Рваные судьбы - Татьяна Николаева

мёрзнут и почти ничего не едят, возможно, им не всегда есть, где заночевать. А ты сидишь дома, в тепле, спишь в мягкой постели. Чего тебе ещё желать?!

6.

Прошла неделя, вторая была на исходе. От Лизы с Шурой не было никаких вестей. Рая начала всерьёз волноваться. Она, правда, знала, что другие могли и полмесяца ходить, и больше, а кто через неделю уже возвращался – кому как повезёт. Просто было очень холодно и сыро, – как бы не заболели. Рая беспокоилась.

Поэтому, когда она услышала шум со двора, поспешила выйти навстречу, решив, что это родные вернулись. Но это были не мать с сестрой. На пороге она столкнулась с немцами. Она ахнула от страха и шарахнулась в сторону, едва удержав равновесие. Немецких солдат было трое, и с ними Колька Береста, что жил через две улицы. Он был при немцах за переводчика.

Один немец стал говорить, а Колька очень медленно и нескладно переводить. Но Рая и без переводчика поняла всё, что говорил немец:

– Приказано собрать вещи, только самые необходимые: смену белья и тёплую одежду, и следовать за нами в указанное место.

– Здесь должны быть ещё двое, – добавил второй немец, заглянув в какие-то бумаги.

Рая рванулась в сторону комнаты, но тут в дверях появилась Вера. Она вышла на шум голосов.

– Хорошо, – улыбнулся тот второй. – А где третья?

Колька перевёл.

– Какая третья? – не поняла Вера. Она подошла к Рае. – Чего им надо?

Рая притянула к себе сестру и ответила по-немецки:

– Третьей нет дома. Она ушла с матерью неделю назад. И ещё не вернулась.

Немцы внимательно выслушали ответ девушки, потом посовещались вполголоса и, наконец, снова заговорил первый:

– Ладно, собирайтесь вы двое. Быстро! У вас пять минут.

Сёстры, как и было приказано, собрали вещи, оделись и вышли из дома. На улице они увидели, как из соседних домов, из домов на соседних улицах так же выводят девушек и парней.

– Рая, куда нас ведут? – шёпотом спросила Вера, когда они уже шли по улице вместе с остальными под конвоем немецких солдат.

– Я сама не знаю, – как можно спокойнее ответила Рая.

– Уж точно не расстреливать, – улыбнулся сосед Андрюха, пятнадцатилетний подросток, отличавшийся недюжинным умом и своеобразным чувством юмора. Но сейчас его улыбка и шутки были неуместны.

Вера побледнела. Рая метнула на Андрея гневный взгляд и сказала, стиснув зубы:

– Помолчал бы, умник. Совсем не смешно. Иногда твои шутки раздражают.

– А я и не думал шутить, – спокойно ответил Андрюха. – Это факт. Если бы нас собирались расстрелять, то повели бы в другую сторону. А нас сгоняют на вокзал. Смотрите, сколько там уже народу. Нас куда-то повезут.

В словах парня был здравый смысл, но всё равно спокойные рассуждения на такую серьёзную тему возмущали и раздражали Раю. Она тоже не собиралась вопить от страха, но и спокойно болтать и шутить в данной обстановке не могла.

А сосед Андрюха, в конечном счёте, оказался прав. На железнодорожном вокзале было полно народу – всё молодое население Чугуева и Осиновки. И ещё в течение целого часа прибывали всё новые и новые партии молодёжи. Затем всех загнали на платформу, и ещё около часа ожидали прибытия поезда.

Рая крепко обняла Верочку и сжала её руку.

– Ничего не бойся, и главное, ни на шаг не отходи от меня. Будь всегда рядом со мной. Поняла?

– А я и не боюсь, – ответила Вера, вцепившись мёртвой хваткой в руку сестры.

После часа ожидания прибыл, наконец, эшелон. Первые вагоны были с мягкими сиденьями – для немецких офицеров. Следом шли несколько обычных с жёсткими лавками – для солдат. А замыкали состав с десяток товарных вагонов. Именно эти вагоны были предназначены для людей, ожидавших на станции. Их стали загружать туда, как скот. Вагонов оказалось мало, так что людей сдвигали плотным строем. О том, чтобы присесть, никто даже и не думал.

Когда за последними вошедшими задвинули тяжёлую дверь и повесили навесной замок, тревога в сердце Раи усилилась. Оказавшись в полной темноте, среди сотен таких же людей, не ведающих, куда их сейчас повезут, и что их ждёт впереди, Рая мысленно уже прощалась с жизнью. Что будет дальше?

– Мама будет волноваться, – услышала она из темноты шёпот Верочки. – Мы же не оставили ей записку.

Рая сжала руку сестры и сглотнула ком, больно сдавивший горло. Прогудел гудок паровоза, возвещая об отправлении. Состав дёрнулся, повалив стоящих внутри людей друг на друга, и двинулся с места. Грохоча колёсами о рельсы, поезд набирал скорость. Куда их везут и вернутся ли они когда-нибудь домой? Увидят ли ещё родные места? Никто не знал.

«Мама и правда будет волноваться», – пронеслось у Раи в голове.

7.

Прошла ещё неделя. Лиза с Шурой вернулись, наконец, домой. Они вошли в пустой дом. Лиза сразу почуяла неладное и пошла к матери разузнать, что случилось. Поля рассказала дочери то, что знала сама от соседей: всю молодёжь из Чугуева и близлежащих населённых пунктов в один день согнали на вокзал, погрузили в вагоны и увезли куда-то.

– Немцы ходили по домам со списками и забрали всех. Никому не удалось спрятаться, – рассказывала Поля. – А списки составили предатели-полицаи. У нас по Осиновке – Колька Береста. Да ты его знаешь, через две улицы от вас живёт. Он и до войны был редкая сволочь, скользкий червь. А сейчас проявил себя сполна. Чисто сработал, всех сдал. Иуда! – Поля презрительно скривила губы, взгляд её наполнился ненавистью.

Душу Лизы сковал страх. Воображение рисовало самые страшные картины. Лиза пыталась отогнать тревожные мысли, но тщетно.

– Господи, что же с ними будет? – прошептала она. – Хоть бы узнать, куда их увезли.

Сильно рискуя, Лиза отправилась прямиком к Кольке Бересте, чтобы у него самого узнать подробности.

Лиза вошла в его дом в тот момент, когда вся семья сидела за столом и ужинала. Краем глаза Лиза увидела на столе кастрюлю с дымящимся борщом, кашу, хлеб. Как будто и не было войны и голода вокруг. У Лизы и в мирное время не каждый день бывал такой богатый стол.

От голода и ненависти к горлу подступила тошнота. Она вынуждена неделями ходить по соседним сёлам и городам, отматывать десятки километров пешком по холоду и слякоти, по несколько дней не есть и практически не спать, чтобы выменять кусок хлеба или пару рублей на серую муку для лепёшек, в то время как этот предатель сидит у себя дома в тепле и жрёт вражеский паёк за то,