Журнал Наш Современник №10 (2001) - Журнал Наш Современник

Какова судьба этих трех книг? Будут ли они переведены на русский язык?

Будет ли показан фильм у нас?

Напишите поподробнее об этих событиях в вашем журнале. Очень нравится ваш отдел публицистики, а романы А. Проханова — потрясающи.

С уважением

Л. Юстратова

Ст. Спирово, Тверская обл.

Уважаемая Л. Юстратова!

Да, Вы правы. В журнале “Новый мир”, действительно, Солженицын опубликовал свое письмо Елизавете II, Королеве Великобритании, в котором писал, что “в 1945 и 1946 годах правительство Великобритании и его военное командование, ведшее до того времени, кажется, войну за всеобщую свободу (? — Ст. К. ), — по тайному соглашению с администрацией Сталина передали на расправу ему десятки тысяч и даже сотни тысяч беженцев из СССР...”

Ранее в “Архипелаге ГУЛАГ” он без сомнений утверждал ту же цифру: “И какой военный и политический резон для них имела сдача на смерть в руки Сталина несколько сот тысяч вооруженных советских граждан, решительно не хотевших сдаваться?”

А теперь позвольте мне привести несколько цитат из книги Н. Толстого “Жертвы Ялты”, изданной в Париже издательством “Имка пресс” (1988 г.)

“Солдаты Кононова составили 102 казачий полк и храбро сражались против Красной Армии и партизан” (текст Н. Толстого, стр. 27).

“Среди сдавшихся в плен немцам было около 40 тысяч казаков...” (текст Н. Толстого, стр. 298).

“Нам срочно нужны инструкции относительно размещения примерно 50 тысяч казаков... Они были частью немецких вооруженных сил и воевали против союзников” (стр. 293 — из письма английского фельдмаршала Александера своему кабинету министров).

“Могу ли я получить дальнейшие отчеты о 45 тысячах казаков, о которых говорил генерал Эйзенхауэр в своем донесении?” (стр. 297 — из письма Черчилля генералу Исмею).

“Несколько тысяч казаков были взяты в плен (последние три года они воевали в рядах немецкой армии, носили немецкую форму и являлись военнопленными” (стр. 292, из рассказа леди Лимерик, заместителя военной организации Красного Креста).

“Английские власти не проводили переписи в лагере казаков, но, согласно оценке, сделанной на основе заявок на продукты, их было 23 800 человек... Сами казаки, впрочем, приводят другие цифры: от 30 до 35 тысяч...” (текст Н. Толстого, стр. 177).

Из всего сказанного Вы сами можете понять, что Солженицын лжет, говоря о “нескольких сотнях тысяч”... Кстати, книга Н. Толстого вышла в 1988 г. в серии под общей редакцией самого Солженицына. Видимо, Александр Исаевич сам забыл о цифрах из книги Н. Толстого и, как это с ним часто бывало, придумал новые.

Неправду говорит он также и о том, что все они были “беженцы”: многие из них были перебежчиками, изменниками, нарушившими присягу и ставшими под знамена фашистской Германии, и отношение к ним, если принимать во внимание законы военного времени, естественно было гораздо более суровым, нежели к обычным немецким военнопленным. Они воевали в рядах врага против своей страны и своего народа.

Я помню те времена. Ненависть наших людей, переживших столько горя и мук во время войны и оккупации, была столь велика, что никакого сочувствия к пленным предателям в то время ни в советском правосудии, ни в обществе, ни в простом народе быть не могло.

Впрочем, даже “гуманные” французы казнили коллаборациониста Пэтена, как и норвежцы своего Квислинга. Чего уж говорить о советских людях, в душах которых жажда возмездия была много сильнее, нежели у французов и норвежцев.

Казни своих отечественных предателей через повешенье в те дни производились после освобождения советских городов под стихийное одобрение народа. Таково было время и таковы были естественные и исторически справедливые чувства наших людей.

Думаю, что никакой “некрасивой сделки” между Сталиным и англичанами не было. Зачем англичанам было заботиться о судьбе наших коллаборационистов да еще воевавших в немецких частях против тех же англичан? Они с облегчением отдали Сталину право судить и наказывать их. Конечно, когда происходят такого рода исторические катастрофы, то по отношению к отдельным людям могут совершаться и всякого рода несправедливости, но стихии (а война это страшная стихия) не подвластны юридическим нормам и всяческого рода мечтам о правах человека. Что же касается фильмов и других книг, о которых Вы упоминаете, то я их не знаю. Однако думаю, что они заражены той же пропагандистской ложью по отношению к истории СССР и России, которая сейчас захлестнула западную историческую “науку”.

Так что цифра “несколько сотен тысяч” имеет столь же мифический и пропагандистский смысл, как “60 миллионов” наших граждан, которыми якобы пожертвовал советский режим, чтобы “завалить трупами” немцев, как якобы “десятки миллионов” сидевших в ГУЛАГе, или как “шесть миллионов” евреев, погибших в гитлеровских концлагерях... Что делать! “Чтобы в ложь поверили, она должна быть колоссальна”, как говорил Геббельс.

Кстати, в том же 12-м номере “Нового мира”, о котором Вы упоминаете, Солженицын рассказывает о том, как в 1987 году он поехал в Лондон получать Темплтоновскую премию (“О самом Темплтоне ничего не было известно, кроме того, что миллионер”. — А. С. ).

Во время пребывания в Лондоне писатель встречался с Маргарет Тэтчер и принцем Чарльзом. С обоими он, как пишет сам, намеревался поговорить по одному щепетильному вопросу:

“Прочь от формальностей, я поцеловал руку Тэтчер — редко бывает женская рука достойней, а я испытывал к этой государственной женщине и восхищение и симпатию [...]. Да в такую редкую встречу и с таким центровым лидером, как она, — мне хотелось подняться выше политики... А тут еще был и разительный случай: война за Фолклендские острова. Прямо на другой стороне земного шара! Остаток заморской империи и такая малозначная земля, и гнать флот из-за нее, проливать обоюдную кровь? Как красиво и благородно было бы — от этих островов отказаться, отрешиться! Но так сильно Тэтчер была простужена, такой сорванный голос — не мог я затевать такой спор, не мог этого выговорить. Ведь Фолклендская война — была ее личная гордость, и успех ее партии — да вот перед новыми выборами”...

Не решился Александр Исаевич напомнить баронессе о Фолклендах, но судьба предоставила ему еще один шанс — он встретился и долго беседовал с принцем Чарльзом. В этом разговоре Александр Исаевич диктовал отпрыску королевской крови: “...Надо громко, решительно осуждать выдачу русских Сталину в 1945 году... Принц Чарльз слушал вбирчиво (так у автора. — Ст. К. ), иногда добавлял вопросы. О Фолклендской войне — и тут я сказать не решился”.

Вот ведь что получается! У бесстрашного диссидента, метавшего грома и молнии в “империю Зла”, публиковавшего огнедышащие “послания вождям”, бросавшего вызов всему лагерю социализма, тоталитаризма, сталинизма, у яростного борца против нашего вторжения в Афганистан язык прилипает к гортани, когда он вспоминает о Фолклендах. Не хочется ему, видите ли, огорчать “вбирчивого” Чарльза и “простуженную” Тэтчер. Ту самую, которая его родину — страну “Слова о полку” и Пушкина, Менделеева и Чайковского, страну с тысячелетней великой культурой в то время обозвала “Верхней Вольтой с ракетами”. За что он ей, видимо, и ручку поцеловал.

А. И. от восхищения перед “государственной женщиной” обомлел совершенно, однако все-таки задним умом понял, что на демократическом Западе антизападные пропагандистские штучки даром ему не пройдут, — и стушевался окончательно перед сильными мира сего. А может быть, испугался того, что за бестактное упоминание о британской агрессии англичанам с их исторической памятью, не дай Бог, придет в голову депортировать его обратно в СССР, как депортировали они когда-то “на расправу Сталину казаков”?

Словом, у страха глаза велики. Не глаза, а увеличительные стекла, через которые “десятки тысяч” превращаются в “сотни”...

С уважением

Ст. Куняев

«Жив русский дух - жив!» (Наш современник N10 2001)

“ЖИВ РУССКИЙ ДУХ — ЖИВ!”*

“Разумеется, я читала все, что Вы публиковали в “НС”, и, естественно, ликовала, как и все порядочные русские люди. Но книга! Мощное, ни с чем не сравнимое впечатление! Ведь это учебник для любого честного человека, это надо в срочном порядке читать по всей России! Это руководство к действию, источник сил и опыта в первую очередь для разрозненных патриотических рядов.