или хотя бы нормально, ты мне поверишь?

— Нет.

— Тогда я скажу тебе правду. — Она сглотнула. — Я чувствую себя ужасно.

Я посмотрела на Лану. Ее лицо, обычно такое мягкое и чистое, было бледным, почти прозрачным, с каплями пота, проступившими вокруг ее лба и над верхней губой. Кожа на губах потрескалась. У Ланы всегда были потрясающе красивые волосы. Прямые и шелковистые, как у ребенка. Ниспадающие по ее спине и заканчивающиеся на уровне талии. Кончики всегда аккуратно подстрижены. Но сегодня ее волосы находились в диком беспорядке. Она собрала их в нелепый односторонний хвостик. Но самое ужасное - ее запястья. Они были сильно перевязаны и лежали на кровати мертвым грузом.

— Думаю, сейчас боль стала сильнее, — серьезно сказала она.

Я встала, думая о том, что стоит позвать медсестру или доктора, чтобы они помогли ей. — Что?

Она подняла свои перевязанные запястья и посмотрела на них со смесью обиды и печали. — Моя боль. Думаю, эта боль находилась в моем теле слишком долго. Я могла бы продолжать вырезать ее из-под кожи, но это уже не имеет никакого значения. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Боль никогда не уйдет.

Я медленно села.

Что я могла на это ответить?

Я пыталась придумать какую-нибудь вдохновенную цитату. Что-то, что даст ей надежду. Но в голову ничего не приходило.

Да и цитата не сработает. Ничто не сработает. И мы обе это понимали.

Ее рука тяжело упала на кровать.

— Хотя на секунду, я испытала блаженство, — призналась она. — Знаю, дерьмово это говорить. Хотя, это правда. На секунду я подумала, что мои проблемы исчезли. Но с каждой каплей крови, что я теряла, меня ожидали новые галлоны крови, которыми меня снова наполнили.

— Думаю, я знаю, что сказать, — произнесла я грустно. — Но ничто из сказанного мной, не исправит ситуацию.

— Я не прошу тебя делать все правильно. Никто не способен на подобное.

— Так что же будет дальше? — спросила я.

— Я не знаю. Доктор продолжает говорить, что я вернусь домой через пару дней, чтобы мои родители помогли мне «восстановиться».

Я вздрогнула.

Она улыбнулась. — Иронично, верно?

— Ты же не поедешь с ними домой, не так ли?

— Нет, — твердо ответила Лана.

Я открыла рот, чтобы озвучить свой вариант.

— Могу я побыть одна, пожалуйста? — попросила Лана.

— Конечно. — Я встала и попрощалась, даже несмотря на то, что это было последнее, чего я хотела. Дверь закрылась за мной. Я прижалась к ней, положив руки на колени, и начала делать глубокие вдохи.

Спустя некоторое время я ушла. Ноги дрожали, и мне казалось, что я могу упасть в любой момент. Я ускорила шаги. Лифт располагался сбоку, но казалось, будто я застряла в «комнате смеха». Он становился все дальше и дальше, пока мне не начало казаться, будто я никогда не смогу дойти до него.

Я побежала, но коридор становился уже и длиннее, растягиваясь на мили. Медсестры и посетители были повсюду. Я слышала сотни голосов. Я уверена, что у каждого из них были свои проблемы, с которыми надо было справиться, но я все отдала бы, чтобы поменяться с ними жизнями.

И тогда я поняла, что когда я увидела сцену изнасилования, в моей вменяемости возникла небольшая трещина. И впоследствии каждое событие только увеличивало ее. Сеть вен делала меня хрупкой. Наконец, я начала разрушаться. Все разом обрушилось на меня, и я рассыпалась на миллион кусочков.

Я свернулась на полу и закричала, пытаясь стереть слова Ланы.

«Боль никогда не исчезнет».

Ее голос стал сильнее, и мир снова медленно потемнел.

Когда я очнулась, я была в «Фэирфакс».

ГЛАВА 38. ПЕРЕМЕНЫ

Часы на столе доктора Ратледж щелкнули, напоминая мне о мониторах в больнице. Я уставилась на доктора Ратледж, ожидая, когда наступят новые, радикальные изменения.

И вот она.

Вот моя история. Я открыта, и мне больше нечего сказать. Так что же произойдет дальше?

Смогу ли я медленно превратиться обратно в человека, которым была раньше? Или, может быть, доктор Ратледж щелкнет пальцами, и я пойму, что это был сон.

Мне плевать, что на самом деле происходит, пока все это происходит.

Мы сидим здесь, смотря друг на друга. Часы продолжают тикать, и я становлюсь нетерпеливой. Я заслуживаю, нет, я жажду этих перемен. Так, где же они?

— Теперь понимаете? — нетерпеливо спрашиваю я.

Доктор Ратледж кивает. — Понимаю.

Мои глаза сужаются. — Пожалуйста, только не смейтесь надо мной.

— Я не смеюсь. Я понимаю, что ты прошла через ужасную ситуацию.

— Если вы понимаете, тогда объясните мне, почему я здесь. Как кто-то, кто просто пытался помочь своей подруге, оказалась в психологической лечебнице.

Доктор Ратледж продолжила смотреть на меня, ничего не говоря и ничего не предлагая.

— Не я пыталась совершить самоубийство, а Лана. — Я дернула рукава вверх и вытянула оба своих запястья. — Видите? Никаких шрамов. Ничего.

Она смотрит на мои запястья. Мои бледные запястья без шрамов.

— Видите? — Я практически пихаю их ей. — Видите эти вены? Я знаю, что по ним течет моя кровь, и знаю, что внутри меня есть душа, и я знаю, что впереди у меня жизнь, ради которой стоит жить. Хотя...в настоящий момент это не так уж и много. Но я знаю, что у меня есть все это.

Она переводит взгляд с моих безукоризненных запястьев к мои глазам. Я опускаю руки и сажусь обратно в кресло. Мы окружены тишиной. За исключением тиканья часов. Этих дерьмовых часов. Мне хочется взять их и разбить на кусочки. Я потираю виски.

— Скажите мне, — умоляю я. — Пожалуйста, скажите мне, почему я здесь.

Она роняет ручку на стол, а затем наклоняется вперед и произносит нежным, но твердым голосом:

— Ты здесь, потому что ты сломалась. Произошедшее с Ланой было слишком тяжелой для тебя ношей.

— Это не оправдание для того, чтобы поместить нормального и абсолютно здорового человека сюда, — спорю я.

Она грустно улыбается. — Когда кто-то испытывает нервный срыв, вроде того, который испытала ты, то подобное случается.

Мои губы дрожат. Я чувствую себя глупо. Мне стыдно. И это смешно. — Я хочу домой, — говорю я.

Мой дом все еще мой дом? Позволят ли родители мне вернуться домой?

— Нет. Ты еще не готова к выписке.

Я опускаю голову на руки. Заплакать или закричать? Я не знаю. Я просто жду, пока большой, завязанный шарик лопнет в моем горле, но ничего не происходит.

— Что ты чувствуешь, Наоми?

— Чувствую, будто делаю шаг вперед и двадцать шагов назад, — бормочу я в свои руки.

— Ты думаешь, что у тебя ничего не получается?

Я киваю и смотрю на нее, сморгнув слезы раздражения.

— Я всего лишь хочу ответов… — произношу я беспомощно.

— Как бы мы не хотелось, чтобы это произошло в мгновение ока, но все работает иначе.

Мои глаза закрываются, и я слушаю ее, ощущая себя отверженной.

— Завтра новый день.

Я устала от новых дней и нового оптимизма, который приходит вместе с ними, потому что несколько часов спустя, когда садится солнце, мой оптимизм улетучивается, и я снова испытываю чувство одиночества.

Мэри открывает дверь. Сеанс окончен. Доктор Ратледж говорит, что мы увидимся завтра. Она посылает мне свою оптимистическую улыбку.

Я не говорю ей о том, что чувствую или о чем думаю. Я просто встаю и выхожу за дверь вместе с Мэри.

ГЛАВА 39. ЖЕНЕВЬЕВА

— Доктор Ратледж, можно на пару слов?

Я поднимаю голову. Доктор Вудс, старый психиатр Наоми, стоит в дверном проеме.

Тиму Вудсу 58 лет, и его черные волосы уже слегка припорошены сединой. Вокруг глаз сформировались морщинки, и неудивительно, что вокруг губ происходит тоже самое. Он никогда не улыбается. Прямолинеен. Сейчас, находясь на закате своей карьеры, он выжидает время, когда сможет наконец-то уйти на пенсию. Возможно, когда-то он и беспокоился о том, что здесь происходит, но не сейчас.

Это всего лишь мимолетная мысль, но я задаюсь вопросом, не высосет ли эта работа из меня все соки, как это произошло с Тимом Вудсом? Перестану ли я беспокоиться?

Закрыв медицинскую книжку, лежащую передо мной, я махаю ему, приглашая зайти. — Конечно.

Он смотрит на мою книжку. — Ты занята?

— Нет, совсем нет.

Тим садится. Я практически не общалась с доктором Вудсом, поэтому видеть его в своем офисе было, мягко говоря, удивительно.

— Чем я могу помочь? — спрашиваю я, улыбаясь.

Его пальцы барабанят по подлокотнику. Его глаза мрачные. Моя улыбка начинает угасать, а живот начинает крутить. Что-то не так.

— Я хотел поговорить с тобой о Наоми Кэррадайн.