Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

предположила, что это на него в первую очередь воздействовали ментально!

Поскольку говорить громко Полине было неудобно, она шёпотом орала в десяти сантиметрах от невозмутимого лица леди Камиллы. Та только улыбалась. Когда же Полина замолчала, выдохшись, Камилла сказала:

– Я думаю, что дело тут не в монастыре, не в аббатисе и уж тем более не в сестре Франческе. И не в Ка’Обелерио тоже. Дело в каких-то внутренних течениях, чисто венецианских, о которых мы с вам знаем чуть меньше, чем ничего. И если бы не влезли случайно в эти истории, продолжали бы отдыхать, даже и не ведая, что совсем рядом кипят такие страсти…

– Так что же, мы ничего и не узнаем? – от огорчения Полина дала петуха, словно провинциальный тенор. – Через неделю или сколько там осталось, десять дней, сядем в дирижабль и улетим в сторону Люнденвика, и всё?

– Посмотрим…

Леди Камилла встала навстречу спустившейся со второго этажа Норе.

– Ну как, успешно?

– Разумеется. Оказалось, мы знакомы с профессором Дзиани, я консультировала диссертацию одного из его аспирантов. Идти нам довольно далеко, минут двадцать, в самый дальний конец парка.

Они миновали два или три корпуса, фонтан, газоны и клумбы, розовые кусты во множестве, и наконец леди Камилла спросила самым светским голосом.

– Скажите, Нора, не происходит ли сейчас в Венеции чего-либо редкого, странного или неожиданного?

Госпожа Хемилтон-Дайер призадумалась.

– Неожиданного – пожалуй, нет. Странного – что говорить, всё, что происходит в этом городе, явственно отдаёт эксцентричностью. Редкое… Ну, например, через два месяца должен приступить к своим обязанностям новый начальник городской стражи.

– И что? Это какая-то неподходящая кандидатура?

– Да в том-то и дело, что кандидатуры никакой нету! Дож Лоредано предложил своего претендента, каждая из противостоящих партий, Контарини и Торнабуони против Фабриччако и Леоне – своего. Стоящие в сторонке Дандоло тоже не остались равнодушными. И представьте себе, ещё до начала обсуждения кандидатур в Совете двенадцати все четверо оказались скомпрометированными!

– Каким же образом?

– А! – Нора махнула рукой. – Самым дурацким из возможных. Например, у Симоне Симони, предложенного дожем, обнаружилась немалая собственность в Тоскане. Ну и что же, что это дом на море, принадлежавший бабушке его жены? Всё равно нельзя!

– Странное правило, – леди Камилла явно была заинтригована.

– Венеция, чего вы хотите? Кандидат от Контарини отказался сам, поскольку у него внезапно случился развод, а это в Лации дело сложное и нервное, и очень, очень дорогостоящее. Ну, и с остальными тоже непременно какая-нибудь сложность да вылезла, и в результате почтенный синьор Висентин через два месяца покидает пост, а заменить его некому.

– И что же?

Голос леди Камиллы звучал мягко-мягко, а в глазах сверкали искорки. Полине представилась большая мягкая кошка, дремлющая возле мышиной норки…

Госпожа Хемилтон-Дайер фыркнула.

– Решили провести конкурс. Получили восемьдесят две заявки, отсеяли семьдесят, остальных будут изучать.

– Понятно…

– Ну, ещё из редких событий можно назвать празднование дня рождения дожа… То есть, это бывает каждый год, конечно, но тут круглая дата, поэтому намечены торжества. Оперная премьера, – Нора загибала пальцы. – Выставка Дюрера и его современников в Академии, конкурс мастеров стекла…

– Венеция живёт насыщенно, – усмехнулась леди Камилла.

– О да, иногда даже слишком! Ну вот мы и пришли, исторический корпус университетской клиники, иначе говоря – отделение терапии, – Нора показала на двухэтажное кирпичное здание. – Следовало бы давным-давно убрать отсюда палаты и больных, и разместить какие-нибудь учебные аудитории или администрацию. Но это ещё одна черта Венеции, здесь никогда не торопятся. Поначалу мне всё время хотелось подтолкнуть собеседника, чтобы хоть говорил побыстрее.

– А теперь?

Тяжкий вздох был Полине ответом.

ГЛАВА 18,

в которой сестра Франческа припоминает кое-что новое

Старое здание отделения терапии настоятельно просило ремонта: входная дверь мучительно скрипела, открываясь, плитка на полу в холле выщербилась, а стены были выкрашены давным-давно, и установить первоначальный цвет не представлялось возможным. Сюда попадали те, кому не по карману были отдельные палаты в новом корпусе. Ну, зато к их услугам были высокие потолки, огромные помещения, в которых в самую тяжкую августовскую жару не было душно, потолки, расписанные амурами и психеями, и высокие стрельчатые окна, за которыми видны были только деревья парка.

Впрочем, сестра Франческа не желала или не могла использовать даже этих небольших преимуществ, она даже в окно не смотрела: сидела на кровати, опираясь спиной на тощенькую подушку, и перебирала чётки.

Леди Камилла негромко её окликнула, монахиня распахнула глаза и её губы дрогнули.

От испуга?

Нет, кажется, Полина явственно увидела радость в глазах женщины.

– Вы? О, синьора, благодарю вас! Как я рада вас видеть! – Франческа подалась вперёд.

Палата была почти пуста, хотя и обитаема, это было видно по мелким вещичкам возле других кроватей -чашка или кружка, плед, стопка книг, несколько ярких журналов, вазочка с цветами… На угловой кровати, самой дальней от Франчески, приподнялась полная молодая женщина в ярком халате. Она посмотрела на посетителей, передёрнула плечами и сказала своей соседке, длинноносой и худой, с ярко-рыжими крашеными волосами.

– Ты смотри, к нашей малохольной кто-то пришёл!

Рыжая, не повернув головы, что-то ответила совсем тихо, но Нора этот ответ услышала, судя по тому, как сверкнули её глаза. Леди Камилла тем временем поставила на тумбочку возле кровати корзину с фруктами. Увидев это, Франческа замотала головой.

– Не нужно, синьора! Всё равно…

– Что всё равно?

– Да так… Неважно… Я хотела вам сказать, что я кое-что вспомнила!

– Вот что, – Нора Хемилтон-Дайер взяла разговор в свои руки. – Вы можете вставать? Вам разрешено выходить в парк?

– Да, синьора.

– Вот и славно. Пойдёмте, прогуляемся, заодно и поговорим без лишних ушей.

Последние слова Нора выделила явственно, чтобы и самый тупой понял.

В парке было прохладно, и Франческа, одетая только в лёгкий белый подрясник, поёжилась. Леди Камилла покопалась в сумочке и достала ярко-жёлтый, солнечного цвета кристалл, обрамлённый в золото и светлое ароматное дерево.

– Вот, возьмите, – она всунула амулет в руку Франчески. – Сожмите один раз, и будет тепло. Два раза – амулет отключится. Его должно хватить на неделю, если пользоваться каждый день по двенадцать часов.

– Ой, не нужно, синьора! Я… со мной всё в порядке, уже и ссадина на затылке почти заросла. Доктор Травески сказал, что завтра меня выпишет.

– Как, вы сказали, фамилия врача? Травески? – Нора остановилась и посмотрела на сестру Франческу. – Это не он раньше был главным врачом госпиталя Сан-Заниполо?38

– Я не знаю, синьора, – Франческа сжалась, словно кто-то мог её ударить.

– Хорошо, не волнуйтесь. Рассказывайте, пожалуйста!

Бессознательно