Птичий путь - Сергей Алексеев

– Я предупреждал, это мечта человечества…

– Только вот мечтает ли об этом нынешнее человечество? – не дал договорить вершитель судеб. – Ладно, ты пока поживи в музее. Осмотрись, погуляй по городу. Тебе надо привыкать к миру.

– Где моя Дара? – окончательно теряя азарт, спросил Сколот.

– Может, еще и няньку подать? – грубо спросил Стратиг. – Привыкай сам ходить, тебе придется существовать в мире изгоев. – Он пригласил престарелую Дару-ключницу по имени Валга и попросил поселить Сколота в чердачной комнате флигеля.

Сколот не знал, с кем и как долго он собирается обсуждать то, что, казалось бы, давно решено и определено, и ушел обескураженным. Стратигу опять что-то не нравилось, хотя на сей раз были исполнены все его условия.

Мрачноватый, неуютный каменный флигель стоял в глубине парка и, видимо, служил приютом для странствующих. Старуха поднялась по скрипучей наружной лестнице на деревянный балкончик и отомкнула дверь.

– Света тут нет, – предупредила. – Ты, сударь, гляди, с огнем не балуй. Стемнеет, так спать ложись. Утром государь позовет.

Так старые Дары называли Стратига…

С истока реки Ура Сколота сопровождала совсем молоденькая Дара, и в самом деле, несмотря на возраст, бывшая вместо няньки, наставника, путеводителя и благодарного слушателя, поскольку он развлекал ее своими песнями и потому не заметил ни дороги, ни времени, ни пространства, по коему передвигался. Кажется, были попутные грузовики, автобусы, приветливые люди на пустынном шоссе, потом теплоход на ночной реке, нескончаемое ощущение радости, легкой взаимной влюбленности и уверенность, что это никогда не кончится. К тому же Дара призналась, что получила приятный для нее урок спутницы Сколота и теперь всегда и всюду будет с ним рядом. Но в музее внезапно, даже не попрощавшись, исчезла, и он словно проснулся, очутившись перед грозным государем, вернее, под его самоуглубленным, отстраненным взором.

Комната под чердаком была летняя, неотапливаемая, хотя посередине проходила печная труба с дверцей и вьюшкой, а на улице стояла ярко-желтая, холодная середина октября. С вечера еще было терпимо, ночью же Сколот кое-как согрелся под тонким одеялом, задремал ненадолго и вскоре замерз до крупной дрожи и чаканья зубов. И тут, еще в полусне, привиделось, будто он снова в истоке реки Ура: выбрался из пещеры, чтоб набрать свежего снега, а перед входом матерая волчица. Вскинула голову и завыла – говорили, будто она стережет Тариги и сколотов, но ему всегда слышалась в ее голосе обыкновенная звериная тоска.

Сколот стряхнул дрему и услышал, как в трубе воет ветер. Дощатые стены продувало насквозь, пузырилась и плавала в воздухе занавеска на единственном окне, вдобавок и крыша оказалась дырявой, с потолка капало. В пещерах под Таригами было намного теплее. По крайней мере, неподвижный воздух можно нагреть собственным телом и сколько угодно поддерживать температуру…

Сколот закутался в одеяло, вынул гитару и попробовал играть, но онемевшие пальцы не слушались. Тогда он размял, растер ладони, погрел их у себя под мышками, однако гриф и струны все равно через минуту их выстудили, и музыка получалась холодной, заунывной. Свой, личный запас активизированного топлива, утаенный от Стратига, у него был и хранился в медной капсуле, спрятанной в чехле гитары вместе с другими веществами, принесенными с истока реки солнца. Невзирая на предупреждение ключницы Валги, он открыл дверцу в трубе, достал всего одно зернышко и уже хотел запалить его на закрытой чугунной вьюшке, но вновь уловил глухой волчий голос. Вначале подумал, это опять ветер, но прислушался и обнаружил, что звук исходит из трубы, причем откуда-то снизу. Скорее всего, где-то на первом этаже скулил пес – откуда здесь взяться зверю? Сколот нащупал кольцо на вьюшке, поднял ее и отставил в сторону. И уже явственно услышал обреченный скулеж с подвывом.

– Что, брат, заперли тебя? – Он посвистел в трубу.

Все звуки разом оборвались. И через несколько секунд послышался осторожный голос – вроде бы юный, ломкий, подростковый:

– Ты кто?.. Эй?.. Ты музыкант?

– А ты кто? – не сразу спросил Сколот и замер.

– Пленница… Меня держат под замками!

– Мне показалось, там собака или волк…

– Я Ящерица! Белая Ящерица!

– Это что, прозвище?

– Ну да!.. Меня так звали. А я сейчас вроде бы слышала гитару. Это ты играл?

– Я играл. Только руки замерзли…

– Поиграй еще, – донеслось из трубы. – А лучше спой что-нибудь. Ты умеешь петь?

Сколот осторожно просунул голову во вьюшечную камеру – внизу была черная, сажистая темень. Потоком воздуха несло запах гари и сырости.

– Где ты есть?

– В подвале! – донеслось снизу. – Здесь холодно и крысы.

– Разве тут есть подвал?

– Здесь склад забытых вещей. Музейные запасники.

– Давай я спущусь к тебе?

– Я сижу под запорами. А труба узкая. Ко мне не попадешь…

– А кто тебя посадил?

– Эта старуха, Валга… И еще грозилась обрядить в смирительную рубашку!

– За что?

– Хочешь, расскажу?.. Только через трубу плохо. Твой голос уносится вверх.

– Погоди, приду к тебе! Где вход?

– Через вход ко мне не попасть! – Голосок Белой Ящерицы затрепетал. – Двойная железная дверь… Подойди к окошку! К реке выходит! Я вытащу раму… Только на нем решетка!.. И смотри, чтоб никто не увидел! Валга не спит по ночам.

После дождя лестница перестала скрипеть, и Сколот, прихватив гитару, почти бесшумно спустился с чердака. Флигель давно врос в землю, и вокруг, под самыми стенами, буйно и густо поднималась малина. Он продрался сквозь заросли и не сразу отыскал единственное узенькое оконце на уровне с землей, крестообразно перехваченное массивными прутьями.

– Я здесь, здесь! – услышал срывающийся шепот. – Вот моя рука!

Стены тоже были настолько мощными, что он едва достал руку, просунув свою до плеча – ее пальцы оказались влажными и неожиданно ледяными. Разглядеть что-либо было невозможно, хотя почудилось, в полном мраке на миг засветились зеленые глаза.

– Я тебя вижу, – прошелестел радостный голосок пленницы. – Думала – Странник, но ты не похож на Странника… Кто ты?

– Сколот, – признался он. – Пришел, чтоб получить урок.

– Сколот? – Рука ее дрогнула и замерла. – Ты был в истоке реки Ура?

– Целых одиннадцать лет. А теперь предстоит жить в миру, среди изгоев…

– Ты – сын Мамонта?

– Да!.. А ты его знаешь?

– Он был избран Валькирией!

– Мне говорили об этом…

– И не пожелал открыть Книгу Будущности! – проговорила она с каким-то печальным восторгом. – Отказался от рока Вещего Гоя!

– Что это значит? – спросил Сколот.