Древнее сказание - Юзеф Крашевский

— Если кметы и неспокойны, — отвечал он, — виноваты не они!..

— Говорят, что кметы бунтуют?

— Просто отстаивают свои права! Хвост промолчал.

— А князь тоже, верно, свой? — нерешительно произнес он, поглядывая исподлобья.

Хозяин, казалось, сразу не решался ответить.

— Если ты кмет, — наконец сказал он, — то знаешь, или, по крайней мере, обязан знать, что только во время войны должны мы повиноваться князю, во время же мира мы спокон века управляемся сами… Так было всегда, так и вперед будет… А кто переиначивать будет…

Хвостек невольно захохотал. Смерда, услышав знакомую интонацию хохота, вздрогнул. Этого было достаточно, чтобы образумить князя.

Пяст посмотрел на него безбоязненно. Оба они замолчали, измеряя друг друга глазами.

— Говорят, ваши кметы предполагают напасть на замок и князя? — возобновил Хвостек расспросы.

— Нападал же он раньше на нас, — было ответом, — сам вызывает!.. Недоброе он дело делает, когда мог бы спокойно сидеть… Семью свою истребил; из наших тоже немало лишилось жизни… А кто виноват во всем?…

Взор Хвостека загорелся гневом. Пробурчав что-то, как медведь, внезапно потревоженный в берлоге, он встал со скамьи, приказав Смерде последовать его примеру.

На дворе было темно: погода стояла хорошая, но лунного света не было.

— Не уходите в такое время, — посоветовал Пяст, — переждите ночь, а чуть свет — и отправляйтесь в дорогу. Здесь вы вполне безопасны, хотя бы вас кто и разыскивал… Гость для меня святой…

Услышав эти слова: хотя бы вас кто и разыскивал, князь побледнел и отодвинулся в сторону; хозяин пожал плечами. Испуганный Смерда весь задрожал… Неловкое молчание длилось довольно долго.

Происшедшее показалось князю решительно колдовством каким-то, потому что в эту минуту послышался лошадиный топот и крики людей перед домом. Пяст, указав рукою на полуоткрытые двери соседней избы, обратился к Хвостеку со словами:

— Я знаю, кто ты… Уйди с слугою твоим в ту избу… Быть может, Мышки вас ищут… здесь же вы безопасны. Гостей присылают боги!..

Высказав это с достоинством, он вторично, с оттенком торжественности, указал князю на раскрытые двери соседней избы. Хвостек до того растерялся, что не знал — что начать; страх превозмог, однако, чувство оскорбленного самолюбия, и он вместе со Смердой вошел, куда ему указали. Хозяйка затворила за ними дверь.

Пяст зажег от огня лучину и вышел с нею на двор.

Несколько всадников дожидалось у ворот.

— Э, отец, — крикнул ему старший Мышко, — ты, наверно, не знаешь, что у нас приключилось!.. Мы хотели сберечь много человеческой крови! Три дня и три ночи караулили мы в лесу этого разбойника! И вот — был он у нас в руках, да сумел уйти!.. Впрочем, все равно — с голоду сдохнет… слуги-то его все разбежались… а без них этот пьяница ничего не сумеет сделать, не найдет даже и выхода из лесу… А там кому-либо из наших авось посчастливится встретить его, и, тогда, надо думать, не поздоровится этому злодею!.. А теперь, напоив лошадей, отправляемся по домам…

Слуги кметов пошли за водою. Хвостек слышал весь разговор. Несколько раз хотел он выскочить из избы.

Смерде едва удалось удержать его от такого намерения. Мышки долго не уезжали, так как Пяст угостил их медом. Смех и крики их волновали Хвостека. Наконец, смолкло все, послышался топот удалявшихся лошадей — всадники покинули двор гостеприимного Пяста… Вскоре Пяст открыл двери, ведущие в избу, где были спрятаны Хвостек и Смерда, и сказал им:

— Уходите теперь; опасность миновала!

— Добрый ты кмет, — необыкновенно ласково проговорил князь. — Я приглашаю тебя к себе погостить… Я тебе многим обязан.

— Ничем ты мне не обязан, — возразил Пяст. — Старинный обычай да закон наш велели мне вас укрыть… Я это сделал не из чувства привязанности; я тебя не люблю, не уважаю!.. А поступал я согласно велению богов! Иди же с миром… Кто знает, где мы еще встретимся…

Хвостек нахмурил брови… Подобная речь была для него неприятна…

— Но не поднимешь своей руки на меня! — воскликнул он.

— Князь милостивый, — отвечал Пяст, — если все против тебя восстанут — я буду с ними…

Затем Пяст отошел в сторону, а Хвостек торопливо вышел из хижины, не вымолвив ни слова, ни разу не оглянувшись. Ворота закрылись за ним.

Черная, молчаливая ночь покрывала землю. Только вдали, над озером, кое-где огоньки мелькали, да на высоком столбе, по обычаю того времени, замечался свет. Хвостек со Смердою потонули во тьме. Пяст свободно вздохнул.

XIX

На следующий день в пястовой хижине жизнь потекла прежним порядком. Наступил тихий вечер, солнце золотило верхушки деревьев. На сарае, в своем гнезде, копошился неугомонный аист, с луга доносилось лошадиное ржание, овцы вернулись с пастбища и нетерпеливо ждали, пока их пропустят в ворота. Воробьи бойко чирикали, ласточки высоко кружились в воздухе, предсказывая назавтра ведро. Со стороны озера, куда-то на запад, пролетали целые стаи гусей и уток.

Пяст сидел у стола, о чем-то задумавшись; здесь, в его уголке, жилось так спокойно и мирно, а там, в окрестности, все приходило в движение. Вооружились решительно все. Мышки объявляли по селам тревожную весть: еще в эту ночь должны зажечься костры на горах. Посланные скакали от одного кмета к другому. У княжеского столба жизнь так и кипела. Княжеские стада сгонялись с полей, чтоб спасти их от неприятеля, который толпами все чаще стал появляться у самой опушки леса. Из пястовой хижины, где жили старик-отец с сыном-малюткой, некого было послать в дружину: одни только слуги вооружились, чтобы с другими отправиться вместе.

Какие-то дикие возгласы раздавались вдали. Трудно было понять: ликуют ли кметы или кричит княжеская дворня.

Пяст вышел на двор, оглядываясь по сторонам, и не мог оторвать глаз от темного замка, у которого с минуты на минуту должен был загореться кровавый бой. Лично для Пяста война являлась совсем некстати. Сын его достигал семилетнего возраста, а по обычаю семилетнему мальчику надлежало дать имя, благословить его; между тем кто же в такое беспокойное время согласился бы в гости приехать, разделить отцовскую радость? Напрасно было и приглашать даже самых близких соседей. Время слишком тревожное.

Он стоял еще на дворе, когда к воротам подъехало двое всадников. Оба были в чужестранных одеждах; по выражению лиц их легко было заключить, что это мирные люди, не причастные воинственному движению, среди которого случайно кинула их судьба. Внимательно посмотрев на кмета, они советовались между собою: видно, не знали, что предпринять.

Начинало смеркаться. Приезжие, должно быть, издалека явились сюда, быть может, из ляшских или Полянских земель, а может, и из земель, лежащих по ту сторону Лабы: в одежде их было что-то немецкое. Оба, еще достаточно молодые, закутаны были в длинные, темного цвета, плащи, из-под которых по временам виднелась яркая, плотно обхватывавшая тело ткань. Оружия у приезжих не замечалось. К седлам были привязаны небольшие узелки. Утомленные лошади вытягивали шеи, стараясь пощипать травы, бывшей у них под ногами. Тот, что впереди, казался красивым, несколько моложе своего товарища, мужчиною. Лицо его, несмотря на усталость, дышало спокойствием; на губах блуждала улыбка. Старший глядел суровее, видно, жизнь его закалила, но и в его чертах беспокойства не замечалось; словно, оба были уверены, что ничего дурного с ними случиться не может.

Это казалось тем более удивительным, что на пути сюда они, вероятно, встречались с раздраженными кметами и княжеской дворней, которая тоже недолюбливала чужих. Между тем воинственное движение, по-видимому, не произвело особенно сильного впечатления на путешественников.

Покончив свое совещание, один из них соскочил с лошади, с веселым лицом подошел к Пясту и поздоровался с ним на языке, который хотя и не был языком лехов, однако, старику показался к нему чрезвычайно близким. Пяст в ранние годы жизни своей много путешествовал по белому свету и выучился говорить на языке сербов, моравов и чехов.

— Мы из далеких стран, — проговорил вновь прибывший, — надеемся, что ты, добрый хозяин, не откажешь нам в ночлеге. Там, — прибавил он, указывая рукою на княжеский замок, — мы напрасно стучались с подобной же просьбой, велели нам прочь уходить. Мы попали в волнующуюся страну, хижины опустели. Ты, верно, нас приютишь? Нам ничего, кроме крова, не надо.

Старик поспешно растворил ворота настежь.

— Прошу вас покорно, милостивые гости, — отвечал Пяст, — войдите и отдохните. У нас никто не отказывает гостю. Это ведь отцовский обычай, который никогда не переведется, покуда мы живы.

При этих словах Пяст жестом руки пригласил их зайти в хижину.

Старший соскочил с лошади, и оба вошли в хижину. Молодой прислужник поспешил взять лошадей. Пяст повел гостей на крыльцо, оттуда в светлицу, чтобы здесь, по дедовскому обычаю, преломить хлеб с гостями. Усадив их к столу, старик приказал жене подать кушанье и напитки.