Приход ночи - Артем Тихомиров

Артур помолчал.

— А для тебя?

— Интересно, в чьих это больных мозгах все родилось.

— Наверное, никто никогда не узнает, — сказала я. — Гмызин заявил, что если, например, мой… ну маньяк, больше не станет ничего подобного совершать. Если это была разовая акция, то он так и останется — не пойманным…

— Ничего себе.

— Будет продолжать жить. Воспитывать детей. Трахать жену или любовницу.

Зарабатывать деньги. — Я засмеялась, чувствуя себя до неприличия пьяной. Или мне так казалось. Одно мне было известно: я отбросила все комплексы и стала говорить с Артуром откровенно. Уже в процессе рассказа я поняла, что мне этого не хватало. Выговориться перед кем-то еще. Высказать свою боль тому, кто будет судить с иной точки зрения. От Тани я уже слышала все, знала ее мнение по каждому вопросу, мы потратили на обсуждение моего несчастья сотни часов, если не тысячи.

Артур оказался благодарным слушателем, и мои первоначальные сомнения рассеялись. Он не просил меня рассказать всю историю от начала до конца. Я сама это сделала. Я вознаградила его за терпение. Когда мы болтали по телефону, Артур ничего подобного не требовал. Так пусть узнает сейчас.

Я рассказывала едва ли не час, и он меня не прерывал. После того, как я выложила ему все подробности, какие помнила, стало гораздо легче.

— Но, может, это была случайность, — сказал он.

— Случайность.

— Ты говорила, что маньяк охотился за тобой, именно за тобой. А если это не так? Его выбор в тот день мог быть случайным.

— Не думаю.

— Почему?

— Не знаю. Кажется, ему нужна была я.

— Извини, но это глупость. Тогда он был бы знаком тебе и довольно близко, чтобы иметь личные мотивы причинить зло именно Люде Прошиной.

Логично?

Я согласилась. Может, моя версия и вправду была глупой, но мысль о том, что я пала жертвой чьего-то спонтанного стремления к насилию, казалась невыносимой. Она вовсе лишала меня почвы под ногами. Для всего должна быть причина, считала я. Но не потому ли назначала виновной в случившемся себя саму?

В голове угнездилась боль. Накатила слабость, похожая на ту, что была вчера… перед появлением «внутреннего» зрения.

Я испугалась. Артур что-то говорил, а я пыталась вникнуть в значения его слов, но смысл уплывал, едва коснувшись моего сознания. Я глубоко вздохнула. Не помогло.

Рука Артура легла на мое запястье. Я вздрогнула, и из моего бокала чуть не разлилось вино.

— Ты не уснула? — спросил Артур.

Он говорил точно через стенную перегородку, однако теперь я понимала все.

— В голове гудит, так бывает после вина.

На самом деле голова болела. Раскалывалась. Если у меня и правда опухоль внутри, то это логично.

— Таблетку примешь?

— Не надо. Я пьяная. Лучше не с алкоголем.

— Да не пьяная ты, — засмеялся Артур. — Совсем немного.

Слабость прошла, хотя и не целиком. Было чувство, что мои внутренности втягиваются в маленькую черную дыру, которую кто-то поместил мне в живот.

Проглотив их, она втянет и меня — это будет похоже на то, как сдувается воздушный шар.

— Думаешь, меня не выслеживали долго, а просто схватили как первую попавшуюся под руки? — спросила я.

— Наверное. Ему было все едино.

— Он не походил на психованного дурака. Наоборот.

— Сумасшедшие бывают выдержаны и прекрасно владеют собой, когда необходимо. Это часть игры.

— Да, мне говорили.

— И поэтому тебе не надо бояться его, — сказал Артур, подливая себе вина.

— Я уже запуталась…

— Сама посуди. Он схватил тебя случайно — был подходящий момент, темнота и безлюдье, ты шла в подпитии. Идеальная жертва.

— Спасибо… — Я захохотала.

— Нет, серьезно. Откуда, например, ему знать, что ты жила там, куда шла? Он и не знает. Увез он тебя ночью. Вероятно, и номер дома не запомнил.

К чему он маньяку нужен?

— Вроде правильно, — сказала я. — Но милиция по-другому рассуждает.

— Больно много рассуждает. За целый год ничего толком не сделала…

Только допрашивала меня несколько раз да еще других, наверное… Но моя версия, кажется, более жизнеспособна. Получается, что маньяк схватил первую попавшуюся ему на глаза женщину. Он не спрашивал у тебя, как тебя зовут?

— Нет.

— А в сумочке были документы?

— Нет. Но там лежала записная книжка.

— Имя твое там стояло?

— Нет, кажется. Я никогда не подписываю их.

Я вновь подумала, что к маньяку попали все телефоны моих знакомых и даже в некоторых случаях адреса. Был там и Танин домашний телефон. Если маньяк не воспользовался им до сих, может, Артур и прав: преступнику все равно, кто я и что я.

— А адреса этой квартиры не было?

— Нет.

— Тогда тебе нечего волноваться. Ему тебя никогда не найти.

— Сомнительно.

— Люда, это только мои рассуждения. Я считаю, в них есть доля истины.

Если с того времени прошел год и ничего страшного не случилось, то маньяк, скорее всего, больше не появится.

— Таня мне то же самое говорила.

— Вот видишь.

— Все равно… не очень верится.

— То есть, тебе удобней думать, что маньяк это кто-то из твоих знакомых?

— Не знаю.

Этот разговор мне не нравился, но странным образом затягивал. Нельзя было не признать, что Артур рассуждает здраво. Таня, впрочем, тоже была далеко от разного рода фантазий. Она давно сказала мне, что так называемый маньяк вообще оказался слабаком. Почему, спросила я у нее. У него не поднялась рука тебя прикончить, заявила Таня.

— Ты не считаешь, что это я сделал? — спросил Артур.

— Нет.

— Точно?

— У тебя алиби есть.

— И только поэтому?

Артур снова положил свою ладонь мне на запястье, легонько сжал.

— Я знаю, что ты не смог бы…

— Почему ты знаешь?

Я молчала. Не хотелось говорить всякую пошлятину навроде «сердцем чувствую». Вопреки всякой логике мне просто оказалось неправдоподобной версия об участии Артура.

— Не надо спрашивать, пожалуйста, ведь мы не для этого встретились. Ни к чему эти разговоры.

— Ни к чему, так ни к чему. Рад, что ты меня не подозреваешь. И все-таки. Я бы посоветовал тебе успокоиться. Твоя ситуация тяжела, безусловно, однако больше тебя этот выродок не потревожит. Тебе нужно снова входить в жизнь, что-то делать, настраиваться на позитив, дышать полной грудью.

— Стараюсь.

— Правильно. Сидеть в наглухо закрытой раковине — не выход. Может быть, этот псих на то и рассчитывал. Сделать из тебя до смерти перепуганную мышь, которая будет сидеть в своей норе, пока не умрет, но так и не высунет носа.