Принцесса где-то там - Сергей Сергеевич Мусаниф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К ветеринару? – переспросил ковбой. – Может быть, вы хотели сказать, к врачу?
– Нет, именно к ветеринару, – сказала я. Тут может быть шутка, что героиня – то еще животное, но ты уж сам реши, нужна она или нет. – Так надо.
Я назвала ему адрес. Это было не то, чтобы на другом конце Города, но и не совсем рядом. Немного поразмыслив, ковбой кивнул.
– Отвезу.
– Спасибо.
Я выбралась из «приуса» и пересела в его «додж». Забраться в высокую машину в моем состоянии оказалось не так просто, в какой-то момент весь вес моего тела пришелся на порезанную ногу, ее скрутило от боли, и я чуть не рухнула на асфальт, в последний момент ухватившись дверь. Ковбой сокрушенно покачал головой, но на помощь мне придти даже не пытался.
Может быть, просто испачкаться не хотел.
Салон в пикапе оказался кожаный, это хорошо. У парня не возникнет проблем, если придется отмывать его от крови.
Ковбой аккуратно закрыл пассажирскую дверь, обошел машину сзади и взгромоздился за руль.
Он был высокий, кряжистый, с фигурой отставного футбольного защитника. Не слишком аккуратная борода, наполовину уже седая, немытые волосы, лежащие на плечах. Он носил джинсовый костюм и кожаный ремень с массивной пряжкой.
Типичный ковбой, где-нибудь в прериях Техаса он смотрелся бы лучше.
– Пристегнись, – сказал он.
– Угу, – я поискала, куда можно пристроить пистолет. Карман в двери уже был занят каким-то мусором, и я не придумала ничего лучше, как положить оружие на сиденье рядом с собой.
– Дорогая игрушка, – сказал ковбой, трогая пикап с места и, наконец-то, отъезжая от отслеживаемого «приуса».
– Дали попользоваться, – сказала я.
– Плохой вечер?
– Бывали лучше.
Я уставилась в окно.
Город никогда не спит, но вот этот район уже погружался в дрему. Автомобилей на улице мало, людей почти нет, свет горит лишь в одном окне из десяти. Бывают такие моменты, когда я даже немного завидую людям, живущим обычной жизнью. Ну знаешь, типа, когда ты возвращаешься домой еще засветло, готовишь ужин, встречаешь детей из школы, ждешь мужа, который задерживается на работе, потом вы все вместе едите, обсуждая, как прошел день, и тебе не приходится как-то обходить в разговоре тот факт, что ты пристрелила пять человек, а потом дети идут в свою комнату, он помогает тебе загрузить посудомойку, и вы усаживаетесь на диван и смотрите какое-нибудь тупое шоу, критикуя ведущего и его гостей, а потом идете спать, зная, что и завтра ни в кого стрелять не придется.
Эти мысли сразу же напомнил мне о Дереке, который как-то так себе нашу жизнь и представлял, и стало еще поганее.
К утру это все, конечно, пройдет, но пока еще ночь, а ночью мне трудно гнать от себя такие мысли.
– Хочешь пить? – спросил ковбой, протягивая мне бутылку минеральной воды.
На самом деле, я хотела пить, и, учитывая общую кровопотерю, этому было вполне логичное объяснение. Но еще я помнила мамины наставления, и одно из них гласило, что никогда нельзя есть и пить что-то, предложенное незнакомцем. Правда, это было примерно в середине списка наставлений, а на верхней строчке значилось, что никогда и ни при каких условиях нельзя садиться в одну машину с незнакомцем, особенно ночью.
– Нет, спасибо.
– Как хочешь, – он убрал бутылку.
Сам к воде даже не притронувшись.
Может быть, я себя накручивала, может быть, на мои мысли наложились отпечатки более ранних событий этого вечера, но происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Возможно, зря я вылезла из ТАКСовской «тойоты».
– Ты поцарапала мне машину, – сказал он.
Черт, а я думала, что эту ситуацию мы уже проехали.
– Извини, – сказала я.
Я собиралась предложить ему баксов двести на краску и за беспокойство, но наличности у меня с собой не было. Впрочем, как и банковской карты. Но он мог бы оставить мне свой номер телефона, и я бы обязательно ему заплатила.
А потом выставила бы счет ТАКС.
– Извини? – переспросил он. – И что мне делать с твоим «извини»? Как твое «извини» поможет мне восстановить хромовое покрытие, а?
– И что ты предлагаешь? – спросила я.
– Ты могла бы мне отсосать.
Я сделала вид, что не слышала этого предложения. Может быть, это была просто неудачная шутка. Я надеялась, что это была неудачная шутка, но сама начала потихоньку, чтобы это не бросилось ему в глаза, перемещать руку к лежащему на сиденье пистолету.
Что за чертов день? Знала бы, вообще из дома бы не выходила…
Вцепившись обеими руками в руль, ковбой резко затормозил, и на какое-то мгновение я повисла на ремнях безопасности, а пистолет улетел куда-то под ноги. Когда инерция бросила меня назад, в спинку сиденья, он наотмашь ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. А кулак у него был размером со стандартную боксёрскую перчатку, так что этого вполне хватило.
В голове загудело, во рту сразу же появился привкус крови от разбитых губ.
У всего этого был только один положительный эффект – боли в шее и ноге сразу отошли на второй план.
Ковбой наставил на меня указательный палец.
– Ты такая же, как и все, сука, – сказал он. – Сиди смирно и тогда доживешь до рассвета.
Врет, сразу же поняла я.
Но драться с бугаем, который превосходит тебя по всем физическим параметрам, да еще в ограниченном пространстве кабины пикапа, было, как сказал бы мистер Браун, очень специфичным способом самоубийства, поэтому я решила сидеть смирно и ждать первой же возможности.
Дверь заблокирована. Пристегнутый ремень безопасности мешает. Пока я потянусь к кнопке, чтобы его отстегнуть, ковбой успеет врезать мне кулаком. Пока я потянусь к двери, он успеет врезать мне кулаком. Если я попытаюсь нырнуть за пистолетом, он успеет врезать мне кулаком.
С другой стороны, я понятия не имею, куда он меня везет. Может быть, там окажется совсем безнадежно.
– Посмотри сюда, – сказал он.
Я повернула голову. Он отогнул полу джинсовой куртки и показал, что на поясе у него висит здоровенный охотничий нож.
– Держи руки так, чтобы я их видел, сука.
Я положила руки на колени. Из-под импровизированной повязки на шее снова начала течь кровь, видимо, там что-то сместилось, то ли при торможении, то ли когда он мне врезал.
Он что-то бормотал себе под нос. Почти неразборчивое, но некоторые слова мне удалось расшифровать. Чаще других повторялись «сука» и «это хорошо».
Сука – это, видимо, я, а что там будет хорошо и у кого,
